НеВозможно (Алмазный браслет) - Стил Даниэла. Страница 30

– Что я скажу? – рассеянно переспросил он. Он еще дышал прерывисто, не успев отойти от близости, и удивился, когда Саша заговорила о работе. – Ну, что ж… Лучше, чем вчера вечером… Послабей, чем сегодня с утра… Подустал я, наверное. По-моему, лучше всего было в воскресенье после ванны… – Он продолжал перечислять все подробности их близости, а Саша заливалась смехом.

– Ну, прекрати! Я говорю о галерее и моих сотрудниках, ты же все прекрасно понял!.

– А-а… Все очень мило: мне все понравились. – Секс интересовал его заметно больше.

– Ты можешь хоть минутку побыть серьезным? – упрекнула Саша. Ей нравилось, что можно говорить с ним о работе. И с Артуром она всегда разговаривала о своих делах с удовольствием.

– Серьезным? Еще немного секса – и я рухну тебе на руки, придется меня реанимировать. Я не так молод, как ты себе вбила в голову.

– А я – тем более, – поддакнула она.

– В жизни не занимался сексом так часто. Я превращаюсь в секс-тренажер. – Лайам напустил на себя серьезный вид. – Точно! Теперь я понял: я для тебя только забава. Да? – Он вдруг посерьезнел.

– Не говори глупостей! – Саша откинулась на подушку. Но то, что ей с ним хорошо и приятно, отрицать было невозможно.

– Чувствую себя сексуальным рабом в предместье Сент-Оноре. Пора, пожалуй, спасателей вызывать.

– А я начинаю испытывать к тебе непреодолимое пристрастие, – призналась Саша, но теперь ее это уже не беспокоило. Главное – что ей с ним хорошо. На эту неделю она спрятала все свои страхи подальше и наслаждалась его близостью.

– Тогда надо заняться групповой терапией. Двинем в какое-нибудь Общество анонимных рабов любви. Наверняка есть такое. Да ладно, зачем нам портить кайф? – Лайам от души забавлялся.

– Вот именно, – согласилась с ним Саша и наклонилась его поцеловать. Они сами не поверили тому, что опять занялись любовью, после чего в изнеможении заснули. А утром, едва открыв глаза, набросились друг на друга с новым жаром. У нее кружилась голова, она чувствовала себя как влюбленная по уши девчонка и всеми силами старалась этого не показать.

Лайам пришел в галерею вскоре после Саши и с интересом осмотрел экспозицию уже на правах посетителя. Саша была приятно удивлена, когда Бернар пригласил Лайама пообедать. Всем он понравился, а это уже хорошо. Саша боялась, что сотрудники примут его за чужака, но пока Лайаму удалось всех расположить к себе без особых усилий.

Остаток недели Лайам провел в прогулках по Парижу, встречах с друзьями-художниками в Маре, а Саша по возможности побыстрей завершала свои дела, чтобы провести с ним больше времени. Но все же ей приходилось встречаться с заказчиками, с которыми были назначены переговоры о покупке дорогих вещей. На одну такую встречу, ближе к концу недели, вдруг заявился Лайам. Он был в своей футболке, мотоциклетной куртке, бейсболке, джинсах и ковбойских сапогах. Лайам забрел в кабинет в поисках Саши, и она была вынуждена представить его своим собеседникам. То, что Лайам так бесцеремонно ввалился в ее кабинет при посторонних, разозлило Сашу. Когда он нагнулся и поцеловал ее в губы, она напряглась и строго на него посмотрела. Внутри у нее все кипело. Заказчики были солидные люди: дама – итальянская княгиня, мужчина – акционер крупного французского банка. Больших консерваторов и не сыскать. На эту встречу Саша надела костюм от Шанель и несколько ниток крупного жемчуга – чтобы выглядеть максимально респектабельно. А Лайам, с его длинными волосами и этим молодежным прикидом, был похож на какого-нибудь хиппи. Саша сдержанно представила его как одного из многообещающих художников и еще больше возмутилась, когда он без приглашения сел выпить с ними чаю, а потом передумал и налил себе коньяка. Он вел себя как у себя дома, и ее гости были заметно обескуражены. Княгиня была явно шокирована, а банкир раздражен. Саше оставалось надеяться, что они отнесут бестактность его поведения на счет природной эксцентричности, хотя поцелуй в губы наверняка им кое о чем сказал. Но хуже всего было то, что они рассчитывали, что Саша будет заниматься только ими. Они только что приобрели две картины стоимостью по полмиллиона каждая. На Лайама же выставленные на мольбертах полотна не произвели никакого впечатления, он небрежно заметил, что они симпатичные, но не более того. Саша была готова его убить. И, распрощавшись с гостями, набросилась на него:

