Полет длиною в жизнь - Стил Даниэла. Страница 5

В Бостоне имя Кларка Джемисона — выходца из влиятельной и весьма состоятельной семьи, выпускника Гарвардского университета и преуспевающего банкира — было широко известно и уважаемо. Да и сам он был весьма доволен тем, как складывалась его жизнь. Действительно, одного того, что во времена Великой депрессии он сумел сохранить свои капиталы, было вполне достаточно, чтобы гордиться собой. Однако своей главной удачей Кларк считал то, что он женился на Элизабет и удочерил Кейт. Он достиг успеха во всех областях, которые считал важными, и мог с полным основанием полагать себя счастливым человеком.

И Элизабет тоже была счастливой женщиной — по крайней мере в глазах окружающих. Она имела все, о чем только можно было мечтать: деньги, любящего мужа и обожаемую дочь, в которой сосредоточился весь смысл ее существования. Кейт появилась на свет, когда Элизабет уже исполнилось сорок, и с самого начала сделалась главной радостью в жизни матери. Все надежды и упования Элизабет воплотились в дочери, поэтому она не жалела для нее ничего. Она любила Кейт глубоко и нежно, подчас — баловала, но вместе с тем внимательно следила, чтобы энергия и жизнелюбие девочки были направлены в нужное русло. Именно Элизабет научила Кейт в любых обстоятельствах держать себя в руках и привила безупречные манеры. Мать и отчим всегда относились к Кейт как к маленькой личности: они делились с ней своими мыслями, своими радостями и тревогами и жили общими интересами, никогда не расставаясь надолго. Даже когда Кларк и Элизабет уезжали за границу по делам — а ездить им приходилось часто, — они всегда брали ее с собой.

К семнадцати годам Кейт объездила всю Европу и даже успела побывать в Сингапуре и Гонконге. Эти поездки помогли ей расширить свой кругозор и обрести дополнительную уверенность в себе. Оказавшись на балу, где ее окружали сотни незнакомых людей, она ничуть не растерялась, и это ощущали все, с кем ей приходилось знакомиться. Каждый, кто сталкивался с ней, непременно отмечал про себя: эта девушка чувствует себя совершенно легко и непринужденно в сутолоке и многолюдстве роскошного зала. Она могла заговорить с каждым, пойти, куда захочется, сделать все, что считала нужным. Казалось, ничто не может смутить или испугать Кейт. Она любила жизнь, принимала ее в любых проявлениях, и это было заметно с первого взгляда.

Платье, которое было на Кейт в этот праздничный вечер, Кларк выписал из Парижа — должно быть, поэтому оно сильно отличалось от платьев других девушек. Большинство надели бальные платья светлых тонов — разумеется, за исключением белого, так как этот цвет был привилегией юной дебютантки, — однако все они принадлежали к одному стилю, что, впрочем, не мешало их обладательницам выглядеть очаровательно и мило. Но Кейт была не просто очаровательна — она выглядела по-настоящему оригинально и элегантно и притягивала все взгляды. Казалось, что женского, взрослого в ней значительно больше, чем девичьего, однако производимое ею впечатление не было ни вульгарным, ни чрезмерно чувственным. От нее как будто исходила какая-то несуетная простота, что только подчеркивалось отсутствием оборок, кружев и других ненужных украшений. Ее платье из светло-голубого атласа с тонкими, как ниточки, бретельками было скроено по косой и, плавно облегая фигуру, играло и рябило при каждом движении, словно поверхность пруда в ветреный день. Подобный покрой подчеркивал ее изящество и пропорциональность сложения, а аквамариновые серьги, перешедшие к Кейт от бабки по материнской линии, сверкали среди густых темно-каштановых прядей, словно глаза шаловливых эльфов.

Никакой косметики Кейт не употребляла. Единственное, что она себе позволила, это немного пудры на плечах, чтобы подчеркнуть цвет платья, который менялся в зависимости от освещения: то голубел, как первый лед на реке, то напоминал зимнее пасмурное небо. Что касалось лица, то никакая пудра или крем не могли улучшить его естественного оттенка, соперничавшего с нежнейшими лепестками самых бледных роз. Губы у Кейт были ярко-алыми, несколько капризно изогнутыми, что особенно бросалось в глаза, так как она постоянно что-то говорила, улыбалась или смеялась.

