Zeitgeist - Стерлинг Брюс. Страница 26

Старлиц повернулся к дочери.

– Зета, я с тобой поговорю, честное слово. Я очень много тебе расскажу. Просто ты застала отца в разгар важных событий. Мне надо сперва кое в чем разобраться.

– Деньги? – догадалась Зета.

– Совершенно верно, деньги. Ради них и создаются поп-группы.

Она внимательно на него смотрела, щуря глаза.

– Разве люди из-за этого играют музыку? Из-за денег?

– Ничего подобного! Я сказал только, что ради денег создаются группы.

Зета пожала худенькими плечиками и потупила глазки.

– Ладно, папа, я подожду.

Старлиц, глядя на нее, ощущал первый приступ искренней вины за всю свою взрослую жизнь. Ему пришло в голову, что малышка Зета держится отлично. Ее переправили через полмира, как невостребованный багаж, и оставили у его порога, а она... Он был противен самому себе. Особым тоном, предназначенным для усмирения разбушевавшихся на концерте подростков, он спросил:

– Тебе лучше, Зета? Тошнота прошла?

– Когда ты со мной разговариваешь, мне становится лучше.

Они захлопнули дверцы такси и покатили дальше.

– Кстати, Пулат Романович, мы с тобой не впервые сталкиваемся с такими типами. Вспомни Шакала Рафа [21] в Финляндии. Тоже был крепкий орешек.

– Ты шутишь? Я по-прежнему имею дело с Шакалом Рафом. Это одна из причин, почему мне так не терпится покинуть этот вшивый турецкий остров и вернуться в покой и безопасность Белграда. Раф в Белграде, теперь он работает там. Мир на Балканах затянулся, скоро там опять начнется заваруха. Тогда русские станут в Сербии очень популярны. Всякий раз, когда сербам попадает шлея под хвост, они вспоминают о своей любви к русским.

– Я тоже это заметил.

– Так что они нас скоро полюбят, и президент Сербии простит мне угон его специального самолета.

– Тут мне нечего сказать, Пулат: ты говоришь дело. Что у нас с поп-музыкой в Белграде? В Нови-Саде? Не считая всех этих славянских девчонок в стиле «турбо-фолк», вроде Цецы Разнятович. Мы уже выступали в Хорватии и Словении.

– Послушай моего совета, Леха, и забрось свой музыкальный бизнес. Не борись с Озбеем, просто продайся ему. Он способен хорошо заплатить: за ним стоит все турецкое государство, поэтому он может проявлять щедрость. «Большая Семерка» гораздо дороже Озбею, чем тебе. Международный гастрольный тур – прекрасное прикрытие для турецкого тайного агента, торгующего оружием и наркотиками. Твои девчонки переправят его на Ближний Восток, на Балканы, в Центральную Азию, как семь верблюдиц.

– Очень может быть. Но чёс по маргинальным, зарождающимся рынкам с группой, копирующей «Спайс Гёрлз», – это моя оригинальная идея, черт возьми!

Хохлов поднял на него влажные глаза.

– «Оригинальная идея»? Это непрофессиональный разговор.

– Кроме того, я сделал на группу ставку в маджонг.

Хохлов махнул рукой.

– Тебя не поймешь, Старлиц. То ты изрекаешь истины, то становишься дурак дураком.

Турецкая Республика Северного Кипра, непризнанное государство, не добилась от непреклонного руководства гражданской авиации большинства стран разрешения на открытие воздушного сообщения. Поэтому главный аэропорт страны поражал скромностью. Терминал был неприглядным и пыльным, вокруг цвели неухоженные кусты. Ржавый радар аэропорта был похож на решетку для барбекю.

Оставив Хохлова в такси, Старлиц распахнул перед Зетой треснутую стеклянную дверь терминала и дальше повел ее за руку. Пол аэропорта Эркан был покрыт тонким хрустящим слоем желтой пыли, надутой ветром, торговые киоски выглядели неопрятно, щербатые металлоискатели казались совершенно лишними.

Старлиц купил дочери пузатую цветастую коробку рахат-лукума.

– Это съедобное? – подозрительно спросила Зета.

– Да, похоже на мармелад.

– Я ем только белый мармелад.

– Значит, выбирай белые кусочки.

На табурете у стойки бара восседал Визел. Он цедил джин с тоником из стакана, отягощенного крупными зелеными дольками местного лайма. Его изможденная физиономия была вымазана кремом для загара, на верхней губе уже отрастали усы. У него была новая прическа, новые очки, новые сумки с аппаратурой. Из кармана плаща, смахивающего на шинель, торчал красно-белый билет турецкой авиакомпании.

