Ни о чем не жалею - Стил Даниэла. Страница 18

Он не хотел уходить, не увидев дочь, и ему разрешили заглянуть к ней в палату. Габриэла спала. Это несколько успокоило его, и примерно через полчаса Джон решился наконец уехать. Уже сидя в такси, он неожиданно подумал о том, что он скажет Элоизе. Джон не знал, как остановить ее, как не дать изуродовать или убить девочку.

Он хорошо понимал, что вчера Габриэлу спасло только чудо и что в следующий раз ей может не повезти. Он мучился, но решиться ни на что не мог. А лучше всего будет уйти самому, навсегда бросить Элоизу, чтобы никогда больше не видеть того, что он увидел сегодня утром.

О дочери, о том, какая судьба ее ждет, Джон почти не думал. В больнице Габриэла была в безопасности, и это было все, что он желал знать.

Двери особняка он открывал не без содрогания. Когда же обнаружилось, что Элоизы нигде нет, Джон испытал настоящее облегчение. У него словно гора с плеч свалилась. Он понятия не имел, куда она могла отправиться, но не все ли равно. Машинально поглядев на часы, Джон прошел в библиотеку и, налив себе на два пальца чистого виски, опустился в глубокое кресло у камина, раздумывая над тем, что же он все-таки скажет Элоизе, когда наконец ее увидит.

Теперь-то он знал, что Элоиза — бесчувственное животное, злобная инопланетная тварь, бездушная машина, которая способна уничтожить все, к чему ни прикоснется. Когда-то он любил ее, но сейчас воспоминание об этом вызывало в Джоне одно лишь удивление. Он не понимал, как он мог так обмануться. Неужели он и вправду думал, что Элоиза может быть ему хорошей женой и доброй матерью их детям. Теперь, во всяком случае, Джон ничего так не желал, как оказаться от нее как можно дальше.

Элоиза вернулась домой вскоре после полуночи. На ней было вечернее платье из темно-синего бархата, и, несмотря ни на что, Элоиза оставалась чертовски привлекательной женщиной — она сама это знала и пускала в ход свои чары каждый раз, когда это было необходимо. Но только не сегодня.

Увидев мужа, полулежащего на кушетке с недопитым бокалом в руке, Элоиза смерила его взглядом, исполненным ледяного презрения.

— Как любезно с твоей стороны навестить меня, — проговорила она, не скрывая своего отвращения. — А ты неплохо выглядишь, Джон… И все-таки чему я обязана удовольствием видеть тебя здесь? Что, Барбара уехала из города или просто занята с другим клиентом?

Она стояла прямо перед ним, слегка помахивая в воздухе своей изящной бисерной сумочкой, и Джон испытал сильнейшее желание заорать на нее, выплеснуть остатки виски ей в лицо. Но что бы он ни предпринял, Элоиза все равно была намного сильнее его. Он, конечно, мог ее ударить, но это до странности ничего не меняло. Рядом с Элоизой он был рохля, тряпка — плюнуть и растереть.

— Тебе известно, где сейчас наша дочь? — спросил Джон заплетающимся языком. Он уже почти опустошил стоявшую в баре бутылку виски и снова был пьян. Несмотря на это, он точно знал, что именно он хочет и должен ей сказать. Единственное, о чем Джон сожалел, это о том, что не сказал ей этого раньше, но раньше он бы не посмел. Барбара вдохнула в него мужество, вид страшных ран Габриэлы укрепил его решимость, а виски — избавило от вечной, самому ему непонятной зависимости.

— Я вижу, тебе не терпится мне это сказать, — ответила Элоиза и улыбнулась с видом кошки, только что придушившей и съевшей беспомощного птенца. — Ты ее куда-то увез? Спрятал? Выгнал?..

Теперь Джон воочию лицезрел, каким чудовищем была его жена. Но вот чего он никак не мог взять в толк, это где же были его глаза раньше. Да что тут гадать — он сам хотел быть обманутым. Джон вообразил себе, какой должна быть Элоиза, и сам же поверил в собственную выдумку. И даже сейчас он не собирался думать о последствиях этого самообмана.

— Ты была бы рада, не так ли? — Джон криво усмехнулся. — Наверное, надо было отдать девочку в приют сразу после рождения. Или пустить по водам в плетеной корзинке. Ты была бы довольна, да и Габриэле было бы лучше…

Его лицо снова скривилось, но это была уже не улыбка. Джон с трудом сдерживал слезы.

