Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена - Стерн Лоренс. Страница 70

Собрание разошлось. – —

Глава XXX

– Скажите, пожалуйста, – спросил дядя Тоби, опираясь на Йорика, который вместе с отцом помогал ему осторожно сойти с лестницы, – не приходите в ужас, мадам: нынешний разговор на лестнице гораздо короче давешнего, – скажите, пожалуйста, Йорик, – спросил дядя Тоби, – как же в конце концов эти ученые мужи решили дело с Тристрамом? – Весьма удовлетворительно, – отвечал Йорик, – оно не касается никого на свете – ведь миссис Шенди, мать ребенка, не находится ни в каком родстве с ним – а если мать, сторона более близкая, не сродни ребенку – то уж мистер Шенди и подавно. – Словом, он такой же чужой человек по отношению к нему, сэр, как и я —

– Это вполне возможно, – сказал отец, покачав головой.

– Пуста, себе ученые говорят что угодно, все-таки, – сказал дядя Тоби, – между герцогиней Саффолкской и ее сыном было некоторое кровное родство.

– Люди неученые, – заметил Йорик, – до сих пор так думают.

Глава XXXI

Хотя отцу доставили громадное удовольствие тонкие ходы этих ученых рассуждений – все-таки они были не больше, чем бальзам для сломанной кости. – Вернувшись домой, он почувствовал тяжесть постигших его несчастий с удвоенной силой, как это всегда бывает, когда палка, на которую мы опираемся, выскальзывает у нас из рук. – Он стал задумчив – часто прохаживался к рыбному пруду – опустил один из углов своей шляпы – то и дело вздыхал – воздерживался от резких замечаний – а так как вспышки гнева, рождающие, такие замечания, весьма способствуют испарине и пищеварению, как говорит нам Гиппократ, – он бы, наверно, занемог от прекращения этих полезных функций, если бы мысли его не были вовремя отвлечены и здоровье спасено новой волной забот, завещанных ему, вместе с наследством в тысячу фунтов, тетей Диной.

Едва успев прочитать письмо, отец взялся за дело по-настоящему и немедленно начал ломать себе голову, придумывая, как бы лучше всего истратить эти деньги с честью для нашего семейства. – Сто пятьдесят диковинных планов по очереди завладевали его мозгами – ему хотелось сделать и то, и то, и это. – Он хотел бы съездить в Рим – он хотел бы начать тяжбу – он хотел бы купить доходные бумаги – он хотел бы купить ферму Джона Гобсона – он хотел бы обновить фасад нашего дома и пристроить, ради симметрии, новый флигель. – По эту сторону стояла прекрасная водяная мельница, и ему хотелось построить ей под пару по ту сторону реки, на видном месте, ветряную мельницу. – Но превыше всего на свете он хотел бы огородить большую Воловью пустошь и немедленно отправить в путешествие моего брата Бобби.

Но так как завещанная сумма была конечной, и, стало быть, на нее нельзя было сделать все это – ас выгодой, по правде говоря, лишь очень немногое – то из всех проектов, рождавшихся по этому случаю, наиболее глубокое впечатление на отца произвели, по-видимому, два последние, и он непременно решился бы в пользу их обоих разом, не будь только что указанного маленького неудобства, которое принуждало его остановить свой выбор на каком-нибудь одном из них.

Это была задача совсем не легкая; в самом деле, хотя отец давно уже высказался про себя в пользу этой необходимой части братнина воспитания и, как человек деловой, твердо решил осуществить ее на первые же деньги, которые поступят от второго выпуска акций Миссисипской компании [232], в которой он участвовал, – однако Воловья пустошь, принадлежавший к поместью Шенди обширный участок превосходной земли, покрытой дроком, неосушенной и невозделанной, предъявляла к нему требования почти такой же давности: отец уже много лет носился с мыслью извлекать из нее какую-нибудь выгоду.

