Обещание - Стил Даниэла. Страница 55
— Какое же?
— Молодость.
— Но ты же совсем еще не старый! — Она сказала это так серьезно, что Питер невольно рассмеялся, покачав седеющей головой.
— Ах, если бы ты всегда была так снисходительна к моему возрасту! — заметил Питер, все еще смеясь, но в глазах его промелькнула какая-то печальная тень, и Нэнси сразу догадалась, о чем он думает.
Разница в возрасте между ними двумя была слишком велика, чтобы ее можно было так просто сбрасывать со счетов. Как бы ни было им обоим приятно в обществе друг друга и какими бы близкими ни были их отношения, разделявшие их двадцать четыре года все же представляли собой серьезное препятствие. Впрочем, Нэнси эта разница нисколько не смущала, о чем она не раз говорила Питеру. И иногда — в зависимости от настроения — он даже верил ей. И все же ни себе и никому другому Питер не признавался, до какой степени это его волновало. Нэнси была первой девушкой, при одном взгляде на которую ему отчаянно хотелось сбросить лет десять или даже двадцать и снова стать молодым. Просто он дорожил своей зрелостью, считая ее достоинством, а отнюдь не недостатком, и только перед лицом ее свежести и молодости она превращалась для него в тяжкое бремя.
— Нэнси… — Позабыв об их уговоре, Питер снова назвал ее по-старому, но его глаза были так серьезны, что Нэнси не решилась напомнить ему о его ошибке.
— Что?
— Ты все еще… вспоминаешь его?
Во взгляде Питера отражались такие боль и безнадежность, что Нэнси захотелось крепко обнять его и сказать, что все хорошо, все нормально, но она не могла лгать ему, даже зная, что правда может глубоко ранить его.
— Иногда. Не всегда, но часто…
Что ж, по крайней мере, это был честный ответ.
— И ты все еще любишь его? Прежде чем ответить, Нэнси посмотрела на Питера очень пристально и внимательно.
— Не знаю, — проговорила она наконец. — Все дело в том, что я вспоминаю Майкла таким, каким он был тогда, два года назад. Но с тех пор многое изменилось. Я стала другой, и он тоже. Эта авария… Она не могла пройти для Майкла бесследно. Я часто думаю, что, если бы мы встретились теперь, мы, наверное, обнаружили бы, что стали друг другу чужими и что у нас больше нет ничего общего. Впрочем, трудно судить наверняка, если от прошлого остались только воспоминания. Порой мне хочется встретиться с ним просто для того, чтобы окончательно во всем разобраться, расставить все точки над "i" и — если уж так суждено — разойтись раз и навсегда. Я готова на это, лишь бы покончить с неопределенностью, которая тяготит меня. Но… Я уже поняла, что я никогда больше с ним не увижусь. Так что ни мечты, ни надежды — ничто больше не имеет значения. Я должна забыть о них.
Эти слова дались ей нелегко, но в них неожиданно прозвучала непреклонная решимость. Нэнси сделала свой выбор. Или думала, что сделала.
— Это трудно, очень трудно… — Голос Питера звучал сочувственно. Слушая Нэнси, он невольно подумал, не переживает ли и он сам нечто подобное? Может быть, именно поэтому он с такой легкостью понимал ее мысли и чувства.
— Почему ты никогда не был женат, Питер? — неожиданно спросила Нэнси.
Они медленно шли к морю, и Фред, высунув от жары язык, плелся сзади. Впрочем, занятые серьезным разговором, они почти забыли про него.
— Может, мне не следовало спрашивать?.. — неуверенно добавила Нэнси, видя, что он не отвечает, но Питер отрицательно покачал головой.
— Почему не следовало?.. — Он немного помолчал. — Тому существует тысяча веских причин. Во-первых, я слишком большой эгоист, чтобы жениться. Во-вторых, я всегда был поглощен карьерой, работой, пациентами… В конце концов так и вышло, что хирургия вытеснила, заменила собой личную жизнь. Кроме того, я излишне непоседлив, любопытен, жаден до всего нового… Со временем я, возможно, мог бы остепениться, но даже сейчас до этого еще очень далеко.
— Почему-то я тебе не верю. — Нэнси пристально посмотрела на него, и Питер улыбнулся.
— Я сам себе не верю. И все же в том, что я тебе только что сказал, есть свое рациональное зерно.
Он неожиданно замолчал и молчал очень долго. Потом тяжело вздохнул и продолжил:
— Есть и другие причины, Нэнси. На протяжении двенадцати лет я любил одну женщину. Как и ты, она была моей пациенткой. С первой же нашей встречи Ливия произвела на меня очень сильное впечатление, но в те времена я избегал слишком близких отношений со своими подопечными. Она так и не узнала, что я к ней чувствовал до тех пор, пока… Словом, много позднее. А между тем судьба, словно в насмешку, то и дело сводила нас вместе. Мы встречались с ней на вечеринках, приемах, банкетах чуть ли не каждую неделю. Ее муж, видишь ли, тоже был известным врачом, и его — как и меня — приглашали чуть ли не на каждое сборище, будь то профессиональный конгресс или благотворительный вечер. Да, Нэнси, она была замужем, но меня продолжало тянуть к ней. Я держался почти два года, но в конце концов не выдержал. Мы стали любовниками и проводили вместе много времени…
Питер снова немного помолчал, потом продолжил:
— Мы с Ливией мечтали о том, как уедем далеко отсюда, поженимся, и у нас будут дети, но из этого так ничего и не вышло. Мы просто продолжали тайком встречаться — все двенадцать лет, каждую свободную минуту. Я и сам удивляюсь, как нам это удалось, но подобные вещи, как видно, изредка случаются. Ты живешь как во сне и только время от времени неожиданно замечаешь, что прошло пять лет, десять, двенадцать… Нам было очень хорошо вдвоем, но, несмотря на это, мы продолжали изобретать все новые и новые причины, чтобы не связывать свои судьбы. Все шло в ход: ее муж, моя карьера, ее семья — все… Причину, а вернее — повод, чтобы не предпринимать никаких решительных шагов, всегда можно было найти, и нас обоих это, как видно, вполне устраивало…
Питер еще никогда не признавался себе в этом, но сейчас, в разговоре с Нэнси, он почему-то смог сказать об этом откровенно. Впрочем, на нее Питер не смотрел — его взгляд был устремлен к далекому горизонту. Нэнси, напротив, внимательно разглядывала его, и от нее не укрылась ни горькая складка в уголке губ, ни глубокие морщины, собравшиеся на его обычно чистом лбу.