– Какого черта, Лайам! Что ты себе позволяешь?! Кто тебя за язык тянул? Я же деньги зарабатываю! Эти люди только что выложили за картины миллион долларов наличными, и мне плевать, что ты думаешь по поводу их приобретений. Мог бы хотя бы притвориться, что тебе нравятся эти работы. – Она кипела. – И как ты вообще смеешь вваливаться сюда, когда у меня встреча? Это мой бизнес, а не моя спальня. Совсем голову потерял? Или это твое обычное поведение?! – Лайам только что выкинул номер, какого она больше всего и опасалась. Выставил ее в глупейшем свете перед солидными клиентами и делает вид, что ничего не произошло! В этом весь Лайам! Никто, видите ли, не может ему диктовать, как себя вести. Никакие правила и нормы для него не существуют!

– В том, что касается искусства, я всегда говорю правду, – как ни в чем не бывало объявил он, растянувшись на диване. – Я никогда не стану врать. И я еще был вежлив. Я сказал: «Ничего особенного», – а мог бы сказать, что это дерьмо, а не живопись. Это картины из очень неудачного периода, у этого художника есть куда более достойные вещи.

– Лайам, мне это прекрасно известно, но они выбрали именно эти картины, и я их им добыла. Я восемь месяцев вела переговоры с голландским торговцем, а ты чуть не загубил всю сделку. А кроме того, ты не можешь входить ко мне и, как у себя дома, наливать себе выпить, когда у меня встреча. Мог бы проявить хоть каплю уважения!

– Ты тоже, – обиделся он. – Считаешь, ты тут царь и бог. Я ничуть не хуже этих твоих снобов! Думаешь, раз к тебе явился какой-то толстосум, об меня можно ноги вытирать?

– Вот именно. Эти толстосумы – мой хлеб. И моих детей тоже. И если ты хочешь находиться здесь, когда я перед ними выплясываю, – изволь выплясывать тоже.

– Еще чего! Я не твой подчиненный, Саша. Я здесь не работаю. И если я твой мужчина, то будь добра с этим считаться.

– Тогда и ты не выпендривайся. Это моя галерея, здесь люди работают, а не только чаи распивают. А ты вваливаешься, наливаешь себе рюмку. Это тебе не кафе, и я не твоя подружка на один вечер!

– Это все чушь! От тебя только требуется сказать им, что я один из ваших художников. Больше им ничего знать не положено. Я не собираюсь выхаживать перед ними в костюме и распивать чаи только потому, что ты продаешь им две дерьмовые картины, которые вообще не надо было продавать. Если они выбрали это дерьмо – раскрой им глаза, объясни, что к чему, предложи что-нибудь достойное и сдери больше денег. Но эти две работы никуда не годятся, и ты это знаешь. Что касается моей одежды, то с ней все в порядке – на мне есть и носки, и трусы. Тебе этого должно быть достаточно. Не рассчитывай, что я стану теперь ходить в костюме, как дрессированная обезьянка.

– Никто и не заставляет. Я только прошу быть вежливым с моими клиентами и соблюдать правила приличия. Чтобы выпить, вполне можно дождаться, пока они уедут. И тебе незачем являться сюда, когда у меня встреча. Мне плевать на твою независимость! Я не потерплю от тебя таких выходок.

– Да кем ты себя возомнила? – вдруг взорвался Лайам. – Ты мне не мать. Что хочу, то и делаю. Какое у тебя право мной командовать? Я тебя люблю, Саша, но ты не можешь мне диктовать. Я тебе не подчиненный и не сын. Если честно, я вообще не понимаю, кто я тебе!

Саша была потрясена этим взрывом его ярости. Она не собиралась вести с ним войну. Она знала, что победителя в этой войне не будет. Но и позволять ему так себя вести она не собиралась. Этот парень совсем распоясался.

– Лайам, ты меня поцеловал. В губы! – напомнила она, а он все метал в нее громы и молнии. – И не просто при посторонних, а при моих заказчиках! Это недопустимо!