Счастье - Стил Даниэла. Страница 56

– Какая красота! – восхищался Олли, когда она проводила его на террасу, вручив джин с тоником.

– Это единственный случай, когда я позволила себе роскошь.

Отец хотел на тридцатилетие купить ей отдельный дом, но Меган решительно отказалась. Квартира ей нравилась и была достаточно большая. Оливер ее вполне понимал.

– Я провожу здесь большую часть времени, зарывшись в рукописи, даже уик-энды.

Она непринужденно рассмеялась. Олли в ответ улыбнулся:

– Бывают судьбы и потяжелее.

Ему вдруг захотелось побольше узнать о Меган Таунсенд, и он решил принять ее игру:

– А как насчет тебя? Замужем? Разведена? Многодетная мать?

Последнее, правда, представлялось наименее вероятным. По всему чувствовалось, что она ничем не обременена и свободна.

– Замужем не была. Детей нет. Кошек, собак, птиц не имею. Женатых любовников тоже.

Оба рассмеялись, но Олли сразу приуныл:

– Значит, мне не на что рассчитывать?

– А ты что, возвращаешься к жене? – спросила Меган, когда они уселись в шезлонги, изготовленные по проекту Брауна Джордана.

– Нет. – Оливер посмотрел ей прямо в глаза, но не сказал, что еще недавно имел такое желание. – Наши жизни пошли в совсем разных направлениях. Она теперь аспирантка Гарварда и начинающая писательница.

– Что ж, это неплохо.

– На первый взгляд. – Когда Олли с чужими говорил о Саре, в его голосе все еще звучала горечь. – Но она бросила меня и троих детей, чтобы туда уехать.

– Вот это скверно.

– Было – да.

– А теперь?

Меган задавала вопросы, желая его лучше узнать.

– Иногда. Но в последнее время лучше. Нельзя же все время сердиться. – Оливер грустно улыбнулся. – Хотя я дулся довольно долго. Она все обещала, что вернется, но теперь, думаю, эта игра уже позади. Дети привыкают... и я тоже... – Он с улыбкой взглянул на собеседницу и, внезапно рассмеявшись, добавил: – Однако должен тебе признаться, что это мое первое свидание за двадцать лет, поэтому мое поведение может тебе показаться несколько несуразным.

– Ты ни с кем не встречался с тех пор, как она тебя бросила?

Меган была потрясена. Его жена, вероятно, была необыкновенной женщиной. Сама она в жизни не оставалась без мужчины дольше месяца и не выносила одиночества. Ее последний любовник покинул ее всего три недели назад после спокойных шести месяцев, на протяжении которых он курсировал между ее солярием и собственным домом на Пятой авеню. Меган вращалась среди элиты, но что-то в Оливере ее заинтриговало: его глаза, его шарм и еще что-то, подсказывавшее, что он очень одинок.

– Ты серьезно?

Олли вдруг вспомнил поклонницу женской борьбы и опять расхохотался:

– Нет, вру... Пару месяцев назад у меня было свидание, но очень неудачное. Оно меня почти отрезвило.

– Бог ты мой, Оливер. – Меган, смеясь, допила остатки джина с тоником. – Так ты практически девственник.

– Можешь это так называть, – все в том же шутливом тоне ответил Олли, а потом задумался над ее словами. У него не было близости с женщиной семь месяцев, и он не знал, что будет, если такая возможность представится. Может, вообще ничего и не получится? На протяжении семи месяцев он никого не хотел, кроме Сары. И ни с кем другим не спал все предыдущие двадцать лет. Он никогда не изменял жене, а эта девушка, похоже, привыкла менять мужчин как перчатки. Внезапно живший в нем мальчишка захотел удрать как можно скорее домой. Олли встал и снова пошел полюбоваться на вид с террасы, а Меган тем временем заканчивала приготовление обещанного салата.

– Предупреждаю тебя, я готовлю из рук вон плохо. Салат по-императорски и карпаччо – это предел моих возможностей. Ну еще разве что пицца.

– Я весь – нетерпение. Это мои любимые блюда. Сама она ему тоже нравилась, хотя и немного пугала. Ужинать сели в столовой. Говорили о ее и его работе.

Олли снова почувствовал себя раскованно, а когда Меган наконец спросила о его детях, он постарался их описать.

– Они тяжело пережили уход матери, я, впрочем, тоже. Но теперь ребята, кажется, приходят в себя.

Что, конечно, не касалось Бенджамина и катастрофы, которую он учинил вместе с Сандрой.

– Ну а ты? Как теперь твое самочувствие?

После нескольких глотков хорошего французского вина Меган, похоже, стала деликатнее, да и Олли тоже расслабился. Они очень мило беседовали о жизни за нехитрым ужином.

– Не знаю. Я больше об этом не думаю. Я просто занят работой и детьми, и мне некогда копаться в своих ощущениях. Может, это и хороший симптом.

– Ты по ней по-прежнему тоскуешь?

– Конечно. Странно было бы, если б я не тосковал. Мы прожили в браке восемнадцать лет, а до того четыре года встречались. Для любого это большой период. Для меня – половина жизни.

– Тебе сорок четыре?

Она улыбнулась, а Олли кивнул.

– Я думала, тебе лет тридцать девять.

– А я думаю, что тебе двадцать пять.

– Мне тридцать. Оба рассмеялись.

– Ну и как ты это воспринимаешь? Так ли это ужасно, как говорят? Сара была в отчаянии, когда ей исполнилось тридцать, ей казалось, что вся жизнь позади. А что уж говорить о тридцати девяти... сорока... сорока одном. Мне кажется, это ей все время не давало покоя. Она была впанике, что по-настоящему состарится, так ничего и не достигнув, и поэтому сбежала. Но дело-то в том, что достигла она многого, по крайней мере я так считаю. Сара считала иначе.

– Я не придаю этому значения, наверное, потому, что не замужем и не имею детей. Я всю жизнь делала только то, что мне хотелось. Ты, наверное, посчитаешь, что я избалована.

Она сказала это с таким веселым видом, что Олли тоже стало смешно. Он оглядел дорогую обстановку и подумал, что Меган права.

– А что для тебя важно? Я имею в виду, что тебя на самом деле волнует?

«Я сама», – чуть не призналась она, но все-таки решила не быть такой откровенной.

– Наверное, моя работа. Моя свобода. Возможность делать в жизни именно то, что нравится. У меня не получается быть альтруисткой или приспосабливаться к другим людям. Все мы играем по своим правилам, и мне нравятся мои. Я не понимаю, почему кто-то долженчто-то делать, выходить замуж, рожать детей, подлаживаться под чьи-то правила. Я поступаю по-своему, и это мне нравится.