Большей любви не бывает - Стил Даниэла. Страница 29

Она гневалась на судьбу, которая так жестоко обошлась с ней. Лиз сетовала, что погибла ее сестра, злилась, что Эдвина и дети отказались после этого к ней приехать, жаловалась, что ее собственная жизнь кончена. И еще она злилась на Руперта за несчастливые годы, прожитые с ним в Англии. Эдвина не была уверена, оплакивает ли она смерть своей сестры или собственные несбывшиеся надежды.

Даже Бен стал ее избегать, и Эдвина, проводив тетку, опустилась на стул в холле в совершенном изнеможении. Дети тихо стояли рядом, радуясь, что тетя наконец уехала. Она им не понравилась: тетя изводила Эдвину, жаловалась на все, а в остальное время плакала.

— Я ненавижу ее! — неожиданно заявила Алексис, и Эдвина мягко упрекнула ее:

— Не говори так.

— Почему? Она заставила тебя убрать мамины вещи, она не имела права!

— Тетя считает, что так нам будет легче, — тихо сказала Эдвина. — А может, тетя все-таки права? Может, и в самом деле пора? Но это так трудно. Вещи ничего не значат, — успокаивала она Алексис, — мама же осталась в нашей памяти, она всегда с нами.

Глава 14

Наступила печальная годовщина смерти родителей. Во время службы в церкви о них было сказано много теплых слов. Все вспоминали, какими добрыми были Кэт и Бертрам, какими отзывчивыми, как их все любили. Дети Уинфилдов сидели на передней скамье, внимательно слушая добрые слова в адрес родителей и время от времени утирая слезы. Они с гордостью ощущали себя продолжением Кэт и Берта.

После службы Эдвина пригласила на ленч нескольких друзей их родителей. Это был первый прием после их рокового путешествия на «Титанике».

В этот апрельский день они еще праздновали седьмой раз день рождения Алексис. Миссис Барнс испекла красивый пирог, и этот грустный день превратился в теплый домашний праздник. Знакомые их семьи, с которыми Эдвина давно не встречалась, засыпали ее приглашениями — ведь траур давно кончился. Многие заметили, что Эдвина все еще носит на левой руке обручальное кольцо, но Эдвина была красивой молодой девушкой, и поэтому никто не сомневался, что пройдет время, и она осчастливит своим согласием какого-нибудь мужчину.

Бен обратил внимание, как на нее смотрели молодые люди, и почему-то ему это не очень понравилось.

— Чудесный был день, — тихо сказал он Эдвине, сидевшей на качелях в саду.

— Правда? — Она была довольна и улыбнулась Бену:

— Им бы понравилось. Он улыбнулся в ответ и кивнул:

— Да. Они бы гордились вами. — Особенно старшей дочерью, хотел добавить он.

Какой удивительной женщиной она стала. Тяжелые испытания, выпавшие на ее долю, превратили Эдвину из беззаботной девочки в мудрую мужественную женщину.

— Ты проделала невероятную работу за этот год.

Эдвина польщенно улыбнулась, но она знала, что предстоит сделать еще больше. Каждый из детей нуждался в ее помощи, особенно Филип, который ужасно волновался из-за своего предстоящего поступления в Гарвард.

— Иногда я жалею, что не могу сделать большего для них, — призналась она Бену, — особенно для Алексис.

— Тебе не в чем себя упрекнуть, — успокоил ее Бен.

К Эдвине подходили люди, благодарили ее, говорили теплые слова о ее родителях, и, когда ушел последний гость, она почувствовала себя очень уставшей. Дети сидели на кухне с Шейлой и миссис Барнс и доедали именинный торт. Эдвина с Беном расположились в библиотеке и делились впечатлениями о празднике.

— Ты, кажется, получила кучу приглашений. — Он был рад за нее, но все же, к собственному изумлению, почувствовал укол ревности Как будто он рассчитывал, что она всегда будет в трауре и видеться будет только с ним.

Эдвина лишь слегка улыбнулась в ответ.

— Да, все были так добры ко мне. Но все равно ничего особенно не изменится, у меня по-прежнему забот полон рот, а многие этого не понимают.

Облегчение? Почувствовал ли он облегчение, спрашивал себя Бен, не в силах разобраться в своих чувствах. Она ведь дочь его лучшего друга… Но он испытывал к ней совсем не отцовские чувства, боясь признаться в этом самому себе, и нахмурился, когда Эдвина, улыбаясь, протянула ему рюмку шерри.

