Zeitgeist - Стерлинг Брюс. Страница 54

9

Старлицу осточертели авиаперелеты. Самолет представлялся ему теперь слишком чистым, нечеловеческим, отупляющим транспортным средством. Он взял в Стамбуле напрокат дешевый автомобиль и радостно покатил через всю Турцию в плотном потоке местных приверженцев скоростной езды по плохим дорогам. Он нашел Зету в номере Немки. Девочка крепко заснула, не вынеся голода, расстройства биоритма из-за дальнего перелета и нервотрепки, неизменно сопровождающей фанатичное поклонение поп-звездам. Сон пошел ей на пользу. Теперь она радостно барабанила пальцами по своему персональному чемоданчику из телячьей кожи.

– Правда, папа, иметь много денег – это здорово?

– Еще бы!

– Когда Немка заработает свой миллион?

Старлиц откашлялся.

– У Немки талант. У нее лимузины, ее встречают орущие толпы. Но таланта сохранить денежки она лишена.

– Знаешь, что она мне сказала? Что люди думают, будто быть звездой здорово, ведь она носит красивые шмотки и не вылезает с вечеринок. А она вкалывает не разгибаясь, папа. Все время в гимнастическом зале, никогда не наедается досыта. Она говорит, что дождется Y2K, заберет свой глупый миллион, вернется домой, в Бремен, и завалится спать лет на пять. Якобы такой у вас договор.

– Возможно, так и будет, но это уже не наша проблема. Помочь «Большой Семерке» теперь невозможно. Она застряла в Турции и преображается на глазах. Скоро от нее вообще ничего не останется. Если кто-то и вырвется из повествования и унесет с собой заработанное, то это будем мы.

Зета погрузилась в задумчивое молчание, сменившееся через некоторое число километров укачанной угрюмостью, близкой к рвоте.

Переночевав в Анталии в приморском отеле, они погрузились с утра на автомобильный паром, отправлявшийся на турецкий Кипр. На берег они сошли зеленые от качки и дизельного выхлопа и снова покатили по суше, через остров, к Лефкосе с ее тесными средневековыми улочками.

Виктора они отыскали в рабочем квартале столицы турецкого Кипра. Виктор облюбовал обшарпанный ресторанчик на первом этаже иссеченного пулями многоквартирного жилого дома шестидесятых годов. Там было уютно, как в бункере: толстые бетонные стены, маленькие, затянутые занавесками окошки на северную сторону, единственная дверь. Когда-то в доме был выход на юг и соответствующий приличный вид из окон – на Зеленую линию и греческий Кипр. Немудрено, что южную стену наглухо заложили кирпичом.

На Викторе была цветастая рубаха, темные очки, модные брючки цвета хаки и псевдоитальянские турецкие ботиночки. Он поглощал густое темно-красное харчо. За соседним столиком утоляли голод четверо солдат ООН – усатые аргентинцы в сапогах, камуфляже и небесно-синих беретах. За острым кебабом они болтали по-испански о местных шлюхах. У них были внимательные глаза снайперов, однако служба в войсках ООН не слишком их тяготила. На свете наперечет уголки, где ветеранов Фолклендской кампании [86] согласны считать миротворцами.

Владелец заведения сновал между столиками в грязном фартуке. Один глаз у него был затянут бельмом, и он смахивал на жулика настолько, насколько скромный повар имеет возможности для жульничества. Старлиц полистал малограмотное многоязыкое меню. В скитаниях он успел соскучиться по превосходной кипрской кухне и теперь отважно заказал тушеные мозги, острую жареную печень и почки. Зета ограничилась супом из белого риса.

– Мне нравится ООН, а вам? – сказал Виктор по-русски, косясь на военных. – Она гораздо добрее НАТО.

Старлиц оторвал кусок лепешки и окунул его в нутовый соус. Виктор наигранно вздохнул.

