Полет длиною в жизнь - Стил Даниэла. Страница 38

— Что стряслось? — спросила Элизабет неожиданно севшим голосом, потому что у Кейт был такой вид, словно кто-то умер.

Кейт покачала головой, хотя у нее действительно было ощущение, что она похоронила нечто очень важное. Она распрощалась со своей свободой. Кейт больше не была просто юной девушкой, влюбленной в мужчину, — вчера ночью она ощутила себя частью чего-то большого, огромного, важного. Наутро радость переполняла ее, словно легкий газ, так что она не ходила — летала. Но теперь, без Джо, Кейт чувствовала себя воздушным шариком, из которого выпустили весь воздух.

— Ничего, — ответила она тихо. — Ничего не стряслось. Ее голос прозвучал как-то жалко, неубедительно, и Элизабет встревожилась еще сильнее.

— Ты правду говоришь? Может быть, вы поссорились?

Элизабет знала, что такие вещи случаются — могут случиться из-за одного только нервного напряжения и страха перед неизбежной разлукой.

— Нет, мы не ссорились. Наоборот, Джо был очень… — Она внезапно разрыдалась и бросилась матери на шею. — Вдруг его убьют, мама?.. Что я тогда буду делать?!

В этом крике слышалось столько отчаяния, тоски и страха, что Элизабет крепко прижала Кейт к себе. Она понимала, что значит потерять любимого человека. Когда-то она потеряла мужа, и ей не хотелось, чтобы то же самое пережила ее дочь.

— Будем молиться, чтобы Джо вернулся назад целым и невредимым. Это все, что мы можем сделать, милая: молиться и уповать на бога. Если Джо суждено остаться в живых, он вернется. А ты… ты должна быть терпеливой и мужественной. — Элизабет говорила негромко, глядя через плечо Кейт на стоявшего тут же Кларка, и в ее глазах тоже блестели слезы.

— Я не хочу быть мужественной! — всхлипывала Кейт. — Я хочу, чтобы он был здесь, со мной…

Она плакала, словно маленькая девочка, и отец с матерью не знали, как ее утешить. Не имело никакого значения, что Кейт была не одинока в своем горе. Добрая половина населения страны — да что там страны, всего мира! — тосковала, скучала, боялась за своих родных и близких, за своих мужей и любимых. Кейт еще повезло — Джо был жив, хотя и далеко от нее, — а многие женщины уже похоронили и оплакали тех, кто был им дороже всего на свете.

Постепенно Кейт успокоилась и позволила матери усадить себя на диван. Кларк принес ей воды, и она выпила, хотя руки ее тряслись, а зубы звякали о край стакана. Потом Элизабет протянула ей платок, и Кейт вытерла глаза.

— Ничего, — сказала ей мать. — Все будет в порядке. Вот увидишь — все будет в порядке…

Поздно вечером Элизабет уложила Кейт спать и, подоткнув ей одеяло, как маленькой, отправилась в свою спальню. Кларк уже ждал ее. Плотно закрыв за собою дверь, Элизабет тяжело вздохнула и, сев перед туалетным столиком, принялась расчесывать волосы.

— Как там наша малышка? — спросил Кларк.

— Спит. — Элизабет покачала головой. — Именно этого я и боялась — боялась, что она будет любить его слишком сильно! Но теперь уже поздно. А ведь они не женаты, не помолвлены, Джо даже ничего ей не обещал…

— Сейчас это не самое главное, Лиз. Сам факт регистрации в мэрии не спасет ему жизнь. Их судьба — в руках божьих, и мы тут ничего не можем поделать. По крайней мере, они любят друг друга…

Элизабет повернулась к мужу.

— Если с ним что-то случится, Кейт будет очень тяжело. Она может никогда не оправиться от этого удара…

Отчаяние дочери напомнило ей, как переживала маленькая Кейт смерть отца, но Кларку она об этом не сказала.

— Тысячи женщин по всей стране находятся в том же положении, — возразил Кларк. — И если с Джо случится беда, ей придется это пережить. В конце концов, Кейт молода. Она выдержит.

— Надеюсь, ей повезет больше, чем другим, — вздохнула Элизабет, гася свет.