Поздравив дебютантку с достижением совершеннолетия, Кейт и Кларк двинулись в глубину зала. Кейт держала отца под руку, а он беззлобно над ней подтрунивал. Элизабет шла за ними, но через каждые пять шагов ей приходилось останавливаться, чтобы поболтать с кем-нибудь из знакомых. Вскоре Кейт заметила среди гостей сестру виновницы торжества, стоявшую в углу с группой молодежи, и поспешила туда, договорившись с отцом встретиться немного погодя в бальном зале.

Кларк Джемисон с гордостью проводил дочь взглядом — и не он один. Многие головы повернулись ей вслед, хотя Кейт об этом даже не подозревала. Никогда еще ей не приходило на ум, что она выглядит просто потрясающе и способна покорять сердца одним взглядом, одним движением. Уже через несколько секунд она непринужденно болтала и смеялась со своими подругами, так и не заметив, что успела вскружить головы нескольким десяткам молодых людей. Зато Кларк это заметил, однако, продолжая потихоньку наблюдать за дочерью, нисколько за нее не волновался. Он давно привык: что бы Кейт ни делала, где бы ни находилась, она неизменно очаровывала окружающих своей веселостью и жизнелюбием. Кейт любили все без исключения, никому и в голову не приходило ее обидеть или просто отнестись недоброжелательно. И это позволяло Кларку и Элизабет надеяться, что через пару-тройку лет их дочь встретит достойного молодого человека, полюбит его и выйдет за него замуж.

Особенно часто об этом задумывалась Элизабет. Она была счастлива с Кларком и, разумеется, желала дочери такой же судьбы. Однако ее муж придерживался несколько иного мнения. Нет, он был не против брака дочери, но считал, что сначала она должна получить хорошее образование. Он даже говорил с ней об этом, и убедить Кейт Кларку не составило труда. Несмотря на молодость, Кейт была достаточно умна, чтобы не отказываться от такой замечательной возможности, тем более что замуж она совсем не спешила. Единственное, чего она пока не могла решить, это на каком из учебных заведений остановиться. Ей нравились и Рэдклифф, и Уэллсли, и Вассар, и Барнард, и целая куча других колледжей. Прошлой зимой Кейт уже написала в некоторые из них заявления с просьбой о приеме, чтобы начать учебу, как только ей исполнится восемнадцать. Кроме этого, она написала и в Гарвардский университет, потому что там учился ее отец. Гарвард и Рэдклифф стояли первыми в списке ее предпочтений, но и другие колледжи сбрасывать со счетов она не собиралась.

Продолжая болтать с подругами, Кейт переходила из одной приемной в другую, знакомясь с новыми и новыми людьми. Прекрасная память помогала ей запомнить почти все имена, хотя число новых знакомых давно перевалило за несколько десятков. Непринужденность и приветливость Кейт вскоре привели к тому, что вскоре вокруг нее собралась целая толпа, причем мужчин — и молодых, и зрелых — в ней было заметно больше, чем женщин. Они находили ее рассказы интересными и остроумными, ее манеры — обворожительными, ее стиль — блестящим, поэтому, когда начались танцы, от кавалеров просто не было отбоя. Кейт приходилось начинать танец с одним партнером, а заканчивать с другим, ибо желающих оказалось даже чересчур много. В целом же вечер получился просто замечательным, и Кейт получила огромное удовольствие, но, к счастью, всеобщее поклонение не вскружило ей голову. Кейт ни на секунду не забывала о том, что это вовсе не ее первый бал.

Кейт впервые увидела его в банкетном зале, где был устроен буфет. Она беседовала с одной из подруг, которая делилась впечатлениями от первого года учебы в Уэллсли, и, случайно вскинув голову, вдруг заметила лицо, показавшееся ей незаурядным. Прошло несколько секунд, прежде чем она поймала себя на том, что больше не слушает приятельницу, а разглядывает — нет, буквально таращится на молодого мужчину, который полностью завладел ее вниманием. В нем и вправду было что-то загадочное, гипнотическое, интригующее, хотя Кейт не могла бы сказать, что именно. Незнакомец был довольно высок и широкоплеч. его песочного цвета шевелюра пребывала в легком беспорядке, но черты лица были четко очерченными и аристократически правильными. Еще Кейт заметила, что он значительно старше тех восемнадцати-двадцатилетних мальчишек, с которыми она только что танцевала. Выглядел он лет на тридцать или чуть моложе — так она решила, продолжая рассматривать его с той же жадной непосредственностью.