– Почему я люблю ООН? Потому что они не демократы. Несовременные, не рыночники, ничего не смыслят в высоких технологиях. А какие пройдохи! Что это за мировое правительство – организация ни к черту, неуклюжее, продажное, убогое! И все же сейчас, на закате века, они тут как тут – курят цигарку за цигаркой и лопают от пуза. – Виктор бросил потертую ложку и глубокомысленно сложил ладони домиком. – Само понятие «мировое правительство» как будто подразумевает чистоту, абстракцию, утопичность. Но это не голая концепция мирового правительства – вот оно, настоящее, рядом, обедает рядом с нами! Правительство, чьи скучающие солдаты из Украины и Шри-Ланки тянут лямку в гнилых захолустьях, среди племенных вождей и пиратства. Объединенные Нации – мировая империя, только слабая, продажная, лживая, вся в очагах бунтов. Прямо как империя турецких султанов. Или русских царей.

Зета не сводила с Виктора расширенных, сияющих глаз. Она не понимала ни слова по-русски, но сразу улавливала главный смысл и понимающе дрожала.

– Как указал Пелевин в своем романе «Жизнь насекомых», – разглагольствовал Виктор, – мы живем как паразиты. Почему? Потому что нас это устраивает. Закон, порядок, правосудие – абстракции, они слишком обтекаемы, для людей с сохранившейся душой это модернизм. Большинство людей на этом свете живут как крысы в щелях. В жульнических империях таких щелей больше. Больше убийств, но и больше местечек, где можно спрятаться.

– Полностью согласен, – проурчал Старлиц. – Обожаю русские теории. Но после того, как погорел бухгалтер «Большой Семерки» Ник, все мои любимые здешние банки кишат крысоловками. Я столкнулся с конкретной проблемой, Виктор: при мне два чемодана. С ними надо что-то делать.

Виктор ухмыльнулся, облизывая ложку.

– Новая миссия с вашими вещичками через Зеленую линию, мистер Старлиц?

– Мне надо отмыть деньги на греческом Кипре, Виктор. С турецким Кипром покончено, это вчерашний день. Мне нужно, чтобы ты перебросил мои денежки в прачечную на той стороне. Если банки греческого Кипра годятся для семейки Милошевичей, то мне они тем более подходят.

Старлиц и Виктор перешли к прямым переговорам. Юный Виктор прожил полный событий год. В отсутствие Старлица и Хохлова он не терял времени. Наоборот, без присмотра взрослых предпринимательские инстинкты Виктора расцвели буйным цветом. Тайком переходя взад-вперед Зеленую линию, Виктор сделал блестящую коммерческую карьеру.

Этнический апартеид создал колоссальное осмотическое давление [87] между двумя экономиками маленького острова. Табу национальной ненависти не пропускало товар на рынки, поэтому Виктор стал специализироваться на поставках женщин. В процветающей греческой половине Кипра проститутка славянской национальности и православного вероисповедания стоила впятеро-вшестеро дороже, чем на турецкой стороне. Посещение турецкого Кипра требовало минимума формальностей, тогда как официальный въезд в греческую часть по воде или по воздуху был немыслим без визовой бюрократии. Поэтому Виктор накапливал опыт в противозаконной переправке женской плоти прямиком по мусору, под лучами прожекторов, через колючую проволоку. Это занятие всегда было прибыльным, но редко приносило столько денег, как в 1999 году. Политические катаклизмы неизменно приводят к повышению качества уличных женщин.

Виктор попросил его извинить, закурил и стал звонить по мобильному телефону.

– Что он говорил, папа?

– Мы обсуждали причитающийся ему процент, надежность сделки и ликвидность средств.

– Папа, Виктор хороший?

– Нет.

– Так я и знала! – торжествующе провозгласила Зета. – Знала, и все. Теперь я разобралась в Викторе. Мамашам Номер Один и Номер Два не хотелось бы, чтобы я с таким познакомилась, правильно?

– Правильно.

– Как и с тобой, папа. Они не хотели, чтобы я знакомилась с тобой и тем более – с Виктором.

– Я рад, что ты разобралась с Виктором. Взгляни на него! Это же кошмар любой мамаши!

Зета поставила локти на стол, сцепила пальцы.

– Хочешь, я кое-что тебе скажу, папа? Виктор – крутейший парень. Раньше я думала, что ребята из рок-групп самые крутые, но теперь вижу, что самый крутой – Виктор Билибин. Он – настоящий гангстер из моей мечты. У него потрясающие глаза, совсем как у моей домашней змеи.