Но так как до сих пор обстоятельства никогда еще не вынуждали его установить, не откладывая, первенство или справедливость этих требований – то он благоразумно воздерживался от сколько-нибудь тщательного и добросовестного их разбора; вот почему в эту критическую минуту, когда были отвергнуты все прочие планы, – – два старых проекта относительно Воловьей пустоши и моего брата снова поселили в душе его разлад, причем силы их были настолько равные, что в уме старика происходила тяжелая борьба – который же из них надо привести в исполнение в первую очередь.

– Смейтесь, если вам угодно, – – но дело обстояло так:

В семье нашей издавна существовал обычай, с течением времени сделавшийся почти что законом, предоставлять старшему сыну перед женитьбой право свободного въезда в чужие края, выезда и возвращения, – не только для укрепления своих сил посредством моциона и постоянной перемены воздуха – но и просто для того, чтобы дать юнцу потешиться пером, которое он мог бы воткнуть в свой колпак, побывав за границей, – tantum valet, – говорил мой отец, – quantum sonat [233].

А так как поблажка эта была резонной и в христианском духе, – то отказать ему в ней без всяких причин и оснований – и, стало быть, дать пищу для толков о нем, как о первом Шенди, не покружившемся по Европе в почтовой карете только потому, что он парень придурковатый, – значило бы поступить с ним в десять раз хуже, чем с турком.

С другой стороны, дело с Воловьей пустошью было ничуть не менее трудным.

Помимо первоначальных затрат на ее покупку, составлявших восемьсот фунтов, – пустошь эта стоила нашему семейству еще восемьсот фунтов, затраченных на ведение тяжбы лет пятнадцать тому назад, – не считая бог знает скольких хлопот и неприятностей.

Вдобавок, хотя она находилась во владении семейства Шенди еще с середины прошлого столетия и лежала вся на виду перед домом, доходя по одну сторону до водяной мельницы, а по другую до проектируемой ветряной мельницы, о которой была речь выше, – и по всем этим причинам, казалось бы, имела больше любой части поместья право на заботу и попечение со стороны нашего семейства, – однако, по какой-то необъяснимой случайности, свойственной людям, – она, подобно земле какой-нибудь проселочной дороги, все время находилась в постыднейшем пренебрежении и, по правде говоря, столько от этого потерпела, что сердце каждого, кто смыслил в ценах на землю, обливалось бы (по словам Обадии) кровью, если бы он только увидел, проезжая мимо, в каком она состоянии.

Однако, поскольку ни покупка этого участка земли – ни тем более выбор места, которое он занимал, не были, строго говоря, делом моего отца, – он никогда не считал своей обязанностью как-нибудь о нем заботиться – до возникновения, пятнадцать лет тому назад, вышеупомянутой проклятой тяжбы (из-за границ) – которая, будучи всецело делом моего отца, естественно вооружила его множеством доводов в пользу Воловьей пустоши; и вот, сложив все эти доводы вместе, он увидел, что не только собственная выгода, но и честь обязывает его что-то предпринять – и предпринять именно теперь – или никогда.

Я считаю прямо-таки несчастьем то, что соображения в пользу как одной, так и другой затеи оказались до такой степени равносильными; хотя отец взвешивал их во всяких чувствах и условиях – провел много мучительных часов в глубочайших и отвлеченнейших размышлениях о том, как лучше всего поступить, – – сегодня читал книги по сельскому хозяйству – а на другой день описания путешествий – отрешался от всех предвзятых мыслей – рассматривал доводы в пользу как одной, так и другой стороны в самом различном свете и положении – беседовал каждый день с дядей Тоби – спорил с Йориком – и обсуждал со всех сторон вопрос о Воловьей пустоши с Обадией, – тем не менее за все это время ему не пришло на ум в защиту одного из этих предприятий ничего такого, чего нельзя было бы или привести с такой же убедительностью в защиту другого, или, по крайней мере, настолько нейтрализовать каким-нибудь соображением равной силы, чтобы чашки весов удержались на одном уровне.

В самом деле, хотя при правильном уходе и в руках опытных людей Воловья пустошь, несомненно, приняла бы другой вид по сравнению с тем, что у нее был или мог когда-нибудь быть при нынешних условиях, – однако все это точка в точку было верно и в отношении моего брата Бобби – что бы там ни говорил Обадия. – —