На следующий день Кейт проснулась в подавленном настроении. Она совершенно забыла про Рождество и спохватилась, только когда родители преподнесли ей сапфировое ожерелье и такие же сережки. Кейт тоже припасла им очень милые подарки: Кларк получил чудесный дорожный несессер с золотыми застежками, а Элизабет — флакончик французских духов. Потом они сели за праздничный стол, но у Кейт совсем не было аппетита. Единственное, о чем она могла думать, это о Джо, который, как она знала, вернулся в Англию и уже наверняка вылетел на очередное задание.

Следующие недели тоже не принесли ей облегчения. Кейт ходила как в воду опущенная и выглядела такой измученной и бледной, словно ее глодала какая-то болезнь, так что Элизабет, не на шутку встревожившись, даже хотела показать ее врачу, но Кейт отказалась.

Вскоре кончились рождественские каникулы. Приезжая домой на выходные, Кейт никуда не ходила, а часами сидела в своей комнате и занималась или просто смотрела в окно, и ее рассеянный взгляд выражал лишь тоску, одиночество и тревогу. Даже с друзьями она почти не общалась. Как-то раз ей позвонил Энди Скотт, но она не пожелала с ним разговаривать и попросила мать впредь отвечать, что ее нет дома. Единственным просветом были для нее письма Джо, которые Кейт перечитывала по многу раз, однако он, похоже, тоже был подавлен, хотя и старался не жаловаться. Разлука давалась нелегко и ему.

К середине февраля Элизабет была в самой настоящей панике. Кейт приезжала домой на День святого Валентина, но даже праздничный обед ее не соблазнил. Она не притронулась ни к цыпленку, ни к ветчине — лишь поклевала немного бобов со свининой и съела за чаем крошечное пирожное. Каждый раз, когда разговор касался Джо, Кейт начинала плакать, и в результате под глазами у нее образовались мешки, а веки покраснели.

Когда Кейт уехала обратно в колледж, Элизабет заявила Кларку, что должна показать Кейт врачу.

— Так больше продолжаться не может, — твердо сказала она. — Девочка тает буквально на глазах. Она стала худой, как щепка, и ничего не ест. Я боюсь, что у нее что-то с желудком…

— Просто ей одиноко, — отозвался Кларк. — Она много учится, к тому же на улице холодно, пасмурно и рано темнеет. Дай ей время, Лиз, и она придет в себя. А может быть, Джо снова приедет в отпуск…

Но этим надеждам не суждено было сбыться. Джо писал, что летает теперь еще больше, чем раньше, и даже принимал участие в ночном рейде на Нюрнберг. Кларк читал об этом налете в газетах и радовался вместе со всеми, что британские ВВС бомбят немецкие города, однако скорого конца войны пока ничто не предвещало.

А в конце февраля основания для паники появились и у самой Кейт. Со дня их свидания с Джо прошло восемь недель, и хотя кое-какие подозрения появились у нее уже давно, теперь она была совершенно уверена, что беременна. Как теперь быть, Кейт понятия не имела. Одно было очевидно: она не может рассказать об этом никому, даже родителям. В особенности — родителям. С помощью небольшой хитрости ей удалось узнать у подруг адрес и телефон одного врача, который выручал девушек в подобном положении, однако позвонить ему Кейт не решалась, хотя ей было совершенно ясно, что появление ребенка погубит все. Из колледжа ее со скандалом выгонят, а уж о том, что скажут родители, узнав, что она обманула их доверие, страшно было даже подумать.

Единственное, что можно было предпринять, чтобы избежать ненужного шума, это как можно скорее выйти за Джо замуж. Однако сказать это было куда проще, чем сделать. Джо писал ей, что в ближайшие несколько месяцев никакой отпуск ему не светит, и Кейт понимала — почему. В Европе шли жестокие бои, и Джо приходилось вылетать на задания с интервалом буквально в несколько часов. В таких условиях единственной возможностью попасть домой был отпуск по ранению (и ранение должно было быть достаточно тяжелым), а этого Кейт желала меньше всего.

Так или иначе, сама мысль о хирургическом вмешательстве внушала ей ужас: это в корне противоречило ее воспитанию и мировоззрению. К тому же Кейт знала, что если сделает аборт, а с Джо что-нибудь случится, она никогда не простит себе, что не сохранила его ребенка. Вот почему вместо того, чтобы на что-то решиться, она молчала и ничего не делала. Когда же Кейт поняла, что предпринимать какие-то кардинальные меры уже поздно, она только с облегчением вздохнула, хотя ей по-прежнему было неясно, что сказать родителям и как объяснить свои обстоятельства в колледже.