Пять дней в Париже - Стил Даниэла. Страница 16

– А как вы думаете, что бы произошло, если бы я это сделала? Пресса бы просто с ума сошла. Энди сказал бы, что я хочу подвергнуть опасности его карьеру. Книга никогда бы не дошла до читателя: ее спрятали бы где-нибудь на складе люди из его окружения.

Птичка в золотой клетке, вдруг подумал Питер об Оливии. Ей нельзя было делать то, что она хотела делать, она жила в постоянном страхе причинить вред своему мужу. И все равно она сейчас покинула его и сидела в кафе на Монмартре, раскрывая свое сердце перед незнакомцем. Да, Оливия вела странную жизнь, и Питер, наблюдая за ней, понял, как близка она была к тому, чтобы отказаться от нее. Ее ненависть к политике и та боль, которую общественная деятельность ее мужа причинила ей, были совершенно очевидны.

– А вы? – Она подняла на Питера свои прекрасные карие глаза, желая узнать о нем как можно больше. Ей было известно только то, что он был женат, имел троих сыновей, занимал видное положение и жил в Гринвиче. Но еще она знала, что он был хорошим слушателем, и когда держал ее за руку и смотрел на нее, Оливия чувствовала, как внутри нее оттаивает что-то давно отмершее.

Питер долго молчал, все еще держа ее за руку и глядя ей в глаза. Он не любил рассказывать о себе, но Оливия доверилась ему, и теперь он хотел поделиться с ней своими проблемами. Питер чувствовал, что ему необходимо высказаться.

– Я здесь по делам фармацевтической фирмы, которой управляю. В течение четырех лет мы разрабатывали очень сложный препарат, и, несмотря на то что иногда лекарства создаются еще дольше, нам очень хотелось с ним поторопиться. Мы потратили на это огромное количество денег. Этот препарат может произвести настоящую революцию в химиотерапии, и для меня лично это очень важно. Я хочу компенсировать этим вкладом в историю мира все глупые и эгоистичные поступки, которые я совершил за свою жизнь. Для меня эта разработка означает все, и во всех странах, где проходили тестирования, все было благополучно. Последние исследования должны были проводиться здесь, и я приехал, чтобы лично узнать результаты.

Основываясь на данных этих тестов, мы намеревались просить у ФДА разрешения на проведение испытаний на людях. Наши лаборатории уже осуществляют последние шаги по разработке препарата, и вплоть до сего момента он проявлял себя безупречно.

Но тесты парижских лабораторий показывают нечто совсем другое. Они еще не закончены, но, когда я приехал сюда вчера, глава нашего французского филиала объявил мне, что с лекарством могут быть серьезные проблемы. Грубо говоря, вместо панацеи, способной спасти человеческую расу, оно может стать убийцей. Подробности я узнаю только в конце недели, но я боюсь, что это будет крушение мечты или начало нового витка многолетних испытаний. И если все сложится именно так, мне нужно будет, вернувшись домой, рассказать директору нашей компании, который волей обстоятельств еще и мой тесть, о том, что наша разработка либо ляжет на полку, либо вообще уйдет коту под хвост. Надо ли говорить, что это будет малоприятный разговор?

Заинтригованная его рассказом, Оливия взглянула на него и кивнула:

– И сомневаться не приходится. А вы сказали ему о том, что услышали вчера?

Она была уверена, что он уже всем поделился со своим шефом, и для нее это был почти риторический вопрос, поэтому она особенно удивилась, когда он с виноватым видом покачал головой.

– Я не хочу рассказывать что-либо, пока у меня не будет полной информации, – ответил Питер уклончиво, глядя ей прямо в глаза.

– Да, вам придется ждать целую неделю, – сочувственно промолвила Оливия, понимая, насколько важно для него все это. – А что сказала ваша жена? – Она произнесла эти слова так, словно считала само собой разумеющимся, что другие люди в отличие от нее наслаждаются своими супружескими отношениями. Каким образом она могла знать о том, что именно этот человек, Питер Хаскелл, не может сказать своей жене ни слова без того, чтобы это не стало известно ее отцу? Ответ Питера поразил ее.

– Я не говорил ей, – тихо ответил он, и Оливия с изумлением посмотрела на него.

– Не говорили? Почему? – Вообразить причину было трудно.

– Это долгая история. – Он смущенно улыбнулся Оливии, все еще разглядывавшей его с любопытством. В его глазах мелькнул слабый отблеск одиночества и разочарования. – Она очень близка со своим отцом, – продолжал он, тщательно подбирая слова. – Ее мать умерла, когда она была совсем маленькой, и он вырастил ее один. Кэти рассказывает ему все.