— Избавь меня от этих глупостей, Джон. Где Габриэла? У Барбары? Ты что, решил ее похитить? Боюсь, в этом случае мне придется вызвать полицию. — С этими словами Элоиза положила на стол свою элегантную сумочку и села в кресло напротив, скрестив изящные ноги в тонких чулках. — Так что, Джон, где эта мерзавка? Где ты ее прячешь?

О, теперь Джон видел ее насквозь. В ней нет ничего, кроме мрака и черной ядовитой гнили, способной убить все живое. Похоже, Господь забыл вложить душу в это создание, и невольно думалось, а имел ли Творец вообще отношение к этому поистине безбожному существу.

Барбара была не так красива, но Джон не был ей безразличен. Ее предки не были аристократами, но у нее и душа, и сердце были на месте. Она любила Джона. И единственное, чего ему хотелось, это навсегда забыть Элоизу, выкинуть ее из своей памяти, из своей жизни и уехать как можно дальше, чтобы никогда больше с ней не встречаться. Габриэла мешала ему сделать это, но сейчас он готов был перешагнуть даже через нее. В любом случае помочь девочке было выше его сил — остановить Элоизу Джон не мог. Ему оставалось только спасаться самому, пока не стало слишком поздно.

— Габриэла в больнице, — сказал он с пьяной многозначительностью. — Когда я нашел ее сегодня утром, она была без сознания.

Он искоса взглянул на Элоизу. Одного этого было вполне достаточно, чтобы его снова затрясло от гнева, и Джон поспешно отвернулся. Теперь он стал бояться потерять над собой контроль. Зная про нее все, он ее убьет. Многое можно понять, особенно в близком человеке, но Элоиза была выше его понимания. Ее поведение пугало своей необъяснимостью, полной и беспросветной, хотя в этом он не мог бы признаться себе хотя бы из чувства самосохранения.

— Как удачно, что ты все-таки соблаговолил вернуться домой, — холодно заметила Элоиза. — Мерзавке здорово повезло…

— Если бы я пришел хотя бы на полчаса позже, девочка могла бы умереть! — закричал Джон. — Врачи обнаружили, что у нее сломаны ребра и порвана барабанная перепонка… К тому же они подозревают сотрясение мозга. — Он посмотрел на Элоизу и замолчал.

«А мне наплевать!» — вот что было написано на ее прекрасном лице. Переломы, сотрясения — для нее это были пустые слова, коль скоро они относились к такому никчемному существу, как Габриэла. Она нисколько не чувствовала себя виноватой.

— Ну и что? — равнодушно спросила она, пожимая хрупкими плечами. — Я что, должна зарыдать? Негодяйка заслужила все это и даже больше.

С этими словами она прикурила сигарету и как ни в чем не бывало пустила вверх тонкую струйку голубоватого дыма.

— Ты — сумасшедшая!.. — хриплым шепотом произнес Джон и нервным движением пригладил зашевелившиеся на голове волосы. — Ты маньяк…

Такого даже он не ожидал. Элоиза казалась совершенно непробиваемой — ничто не могло ее ни тронуть, ни взволновать. Ее неколебимое спокойствие и холодная жестокость не знали пределов, и Джона охватила паника.

— Я не сумасшедшая, Джон, — проговорила Элоиза. — А вот ты действительно смахиваешь на шизофреника.

Взгляни на себя в зеркало — ей-богу, словно только что сбежал из «желтого дома».

В глубине ее глаз Джон разглядел насмешку, и ему снова захотелось плакать.

— Ты же могла убить ее! Неужели ты не понимаешь?! — снова выкрикнул он, зная, что все, все напрасно.

В ней живет безумие, которое способно перекинуться на него.

— Но ведь я ее не убила, не так ли? — холодно возразила Элоиза и тут же добавила:

— Хотя, возможно, мне давно следовало это сделать. Ведь все наши проблемы, Джон, — из-за нее и только из-за нее. Если бы я не любила тебя так сильно, я бы не ревновала. Все было чудесно, пока эта маленькая тварь не встала между нами, пока она не очаровала тебя своими ангельскими голубыми глазками и белокурыми патлочками…

Слушая ее, Джон почувствовал, как сердце его леденеет от ужаса. Ему было совершенно очевидно, что Элоиза сама верит в то, что говорит. Обладая холодным, извращенным умом, она убедила себя в том, что девочка действительно виновата во всем, что произошло между ней и мужем, и что Габриэла на самом деле заслужила то жестокое обращение, которому подвергалась с раннего детства. И теперь никакими словами Элоизу нельзя было убедить в обратном.