Счастье - Стил Даниэла. Страница 37

Когда на следующий день Олли заехал на Браттл-стрит, сердце у него гулко стучало. Он вышел из машины, позвонил в дверь и сел обратно. Ему не терпелось снова их увидеть, быть с детьми, ни минуты дольше не оставаться одиноким. Без них в Бостоне было ужасно тоскливо. Этот уик-энд останется в памяти навсегда.

Мелисса появилась первая – уверенная в себе, взрослая и очень хорошенькая. Она помахала отцу, и он обрадовался, что у нее хорошее настроение. Ей было полезно наконец повидаться с матерью. Следом за ней вышел Бенджамин, серьезный и озабоченный, но в последнее время он постоянно был таким. Бен сильно изменился с тех пор, как уехала Сара. А может, он просто повзрослел? Оливер не был уверен и беспокоился за старшего сына. Наконец появился и Сэм. Он нехотя плелся, держа в руках большой, кое-как упакованный сверток. Сара подарила ему плюшевого мишку, не будучи уверенной, понравится ли сынишке подарок, но Сэм сразу пожелал с ним спать, а теперь прижимал к себе как самое дорогое сокровище.

Бенджамин забрался на переднее сиденье. Мел уже сидела сзади. Сэм посмотрел на отца широко раскрытыми, грустными глазами. Легко было заметить, что он плачет.

– Привет, старина, что там у тебя?

– Мама мне подарила мишку. Знаешь, на счастье...

Он стеснялся признаться, как ему понравилась игрушка. Сара интуитивно угадала, что сыну нужно – она очень хорошо знала своих детей. Олли обнял Сэма и почувствовал запах духов жены. Сердце заболело от этого запаха и от мысли о ней. А потом, когда Сэм протискивался на сиденье, Оливер поднял глаза и увидел, что Сара стоит в дверях. Она махала им рукой, и в это мгновение Оливеру хотелось выскочить из такси, заключить ее в объятия и увезти. Может, ему еще удалось бы привести ее в чувство, а если нет, он по крайней мере мог бы прикоснуться к ней, обнять, ощутить ее близость. Но Олли заставил себя отвернуться и охрипшим голосом велел таксисту ехать в аэропорт. Когда машина тронулась, он наперекор себе все-таки обернулся. Сара все махала, стоя уже на мостовой, такая красивая и молодая. Глядя на нее, Оливер вдруг почувствовал, что Мелисса что-то сунула ему в руку. Это был маленький мешочек из белого шелка. Он открыл его и увидел кольцо с изумрудом, которое подарил Саре на Рождество. В маленькой записке она просила сохранить его для Мелиссы. Это был еще один удар. Уик-энд выдался для Оливера жестоким. Он молча, сжав зубы и устремив ледяной взгляд в окно, сунул мешочек в карман.

Олли долго ничего не говорил, а только слушал болтовню детей: про то, как готовили ужин, воздушную кукурузу, про квартиру Сары. Даже Сэм повеселел: ему явно пошло на пользу свидание с матерью. Все дети имели ухоженный вид, а у Сэма волосы были причесаны именно так, как нравилось Оливеру. Ему было больно смотреть на них, словно заново родившихся после общения с матерью и снова отвергнутых. Он не хотел слышать о том, как было здорово, какая мама красивая, как она много занимается, какой у нее симпатичный садик. Он хотел слышать только о том, как сильно она тоскует по ним всем, и особенно по нему, когда она вернется, как ненавидит Бостон и жалеет, что туда поехала. Но теперь Олли знал, что не услышит этого никогда.

Полет в Нью-Йорк проходил скверно, но дети, казалось, даже этого не заметили. Домой добрались к восьми. Агги ждала их с ужином. Они рассказали ей все про Бостон, про то, что делала мама, что она говорила, чем она вообще занимается. Наконец Олли не выдержал. Он поднялся из-за стола и швырнул на пол свою салфетку. Дети в изумлении уставились на него.

– Мне осточертело все это слушать! Я рад, что вы отлично провели время, но, черт побери, неужели нельзя поговорить о чем-нибудь еще?

Ребята подавленно притихли, а Оливера вдруг охватило смущение.

– Извините... Я... так...

Он оставил их и пошел наверх, прикрыл дверь своей комнаты и сидел там в темноте, глядя в окно на луну. Больно было слушать их бесконечные разговоры о ней. Они снова нашли ее. А он потерял. Часы уже нельзя было повернуть вспять. Она его больше не любит, хотя по телефону убеждала в обратном. Все кончено. Навсегда.

Так он сидел, не зажигая свет, на кровати, кажется, довольно долго. Потом лег и стал глядеть в потолок. Еще через некоторое время раздался стук в дверь, она приоткрылась и появилась Мел, но сначала она не разглядела отца.

– Папа!

Она зашла в комнату и увидела его, лежащего в лунном свете на кровати.

– Извини... мы не хотели тебя расстроить... просто...

– Я знаю, детка, я знаю. Вы имеете право радоваться. Она же ваша мама. На меня просто что-то нашло в тот момент. Даже папы иногда теряют самообладание.

Олли сел, улыбнулся ей и зажег свет. Ему было неловко, что дочь обнаружила, как он хандрит в темноте.

– Просто я по ней очень тоскую... как вы тосковали...

– Но, папа, она говорит, что по-прежнему любит тебя. Мел вдруг стало жаль отца, у него было такое тоскливое выражение глаз.

– Вот и замечательно, дорогая моя. Я ее тоже люблю. Просто иногда трудно понять происходящие перемены.

«...Когда теряешь кого-то очень любимого... когда чувствуешь себя так, словно кончается вся твоя жизнь...»

– Но я привыкну.

Мелисса кивнула. Она обещала матери, что будет помогать ему в меру своих возможностей, и была к этому готова. Она в этот вечер уложила Сэма спать с его мишкой, сказав, что папу надо оставить в покое и лечь в свою постель.

– А что, папа заболел? Мел покачала головой.

– Он сегодня странно себя вел, – допытывался Сэм. – Он был очень обеспокоен.

– Папа просто расстроен, вот и все. Я думаю, он переживает свидание с мамой.

– По-моему, было классно.

Он радостно улыбнулся, обнимая мишку. Мел улыбнулась ему, чувствуя себя совсем взрослой.

– По-моему, тоже. Но я думаю, что им, родителям, тяжелее.

Сэм кивнул, будто тоже это понимал. А потом спросил сестру о том, о чем не решался спросить у мамы и папы:

– Мел... как ты думаешь, она вернется?.. Ну, как раньше... сюда, к папе и ко всем...

Сестра долго не отвечала ему, стараясь понять, что ей подсказывали ум и сердце, но, как и для ее отца, ответ для нее был уже ясен.

– Не знаю... но думаю, что нет.