Снова посмотрев на Оливию, Питер увидел, что она прекрасно понимает его.

– Даже то, что вы говорите ей по секрету? – недоверчиво переспросила она.

– Даже это, – улыбнулся Питер. – У Кейт нет тайн от отца.

Сердце его сжалось, когда он произносил эти слова. К его собственному удивлению, сейчас это раздражало его больше, чем когда-либо.

– Вам, наверное, это не слишком-то приятно?.. – сказала Оливия, пытаясь по его глазам понять, счастлив он или нет. Казалось, он хотел продемонстрировать ей, что преданность его жены своему отцу была не только приемлема для него, но и совершенно нормальна. Но взгляд его свидетельствовал о другом. Интересно, об этом ли он думал, когда говорил о том, что в любой шкуре иногда бывает тяжко? Оливии, ставившей неприкосновенность частной жизни, скромность и верность превыше всего, обстоятельства Питера казались совсем несладкими.

– Не знаю, так сложилось, – столь же откровенно сказал Питер. – Я уже давно с этим смирился и не считаю, что они в каком-то заговоре против меня. Но это означает, что временами я просто не могу поделиться с ней всем, что меня волнует. Они чрезмерно привязаны друг к другу.

Оливия вдруг решила перевести разговор на другую тему, щадя его чувства. У нее и в мыслях не было снимать этот защитный слой или причинять ему боль, указывая на то, насколько недопустимым было поведение его жены. В конце концов, она совершенно его не знала и не имела на это никакого права.

– Наверное, сегодня, когда вы весь день волновались, как пройдут ваши тесты, и не имели возможности поделиться своими тревогами с кем бы то ни было, вам было очень одиноко?

Она смотрела на него с сочувствием. И те слова, которые она говорила, проникали Питеру прямо в сердце. Они обменялись теплыми, понимающими улыбками – ведь каждый из них нес на своих плечах тяжкое бремя.

– Я пытался занять себя целый день, – тихо сказал он. – Я отправился в Булонский лес и наблюдал там за играющими детьми, прогулялся вдоль Сены, побывал в Лувре, потом вернулся в отель и работал, пока не началась тревога. – Питер усмехнулся: – А теперь-то уж я точно могу сказать, что день прожит не зря.

Между тем начинался новый день. Было почти пять часов утра, и оба понимали, что уже давно должны были вернуться в отель. После этого они проговорили еще полчаса и лишь в полшестого неохотно поднялись из-за столика и отправились искать такси. Взявшись за руки, словно подростки на первом свидании, они брели по Монмартру: она – в своем спортивном джемпере, он – в рубашке с короткими рукавами. Им было удивительно хорошо друг с другом.

– Как странно иногда складывается жизнь, правда? – сказала Оливия, и счастье играло у нее в глазах, когда она посмотрела на него, думая об Агате Кристи и спрашивая себя, совершала ли та подобные или даже еще более смелые поступки во время своего исчезновения. После своего возвращения знаменитая писательница не дала никаких объяснений. – Ты думаешь, что совершенно одинок, а потом вдруг из тумана неожиданно выходит кто-то, и одиночеству приходит конец.

Она никогда даже и не мечтала о том, чтобы встретить такого человека, как Питер. А он, в свою очередь, чувствовал, как она нуждается в понимании и тоскует по простой человеческой дружбе.

– Как хорошо будет вспоминать это в трудные моменты! Никогда не знаешь, что ждет тебя за углом, – сказал Питер, улыбаясь ей.

Я больше всего боюсь, что за углом окажутся президентские выборы или, хуже того, еще одна пуля маньяка. – Это была ее самая тайная мысль, связанная с мрачными воспоминаниями об убийстве ее деверя. Было ясно, что в свое время она очень любила Энди Тэтчера, а теперь ее чрезвычайно угнетало то, что жизнь так жестоко обошлась с ними, заставив их испытать столько ужасных потрясений. В какой-то степени Питеру было жалко их обоих, но особенно Оливию. Он никогда не видел, чтобы кто-нибудь игнорировал другого человека так, как Энди Тэтчер игнорировал свою жену. Он был совершенно равнодушен к ней, как будто ее вообще не существовало. И еще он, казалось, заражал этим безразличием своих помощников. Может быть, она и на самом деле была для них всего лишь украшением.