— Ну, не будьте таким мрачным.

— Вовсе я не мрачный, — солгал он.

— Да-да. Вы напоминаете мне тетю Лиз. Чего вы боитесь? Что я опозорю имя Уинфилдов? — поддразнила его Эдвина.

— Едва ли. — Он отхлебнул шерри, поставил рюмку и решительно посмотрел на нее. — Эдвина, что ты собираешься делать в этой жизни?

Он взглянул на кольцо на ее левой руке и подумал, не сочтет ли она его сумасшедшим. Сам-то он считал, что давно уже сходит с ума.

— Я серьезно, — сказал Бен с настойчивостью, удивившей Эдвину, — этот год прошел… Что ты собираешься делать теперь?

Она задумалась на минутку, но ответ ей был ясен еще с той страшной апрельской ночи.

— Мои планы не изменились. Я буду заботиться о детях. — Ей это казалось таким очевидным. У нее не было выбора, только долг и любовь, и обещание, что она дала родителям, садясь в спасательную шлюпку. — Мне больше ничего не нужно, Бен.

«Но не в ее же возрасте! У нее вся жизнь впереди», — с горечью подумал он.

— Эдвина, когда-нибудь ты пожалеешь об этом. Ты слишком молода, чтобы отказываться от собственной жизни ради братьев и сестер.

— А разве я отказываюсь? — Она улыбнулась, тронутая его беспокойством за нее. — Что в этом плохого?

— Плохого ничего нет, — мягко сказал Бен, не отрывая от нее глаз, — но нельзя на это тратить жизнь. Тебе нужно гораздо больше, Эдвина. Твои родители всегда были вдвоем.

Они одновременно вспомнили, как утром священник говорил о Кэт и Берте, и Эдвина подумала, что она тоже собиралась начать свою жизнь с Чарльзом, но потеряла его. А больше ей никто не нужен… Только Чарльз…

Но Бен смотрел на нее выжидающе.

— Разве ты не понимаешь, о чем я говорю, Эдвина? — Он нежно улыбнулся, и она на секунду смутилась.

— Понимаю, — спокойно ответила она. — Вы хотите, чтобы я была счастлива, но я счастлива здесь, с детьми.

— И это все, что тебе надо? — Бен поколебался, но только мгновение. — Я хочу предложить тебе нечто большее.

Ее глаза широко открылись от удивления.

— Вы? Бен…

Она никогда даже не думала, не подозревала, что он любит ее. Да он и сам тоже сначала не знал, а в последние месяцы понял это и с Рождества, кроме Эдвины, не мог ни о ком думать. Он обещал себе не говорить ей ничего хотя бы до апреля… пока не кончится траур, но сейчас вдруг испугался, что надо было еще подождать. Может, в конце концов что-нибудь и изменилось бы.

— Я никогда не думала… — Она вспыхнула и отвернулась, как будто сама мысль о его любви стесняла ее и причиняла боль.

— Прости. — Он подошел к ней и взял ее руки в свои. — Мне не надо было ничего говорить, да, Эдвина? Я люблю тебя… давно люблю… но больше всего на свете я боюсь потерять нашу дружбу… Ты для меня все… и дети тоже… Пожалуйста, Эдвина… я не хочу терять тебя.

— Вы не потеряете, — прошептала она, заставляя себя посмотреть на Бена. Она стольким ему обязана, и она любит его, конечно, но как папиного самого близкого друга, не больше. Иначе она просто не может. Не может надеть ради него свадебную фату… Она любит Чарльза. В глубине своей души она все еще его невеста и всегда останется ею.

— Я не могу, Бен… Я люблю вас… но я не могу. — Она не хотела причинять ему боль, но и не хотела лгать.

— Может, я слишком рано заговорил об этом? — с надеждой спросил он, но Эдвина отрицательно покачала головой. — Из-за детей? — Он тоже любил детей, но она снова покачала головой, и его объял страх потерять ее. Что, если она никогда с ним не захочет больше говорить? Он совершил ошибку, что признался ей в любви.

— Нет, не из-за детей, Бен, и не из-за вас… — Она улыбнулась сквозь слезы и решила быть с ним честной. — Из-за Чарльза… Я бы чувствовала, что изменила ему, если б…

Слезы мешали ей говорить, и Бен опять стал упрекать себя, что поторопил события. Может быть, придет время… но не сейчас.