Схизматрица - Стерлинг Брюс. Страница 34

Она бросилась к нему. Он, прижавшись шлемом к железу пульта, кричал во всю глотку:

— Мертвые! Они мертвые!

— Сними шлем! — крикнула она.

Он шевельнул правым плечом:

— Рука!..

Просунув руку в амбразуру, она помогла ему снять шлем. Шлем отскочил с характерным хлопком воздуха, и она почуяла знакомый запах его тела. Из ноздрей и левого уха тянулись полузасохшие кровяные дорожки. Он подвергся декомпрессии…

Нора нежно провела ладонью по его щеке:

— Мы живы. Мы живы…

— Они хотели тебя убить, — отвечал он. — Этого я не мог допустить.

— И я тоже. — Она оглянулась на труп Паоло. — Это было… вроде самоубийства. Мне кажется, что я сама мертвая.

— Нет. Ты принадлежишь мне, а я — тебе. Повтори мне то же самое, Нора.

— Да. Это так.

Закрыв глаза, она прижалась лицом к амбразуре. Он поцеловал ее. Солеными, окровавленными губами.

Когда Клео покончила со своей работой, она вышла в скафандре на поверхность, поднялась на борт «Консенсуса» и все, что смогла, обмазала клейким контактным ядом.

Однако Линдсей опередил ее. Чтобы добраться до тяжелого бронированного скафандра, ему пришлось прыгать через открытое пространство, подвергая себя декомпрессии. Он застиг Клео в рубке управления. В тоненьком пластиковом скафандре ей не на что было надеяться, — он разорвал пластик, и она приняла смерть от собственного яда…

Разрушению подверглось все. Пострадал даже семейный робот. Депутаты, проходя пустышечный цех, слегка свихнули ему мозги, и по соседству с пусковым кольцом разрушение, будучи поставлено на автоматизированную основу, пошло полным ходом. Тонну за тонной, робот наваливал руду на переполненные, полопавшиеся ветвэр-резервуары. Потоки жидкого пластика хлынули в туннель пускового кольца, и без того заблокированного застрявшей на полпути бадьей. Но как раз это тревожило Линдсея с Норой меньше всего.

Главную опасность представляла собой инфекция. Микробы, привезенные с Дзайбацу, мигом разорили деликатные биосистемы астероида. Через месяц с небольшим после всеобщего избиения сад Клео превратился в нечто кошмарное.

Изнеженные цветы шейперских оранжерей плесневели и рассыпались в прах от одного лишь прикосновения обычного, нестерилизованного человека. Растительность приобретала более чем причудливый вид: гниль свивала стебли в замысловатые штопоры. Линдсей навещал оранжереи ежедневно, и само присутствие его ускоряло распад. В воздухе витали привычные ароматы Дзайбацу, знакомая вонь жгла легкие.

Все это он таскал за собой. С какой скоростью ни беги, все равно потянется за тобой прошлое. От прошлого не сбежишь.

Они с Норой никогда от него не освободятся. Главное даже не в инфекции и не в беспомощно болтающейся руке. И не в россыпи болячек, обезобразившей кожу Норы и наполнявшей ее глаза каменным стоицизмом. Главное уходило корнями в далекое прошлое, в годы учебы, перековеркавшей их обоих. Именно это прошлое свело их вместе. Линдсей знал твердо, что ничего лучше этого в жизни с ним не бывало.

Вид шейперского робота за работой натолкнул его на мысли о смерти. Робот непрестанно и неустанно набивал руду в кишки пустышечного ветвэра. Оба они умрут от удушья, а машинная гиперактивность, эта жуткая пародия на жизнь, будет длиться бесконечно. Он мог, конечно, выключить робота, но почему-то жалел его — так трогателен был робот в слепом своем упорстве. И тот факт, что кольцо заливали тонны пластика, означал победу пиратов. Бесполезную победу, которую Линдсей не решался отнять у мертвых…

Чем больше портился воздух, тем дальше они отступали, герметизируя за собой туннели. И наконец — добрались до последнего хозяйственного сада, бережно расходуя напоенный ароматами сена воздух, любя друг друга и пытаясь залечить раны.

В обществе Норы он снова принял жизнь шейпера — утонченную, со всей присущей ей многоплановостью мышления и болезненным блеском. А острые грани Норы в его обществе постепенно сгладились, расплелись тугие узлы невыносимейшей напряженности, исчезли болезненные вывихи и заскоки.

