Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена - Стерн Лоренс. Страница 107

Под действием двух последних ударов погонщика мулы продолжали спокойно и добросовестно подвигаться в гору, пока не одолели половины ее; как вдруг старший из них, хитрый и сметливый старый черт, скосив глаза на повороте дороги и заметив, что сзади нет погонщика – —

«Клянусь наростом под моим копытом! – сказал он, выругавшись, – дальше я не пойду». – – «А если я сделаю еще хоть шаг, – отвечал другой, – пусть мою кожу сдерут на барабан». – —

Уговорившись таким образом, они остановились. – —

Глава XXII

– – Пошли вперед, эй вы! – сказала аббатиса.

– – Но – – но – – но, – – кричала Маргарита. Пш – – пш – – и – – пш – и – ш, – – пшикала аббатиса.

– – Вью-у-у – – вью-у-у, – – вьюкала Маргарита, сложив колечком свои пухленькие губы почти как для свиста.

Туп-туп-туп, – стучала аббатиса Андуйетская концом своего посоха с золотым набалдашником о дно рыдвана. – —

– – Старый мул пустил…

Глава XXIII

– Мы погибли, конец нам, дитя мое, – сказала аббатиса, – – мы простоим здесь всю ночь – – нас ограбят – – нас изнасилуют. – —

– – Нас изнасилуют, – сказала Маргарита, – как бог свят, изнасилуют.

– Sancta Maria! – возопила аббатиса (забыв прибавить О!), – зачем я дала увлечь себя этому проклятому суставу? Зачем покинула монастырь Андуйетский? Зачем не дозволила ты служанке твоей сойти в могилу неоскверненной?

– О палец! палец! – воскликнула послушница, вспыхнув при слове служанка; – почему бы мне не сунуть его туда либо сюда, куда угодно, только бы не в эту теснину?

– – Теснину? – сказала аббатиса.

– Теснину, – ответила послушница; страх помутил у них разум – – одна не соображала, что она говорит, – а другая – что она отвечает.

– О мое девство! девство! – воскликнула аббатиса,

– – евство! – – евство! – повторяла, всхлипывая, послушница.

Глава XXIV

– Дорогая матушка, – проговорила послушница, приходя немного в себя, – существуют два верных слова, которые, мне говорили, могут заставить любого коня, осла или мула взойти на гору, хочет ли он или не хочет; – – как бы он ни был упрям или злонамерен, но, услышав эти слова, он сейчас же послушается. – Значит, это магические слова! – воскликнула аббатиса, вне себя от ужаса. – Нет! – спокойно возразила Маргарита, – но они грешные. – Какие это слова? – спросила аббатиса, прерывая ее. – Они в высшей степени грешные, – отвечала Маргарита, – произнести их смертный грех – и если нас изнасилуют и мы умрем, не получив за них отпущения, мы обе будем в… – Но мне-то все-таки ты можешь их назвать? – спросила аббатиса Андуйетская. – – Их вовсе нельзя назвать, дорогая матушка, – сказала послушница, – кровь изо всего тела бросится в лицо. – – Но ты можешь шепнуть их мне на ухо, – сказала аббатиса.

Боже! Неужели не нашлось у тебя ни одного ангела-хранителя, которого ты мог бы послать в кабачок у подошвы горы? не нашлось ни одного подведомственного благородного и доброжелательного духа – не нашлось в природе такой силы, которая, проникнув своим вразумляющим трепетом в жилы, в сердце погонщика, пробудила бы его и увела с попойки? – – не нашлось сладостной музыки, которая оживила бы в его душе светлый образ аббатисы и Маргариты с их черными четками?

