Кольцо (Кольцо Кассандры) - Стил Даниэла. Страница 64

Эта идея привела ее в ужас. Она никуда не хочет ехать Лучше остаться на месте, приковать себя цепями к прошлому.

— В Соединенные Штаты, — негромко ответил Жан-Пьер. — Завтра отходит корабль с беженцами. Рейс согласован с благотворительной организацией, расположенной в Нью-Йорке. Их представители встретят пароход в порту и помогут иммигрантам начать новую жизнь.

— Но как же дом моего отца в Грюневальде? Неужели я не получу его обратно?

— А он вам нужен? Вы смогли бы там жить? Да и сомневаюсь, что вам его вернут.

Ариана поняла, что он прав. А Сен-Марн в этот момент вдруг догадался, в чем состоял тайный замысел Манфреда.

Так вот зачем он прислал Ариану к старому другу! Манфред знал, что Жан-Пьер сумеет найти правильное решение. И решение было найдено.

Вопрос заключался лишь в том, по силам ли Ариане плавание. Но Жан-Пьер знал из своего обширного опыта, накопленного за шесть лет, что пройдут месяцы, прежде чем Ариана восстановит физические и духовные силы. Слишком многого она лишилась, да еще эти девять дней безумной гонки через всю Германию и Францию. Тяготы путешествия стали последней каплей, а первой был шок при виде мертвого мужа.

Никакой болезни у Арианы нет — лишь усталость, голод, скорбь, боль утраты. Если упустить завтрашний корабль, неизвестно, будет ли следующий.

— Вы согласны? — спросил Жан-Пьер, глядя ей прямо в глаза. — Там вас ждет новая жизнь.

— А как же Герхард? Вдруг он все-таки в Лозанне? Или, может быть, мне отправиться в Цюрих? Я попытаюсь его разыскать.

Но по ее глазам он видел, что она уже не надеется.

— Я почти полностью уверен, Ариана, что найти его не удастся. Если бы ваш брат остался жив, непременно отыскался бы след. Полагаю, что его и вашего отца убили на границе.

Она медленно покачала головой, пытаясь смириться с мыслью, что надежды больше нет. Итак, она потеряла всех.

Есть два пути: лечь и умереть или идти дальше.

Борясь с тошнотой и головокружением, она взглянула на Жан-Пьера и кивнула. Какой-то глубинный инстинкт заставил Ариану произнести чужим голосом:

— Хорошо. Я поеду.

Черный «роллс-ройс» Сен-Марна медленно въехал в гаврский порт. Бледная Ариана сидела на заднем сиденье. За всю дорогу они почти не разговаривали. Шоссе было забито грузовиками, джипами, фургонами, перевозившими грузы из Парижа в Гавр и обратно. Правда, вокруг самой столицы на дорогах было гораздо свободнее, попадались лишь армейские транспортные колонны.

Жан-Пьер то и дело поглядывал на свою спутницу. Впервые за годы общения с несчастными и обездоленными он не мог найти подходящих слов для утешения. По глазам девушки было видно, что ослабить бремя обрушившегося на нее несчастья невозможно.

Ариана все больше и больше проникалась трагизмом своего положения. В мире не осталось ни одного человека из тех, кого она любила. Обратиться было не к кому, не с кем было поделиться воспоминаниями о прошлом. А в чужой стране никто не поймет ее языка, никто не будет знать о Герхарде, о Вальмаре, о доме в Грюневальде, о матери, о фрейлейн Хедвиг, о каникулах на берегу озера, о глухом Бертольде… В Америке нет ни одного человека, который видел бы, как Герхард устраивает взрывы в своей химической лаборатории. Никто там не знает Манфреда. Вот таков новый мир, куда она едет. Американцам не понять, что она испытала, сидя в тюремной камере. Сначала домогательства Гильдебранда, потом чудесное спасение и жизнь с Манфредом в Ванзее. Кому в Америке можно будет рассказать, как она варила мужу рагу из ливерной колбасы. Как выбирала покрывало для спальни? Никому там не интересно, какими глазами смотрел на нее Манфред в то памятное утро, каким холодным было его лицо на мостовой возле Рейхстага. События последнего года, да и всех двадцати лет ее жизни, никому не интересны. Ариана сидела рядом с Сен-Марном и стремительно приближалась к кораблю, который увезет ее навсегда. Вряд ли ей суждено вновь испытать чувство близости с другим человеком..

— Ариана! — позвал ее звучный голос с французским акцентом.

Утром, перед отъездом в Гавр, Жан-Пьер не решился затевать беседу с Арианой. Она была совсем больна, едва поднялась с кровати. Вчера она дважды падала в обморок.

Сейчас Сен-Марну показалось, что девушке немного лучше.

Только бы она перенесла плавание. Если останется жива, ее наверняка пустят в Штаты. Америка радушно встречала беженцев большой войны.

— Ариана, — вновь позвал он, и она с трудом отрешилась от черных мыслей.

— Да?

— Вы долго Прожили с Манфредом?

— Почти год.

— Что ж, сейчас год вам, должно быть, кажется целой вечностью. Но учтите, — его губы чуть тронула улыбка, — в двадцатилетнем возрасте год кажется длинным, как сама жизнь. Пройдет еще двадцать лет, и вы станете оценивать движение времени по-другому.

— Вы хотите сказать, что я забуду Манфреда? — ледяным тоном спросила Ариана.

Ее возмутило, что Сен-Марн может предполагать подобное. Но Жан-Пьер лишь грустно покачал головой:

— Нет, милая, вы его не забудете.

Он вспомнил о жене и дочери, погибших всего три года назад, и боль с новой силой пронзила его сердце.

— Вы его не забудете. Но со временем боль станет менее острой. Она перестанет казаться вам невыносимой. — Он обнял ее за плечи. — Будьте благодарны судьбе, Ариана, за то, что вы еще молоды. Для вас ничего еще не кончилось.

Он очень хотел хоть как-то обогреть ее, но в огромных синих глазах не возникло и лучика надежды.

Когда они прибыли в порт, Жан-Пьер не стал выходить из автомобиля. Это было бы слишком сложной операцией — пришлось бы доставать кресло-каталку из багажника, пересаживаться с помощью шофера, потом проделывать все это снова в обратном порядке. Все равно Жан-Пьер больше не мог ничего сделать для своей подопечной. Он договорился, что ее доставят в Нью-Йорк, а там ею займется Женское общество взаимопомощи.

На прощание Сен-Марн протянул Ариане руку через открытое окно. Она стояла возле машины, держа в руке маленький фанерный чемоданчик, который экономка Сен-Марна разыскала где-то в подвале. Добрая женщина уложила туда кое-что из вещей погибшей жены Жан-Пьера. Скорее всего одежда окажется для девушки слишком велика. Она казалась совсем миниатюрной, похожей на ребенка. Тоненькое личико с большущими глазами было таким несчастным, что Сен-Марн заколебался: не делает ли он ошибки? Может быть, Ариана слишком слаба для такого путешествия? Но преодолела же она шестьсот миль от Берлина до Парижа — пешком, на машине, в телеге, в джипе. Если уж она выдержала такое девятидневное путешествие, как-нибудь перенесет и недельное плавание через океан. Во всяком случае, дело того стоит. Она должна как можно дальше уехать от кошмарных воспоминаний, начать новую жизнь в новой стране.