Они приглушили реактор, в туннелях сделалось холоднее, и это сдерживало распространение заразы. По ночам, закутавшись в большое, с хороший ковер, покрывало, которое Нора время от времени принималась украшать вышивкой, они тесно прижимались друг к другу.

Она не собиралась сдаваться. Она была средоточием какой-то неестественной, непреоборимой энергии, которой Линдсей мог лишь позавидовать. Множество дней потратила она на ремонт радиорубки, прекрасно понимая, что пользы от этого не будет ровным счетом никакой.

Служба безопасности Совета Колец прекратила свои передачи — военные аванпосты стали ненужной помехой. Механисты эвакуировали их и со всей дипломатической вежливостью доставляли персонал на Совет Колец. Какая война? Нет и не было никакой войны. Никто ни с кем не дрался. Картели рассчитывались сполна с отозванными каперами и спешно обращали их к мирному образу жизни…

С ними было бы то же самое, сумей они докричаться. Но все передатчики уничтожены — запчастей к ним не было, да и технических навыков обоим недоставало.

Линдсей примирился со смертью. За ними никто не прилетит, все сочтут аванпост погибшим. Когда-нибудь, конечно, проверят, но — не в ближайшие годы.

Как-то ночью, утомленный любовью, Линдсей лежал без сна, играя с протезом мертвого пирата. Было в нем что-то притягательное — и одновременно он радовался, что, умерев молодым, хотя бы не докатится до подобного. Собственная его правая рука почти полностью потеряла чувствительность. Нервы начали разрушаться еще со времен инцидента с пушкой. Боевые ранения лишь ускорили этот процесс.

— Проклятые пушки, — сказал он вслух. — Ведь кто-то же найдет когда-нибудь это место! Разобрать бы их да сломать, чтобы знали: мы тоже были достойными людьми. Надо бы… Но дотрагиваться противно.

— Ну и что? Они все равно не действуют.

— Не действуют, потому что заблокированы. — То был один из его прошлых триумфов. — Но можно же разблокировать! Это — зло, милая. Их нужно сломать.

— Ну, если тебе так… — Нора привстала, открыв глаза. — А что, если выстрелить?

— Нет, — немедля ответил Линдсей.

— Взорвать «Консенсус» пучком частиц! Тогда кто-нибудь заметит.

— Что заметит? Что мы — уголовники?

— Раньше это были бы просто мертвые пираты. Все в порядке вещей. Но сейчас разразится такой скандал! За нами обязательно прилетят. Чтобы такое не повторилось.

— Ты согласна рискнуть мирным фасадом, который пока что демонстрируют людям пришельцы? Только ради того, чтобы нас, может статься, спасли? Представляешь, что с нами сделают, когда прилетят?

— Что они могут сделать? Убить? Мы и так почти уже мертвые. А я хочу жить.

— Уголовницей? Всеми презираемой?

— Как раз в этом для меня ничего нового нет, — горько улыбнулась Нора.

— Нет, любимая. Всему есть предел.

Она погладила его по спине:

— Я понимаю.

Две ночи спустя он проснулся в страхе: астероид тряхнуло. Норы рядом не было. Вначале он решил, что это метеорит — штука редкая, но ужасная. Он прислушался, не шипит ли где уходящий в трещину воздух, но в туннелях все еще отдавалось эхо.

Увидев Нору, он сразу обо всем догадался.

— Ты все-таки выстрелила.

Ее трясло.

— Перед тем как стрелять, я сняла «Консенсус» с якоря. Вышла на поверхность. Там что-то жуткое. Пластик течет из жерла кольца в пространство.

— И слушать не желаю.

— Но я должна была это сделать. Ради нас. Прости меня, милый. Клянусь, я никогда больше не обману тебя.

Некоторое время он хмуро молчал.

— Думаешь, прилетят?

— Не исключено. Я только дала нам шанс… — Нора была расстроена. — Тонны пластика. Вылезают, как паста из тюбика. Вроде гигантского червя.

— Случайность, — сказал Линдсей. — Запомни, нужно будет сказать, что все вышло случайно.

Она виновато взглянула на него:

— Теперь я разрушу пушку.