Пробудись! Пробудись! – – но, увы! уже поздно – – ужасные слова произносятся в эту самую минуту. – —

– – Но как их выговорить? – Вы, умеющие сказать все на свете, не оскверняя уст своих, – – наставьте меня – – укажите мне путь. – —

Глава XXV

– Все грехи без изъятия, – сказала аббатиса, которую бедственное их положение превратило в казуиста, – признаются духовником нашего монастыря или грехами смертными, или грехами простительными; другого деления не существует. А так как грех простительный является легчайшим и наименьшим из грехов, – то при делении пополам – все равно, содеян ли он только наполовину или содеян полностью в дружеской доле с другим лицом, – он настолько ослабляется, что вовсе перестает быть грехом.

– Я не вижу никакого греха в том, чтобы сказать; bou, bou, bou, bou, bou хоть сто раз подряд; и нет ничего зазорного в том, чтобы повторять слог gre, gre, gre, gre, gre от утрени до вечерни. Вот почему, дорогая дочь моя, – продолжала аббатиса Андуйетская, – я буду говорить bou, a ты говори gre; и так как в слоге fou содержится не больше греха, чем в bou, – ты говори fou – а я буду приговаривать (как фа, соль, ля, ре, ми, до на наших повечериях) с tre. – И вот аббатиса, задавая тон, начала так:

Аббатиса. \ Bou – – bou – – bou – —

Маргарита. / – – gre – – gre – – gre.

Маргарита. \ Fou – – fou – – fou —

Аббатиса. / – – tre – – tre – – tre,

Оба мула ответили на эти знакомые звуки помахиванием хвостов; но дальше дело не пошло. – – Понемножку наладится, – сказала послушница.

Аббатиса. \ Bou – bou – bou – bou – bou – bou —

Маргарита. / – – gre, – gre, – gre, – gre, – gre, – gre.

– Скорей! – крикнула Маргарита.

– Fou, – fou, – fou, – fou, – fou, – fou, – fou, – fou, – fou.

– Еще скорей! – крикнула Маргарита.

– Bou, – bou, – bou, – bou, – bou, – bou, – bou, – bou, – bou.

– Еще скорей! – господи помилуй! – сказала аббатиса. – Оли нас не понимают! – воскликнула Маргарита. – Зато диавол понимает, – сказала аббатиса Андуйетская.

Глава XXVI

Какое огромное пространство я проехал! – на сколько градусов приблизился к теплому солнцу и сколько красивых приветливых городов перевидал в то время, как вы, мадам, читали эту историю и размышляли над ней! Я побывал в Фонтенебло, в Сансе, в Жуаньи, в Оксере, в Дижоне, столице Бургундии, в Шелоне, в Маконе, столице Маконии, и еще в двух десятках городов, расположенных на пути в Лион, – – и теперь, когда я их миновал, я могу сказать вам о них столько же, как о городах на луне. Ничего не поделаешь: главу эту (а может быть, и следующую) нужно считать совершенно пропащей. – —

– Вот так странная история, Тристрам!

– – – Увы, мадам! Имей я дело с каким-нибудь меланхолическим поучением о кресте – о миролюбии кротости или об отраде смирения – – я бы не испытал затруднений; или если бы я задумал написать о таких чистых отвлеченностях, как мудрость, святость и созерцание, которыми духу человеческому (по отделении от тела) предстоит питаться веки вечные, – – вы бы остались вполне удовлетворены. – – – – – Я бы хотел, чтобы глава эта вовсе не была написана; но так как я никогда ничего не вычеркиваю, попробуем каким-нибудь пристойным способом немедленно выкинуть ее из головы.

– – Передайте мне, пожалуйста, мой дурацкий колпак; боюсь, вы на нем сидите, мадам, – – он у вас под подушкой – – я хочу его надеть. – – —

Боже мой! да ведь он уже полчаса у вас на голове. – – – Так пусть он там и останется вместе с

Фа-ра дидл-ди

и фа-ри дидл-д

и гай-дум – дай-дум

Фидл – – – дум-бум.

А теперь, мадам, мы можем, надеюсь, потихоньку продолжать наш путь.