Кольцо (Кольцо Кассандры) - Стил Даниэла. Страница 78

Она открыла глаза, и по ее лицу потекли слезы. Когда Ариана обернулась к Полу, он подумал, что за два года войны не видел зрелища более душераздирающего, чем это лицо.

— Уже несколько месяцев подряд я твержу себе, что должна отказаться от надежды, — еле слышным шепотом продолжила Ариана. — Я заставляю себя поверить в то, что Герхард мертв… Он так много смеялся, он был красивый, молодой, сильный… — Ее душили рыдания. — Я любила его. И вот, несмотря на все это… он мертв.

Наступила тишина. Пол обнял Ариану и прижал к себе, давая ей выплакаться.

Нарушить молчание он решился очень нескоро. Сначала осторожно вытер ей глаза своим белым платком, потом постарался разрядить атмосферу шутливыми словами, однако по его глазам было видно, что Пол тронут до глубины души.

Его отношение к этой девушке никак нельзя было назвать легкомысленным.

— Значит, вы были богаты? «Роллс-ройс» с шофером и все такое.

— Я не знаю, сколько у нас было денег, — улыбнулась Ариана. — Мой отец был банкиром. Понимаешь, в Европе не принято разговаривать о подобных вещах. — Она глубоко вздохнула и попробовала говорить о прошлом без слез:

— Когда я была совсем маленькая, моя мама ездила на американской машине. Кажется, это был «форд».

— Седан?

— Не знаю, — пожала она плечами. — Может быть. Тебе бы эта машина понравилась. Потом она много лет стояла в гараже.

Ариана вспомнила о Максе, потом о «фольксвагене», который купил для нее Манфред… Каждое воспоминание отзывалось болью. Углубляться в прошлое по-прежнему было опасно. Ариана почувствовала, как на нее вновь наваливается тяжесть утраты. Того мира, в котором прошла вся ее жизнь. больше не существовало.

— О чем ты думаешь, Ариана?

Она решила быть с Полом откровенной. Он ее друг, можно не скрытничать.

— Я думала, как все это странно. Все люди, все места, которые я знала в своей жизни… исчезли, больше не существуют. Люди погибли, дома разбомблены…

— Но ведь ты жива. И ты теперь здесь. — Он пожал ей руку и посмотрел прямо в глаза. — Я хочу, чтобы ты знала: я очень рад, что ты здесь.

— Спасибо.

Наступившую паузу прервала Джулия, стремглав влетевшая в комнату.

Неделю спустя Пол приехал домой на новом темно-зеленом «кадиллаке». Первой Пол прокатил на своей машине Ариану. Потом Джулию, Дебби, мать и снова Ариану. Они кружили вокруг Центрального парка. Кожаная обивка кресел была мягкой и упругой; от «кадиллака» пахло свежестью и новизной. Ариане этот запах понравился.

— Чудесная машина, — сказала она.

— Правда?! — радостно воскликнул Пол. — И она теперь моя. Правда, папа говорит, что я должен ее отработать, но это он не всерьез, уж я-то его знаю. Машина мне подарена.

Он так гордился своим приобретением, что Ариана заулыбалась. Кроме того, Пол убедил мать снять на лето дом на Лонг-Айленде, где семья поживет месяц, а то и два.

— А после каникул мне суждено попасть в банк, на каторжные работы, — улыбнулся Пол.

— А что дальше? Ты переедешь на собственную квартиру?

— Не исключено. Я уже слишком взрослый, чтобы жить у родителей.

Ариана кивнула, думая, что он и в самом деле стал слишком зрелым, чтобы держаться за материнскую юбку.

— Конечно, все очень расстроятся, если ты переедешь. В особенности твоя мать и сестры.

Тут Пол посмотрел на нее так странно, что у Арианы внутри все сжалось. Он резко остановил машину и спросил:

— А ты, Ариана? Ты тоже расстроишься?

— Я тоже, — тихо ответила она.

Разговоры о прошлом разбередили ей душу. Думать о расставании с вновь приобретенным другом было тяжело.

— Скажи, Ариана… А если я буду жить в другом месте, ты будешь со мной встречаться?

— Конечно, буду.

— Ты не поняла, — с нажимом произнес он. — Я имею в виду — встречаться не по-дружески, а по-другому.

— Что ты хочешь этим сказать?

— То, что ты мне нравишься, — ответил он, глядя ей прямо в глаза. — Ты мне необычайно нравишься. Меня тянет к тебе с самого первого дня.

Ариана вспомнила тот завтрак, когда он довел ее до слез расспросами о Берлине. Пожалуй, ее тоже потянуло к этому парню с самой первой встречи. Но Ариана противилась этому чувству. Слишком мало прошло времени… Это было бы не правильно.

— Я знаю, о чем ты подумала.

Он выпрямился на сиденье, но по-прежнему не сводил глаз с Арианы, которая в своей белой шелковой юбке казалась каким-то неземным созданием.

— Ты подумала, что я тебя очень мало знаю, что всего пару недель назад я был обручен с другой девушкой, наверное, ты думаешь, что я слишком тороплюсь, хочу взять реванш…

Ариана улыбнулась:

— Я думала не только об этом.

— Но я близок к истине?

— Ты ведь и в самом деле очень мало меня знаешь.

— Нет, знаю. Ты добрая, остроумная и любящая, несмотря на все, что тебе пришлось перенести. И мне совершенно наплевать, что ты иностранка. Главное, что мы выросли, в одном и том же мире, мы оба евреи.

Лицо Арианы исказилось. Каждый раз, когда она слышала подобное, ее охватывало чувство вины. Почему для них так важно, чтобы она тоже была еврейкой? Неужели их любовь можно заслужить только этим? Мысли такого рода посещали ее все чаще и чаще. У нее создавалось впечатление, что все знакомые Либманов — и деловые партнеры, и друзья — были исключительно евреями. В их обществе это считалось само собой разумеющимся. Поэтому Либманам и в голову не приходило, что Ариана может быть другой национальности.

Хуже всего было то, что непризнание будет не правильно воспринято, ее сочтут хитрой и лживой. Они решат, что она завоевала их любовь обманом.

Сэм и Рут ненавидели немцев. Для них всякий уроженец Германии был или евреем, или фашистом. Если бы они узнали правду, то и Ариана сразу же превратилась бы для них в нацистку. Смириться с этой мыслью было трудно. А слова Пола вновь заставили Ариану вспомнить об этом мучительном для нее вопросе. Окончательно расстроившись, она отвернулась.

— Не нужно, Пол… прошу тебя.

— Но почему? — Он коснулся ее плеча. — Ты считаешь, что прошло слишком мало времени? Или же ты не разделяешь моих чувств?

В его голосе звучала надежда, и Ариана долго подбирала слова для ответа. Сколько бы времени ни прошло, это не будет иметь никакого значения. В душе она по-прежнему считала себя замужней женщиной. Если бы Манфред не погиб, сейчас они мечтали бы о первом ребенке. Ни о каком другом мужчине Ариана думать не желала. Ни сейчас, ни потом.