Обещание - Стил Даниэла. Страница 30

— Готова?

— Думаю, да…

Местный наркоз потихоньку начинал действовать, и Нэнси перестала чувствовать свое тело от плеч и выше. Можно было подумать, что ей отрубили голову. Яркие бестеневые лампы операционной били Нэнси прямо в глаза, и ей захотелось зажмуриться, но даже этого она не могла сделать. Единственным, что она видела более или менее ясно, было лицо склонившегося над ней Питера. Его аккуратно подстриженная бородка была скрыта под голубой хирургической повязкой, но глаза смотрели уверенно и ободряюще.

Почти три недели Питер изучал рентгеновские снимки ее лица, моделировал, чертил, делал наброски и говорил, говорил с Нэнси без конца, исподволь готовя ее к тому, что ей предстояло. У него была только одна ее фотография — та самая, сделанная в день катастрофы, где они с Майклом снимались на ярмарке. К сожалению, часть лица Нэнси была скрыта фанерным щитом, в отверстие которого она просунула голову, но Питеру этого было вполне достаточно. Любая, даже самая хорошая, фотография все равно служила бы ему только отправным пунктом, моделью, черновиком, отталкиваясь от которого он собирался вылепить новую личность, нового человека. Когда операция — вернее, серия операций — будет позади, Нэнси станет совсем другой девушкой не только внешне, но и внутренне.

Питер увидел, что отяжелевшие веки Нэнси дрогнули, и улыбнулся ей.

— Не спи, Нэнси, — сказал он. — Продолжай разговаривать со мной. Ты можешь почувствовать сонливость, но спать тебе нельзя.

Во сне Нэнси могла захлебнуться собственной кровью, но знать это ей было совсем не обязательно, и Питер продолжал развлекать ее забавными шутками и смешными историями из своей жизни, задавал ей вопросы и требовал ответы, заставлял вспоминать имена всех сестер-воспитательниц, с которыми она сталкивалась в детском доме.

— Ну как, — спрашивал он, — ты точно больше не хочешь стать сестрой Эгнесс-Марией?

— Да, я обещала, но я не уверена… — отвечала Нэнси.

Так они дразнили и подначивали друг друга на протяжении всех трех часов, что шла операция, и руки Питера ни на мгновение не прекращали своей кропотливой работы. Изящно и уверенно они порхали над самым лицом Нэнси, и она невольно подумала, что наблюдать за ними — все равно что смотреть балет.

— Только подумай, — сказал ей Питер, — через пару недель мы поселим тебя в твоей собственной квартире, с отличным видом из окон, а потом… Эй, соня, что ты думаешь насчет вида из окна? Хочешь видеть море из окна спальни или тебя больше устраивает городской ландшафт?

— Конечно, море лучше.

— Чем это оно лучше, хотел бы я знать? Да, по-моему, тебе не нравится вид, который открывается из окна твоей палаты. Так мы тебя в два счета оттуда переселим!

— Это не правда, — защищалась она. — Мне там очень нравится.

— Тогда мы с тобой съездим и подыщем такую квартиру, чтобы из спальни был вид на залив, а из гостиной — на горы. Договорились?

— Хорошо… — Голос у Нэнси был совсем сонный, она держалась из последних сил. — А когда мне можно будет заснуть?

— Скоро, принцесса, скоро, — пообещал доктор. — Мне нужно еще несколько минут. Потом мы отвезем вас в вашу комнатку, и вы сможете спать сколько вашей душеньке угодно.

— Хорошо.

— Я тебе еще не надоел, Нэнси? Она хихикнула:

— Нет.

— Ну вот и отлично… Готово!

Питер сделал знак ассистентке и отступил от стола. Медсестра сделала Нэнси в бедро укол, и Питер снова склонился к ее лицу. Он улыбался глазам, которые за эти три часа успел так хорошо узнать. Остального он пока не представлял, но и глаз было достаточно. Для него глаза Нэнси уже стали глазами близкого человека; впрочем, и ей его глаза и улыбка тоже были хорошо знакомы.

— Ты знаешь, что сегодня особенный день? — спросил Питер.

— Знаю.

— Знаешь? Откуда?

«Потому что сегодня — день рождения Майкла…», — подумала Нэнси, но ничего не сказала. Ей не хотелось, чтобы Питер знал. Сегодня Майклу исполнялось двадцать пять лет. Интересно, что он делает сейчас?..

— Просто знаю, и все, — ответила она.

— Так вот, этот день — особенный, потому что сегодня мы с тобой сделали первый шаг к новой тебе. Что скажешь?

Он снова улыбнулся ей, но Нэнси уже не видела этой улыбки. Она закрыла глаза и уснула. Это подействовал укол, который сделала ей сестра.

— С днем рождения, босс!

— Не называй меня боссом, подлиза. — Майкл поднял голову. — Господи, Бен, да ты выглядишь просто ужасно!

— Огромное тебе спасибо, дружище, ты очень любезен! — Бен с укором поглядел на друга и неловко двинулся на костылях к ближайшему креслу. Вошедшая вместе с ним секретарша помогла ему сесть и удалилась.

Бен оглядел роскошный кабинет Майкла и хмыкнул.

— Ничего себе кабинетик они для тебя отгрохали. Интересно, у меня будет такой же или все-таки поменьше?

— Если хочешь, можем поменяться. Я ненавижу эту комнату.

— Это мило… — протянул Бен. — Ну а что слышно вообще?

Беседа не клеилась, поскольку в обществе друг друга Бен и Майкл все еще чувствовали себя неловко. С тех пор, как Бен вернулся из Бостона, они виделись уже дважды, однако подсознательное стремление не упоминать о Нэнси продолжало сковывать обоих, поскольку ни Бен, ни Майкл не могли думать ни о чем другом.

— Между прочим, — добавил Бен, — врачи говорят, что на следующей неделе я могу начать работать.

Майкл недоверчиво взглянул на него и покачал головой:

— Ты просто спятил, Бен.

— А ты нет?

По лицу Майкла пробежало облачко.

— Я, по крайней мере, ничего себе не сломал. — «Во всяком случае, не кости», — подумал он про себя. — Я же сказал тебе: у тебя есть еще месяц, чтобы прийти в норму, а если понадобится — и больше. Почему бы тебе не съездить с сестрой в Европу или куда-нибудь еще?

— И что я там буду делать? Сидеть в инвалидной коляске и пускать слюни при виде девушек в бикини? Я хочу работать, Майкл. Как насчет того, чтобы мне выйти хотя бы через две недели?

— Посмотрим. — Майкл немного помолчал и неожиданно взглянул на друга с такой горечью, какой Бен еще никогда у него не замечал. — А что дальше, Бен?..