Появление Старлица с девочкой стало для него неожиданностью, но он взял себя в руки.

– Легс! Вот так встреча!

– Как дела, Визел?

– Отлично! Превосходно! Я тебе бесконечно благодарен за то, что ты познакомил меня с Мехметкиком. Он завалил меня фотографической работой. Его дядя – большая шишка в турецких масс-медиа.

– А как же!

Визел показал ламинированный пропуск с эмблемой «Большой Семерки», висевший у него на шее.

– Он поручил мне снимать группу в турецких гастролях. Возможно, здесь не центр мировой поп-культуры, зато туркам, представь, такие штуки еще не безразличны. – Визел отодвинул экспонометр и непочатую пачку «Крейвен-Эй» и извлек турецкий скандальный журнальчик из стопки глянцевых западных аналогов, валяющихся на стойке. – Полюбуйся этими турецкими снимками! Здесь все еще лезут за корсаж и задирают юбки... Если звезда ложится в постель с мужчиной, турки еще не ленятся раздуть из этого скандал. Я вернулся в эпоху «Сладкой жизни»! [22]

– Смотри, не увязни в сладкой старине.

– Не увязну. Я зачарованно плыву по поверхности. Старые приемчики – мой хлеб. Мне поможет прошлое. – Визел осушил стакан. – Поможет забыть.

Обдумав стратегию папарацци, Старлиц изрек:

– Возможно. Перейди с джина на арак. Используй устаревшие вспышки. Пусть твои героини носят не только бюстгальтеры, но и корсеты. Это действительно может сработать.

Визел кивнул куда-то в глубину убогого зала, убранного красным бархатом. Проследив его взгляд, Старлиц заметил среди телохранителей Озбея Гонку Уц в шляпе размером с велосипедное колесо. Она внимательно изучала записи в своем блокноте.

– Какой у нее голос, какие движения, какое лицо... – заныл Визел, извиваясь, как голодающий при виде миски дымящейся еды. – Я это чувствую, Легги!

– А где девушки «Большой Семерки»?

– Только что сели в самолет. – Визел осклабился. – Следы губной помады – вот и все, что от них осталось. Исчезли в облаке мишуры, ха-ха-ха! Хочешь выпить?

– Они улетели!? – взвыла Зета.

– Почти, – печально молвил Старлиц. – Прости, милая. Мы их упустили. Они летят в Стамбул, на свой следующий концерт.

Визел перевел взгляд на Зету.

– Еще одна юная поклонница? Победительница конкурса? – Он мгновенно извлек из новенькой сумки на плече серебристый японский фотоаппарат. – Улыбочку! Я тебя сфотографирую, моя прелесть.

– Сделай так, чтобы они вернулись! – потребовала Зета, прыгая на месте от нетерпения. – Я хочу их увидеть!

– Не могу! – ответил Старлиц огорченно. – Когда двери в самолете закрывают и он начинает движение по летному полю, вступают в действие строгие правила безопасности.

Зета расплакалась, вцепившись в свою коробку со сладостями.

– Только не плакать, моя дорогая! – взмолился Визел, прицеливаясь. – Улыбочку! Я помещу твою фотографию в газетах.

Зета бросила на Визела ядовитый взгляд. Он спустил затвор, но вспышки не последовало. Он удивленно поднес фотоаппарат к глазам:

– О, черт!

– Знаешь что? – обратился Старлиц к Зете. Он нашел решение и повеселел. – Видишь вон того детину в феске, с огромными корзинами? Это Ахмед, наш главный по сувенирам. У него их целая куча. Скажи ему, что я велел показать тебе все, что него есть. Все самое лучшее.

Зета мигом смахнула слезы.

– Правда?

– Конечно. Для тебя все бесплатно. Только быстрее, а то он уйдет.

Зета припустила к Ахмеду. Старлиц сурово обернулся к Визелу.

– Почему ты продался Озбею, тупой идиот?

Визел вжался в сиденье табурета.

– Потому что это мой шанс! Я влюбился в Стамбул – ты же сам сказал, что я в него влюблюсь. Там тысячелетние кафе. Что им Y2K, что они Y2K? Я просто пересижу спокойно под каким-нибудь симпатичным навесом, булькая кальяном, пока не пронесет беду. Буду полировать свои линзы, собирать чеки и благодарить судьбу.