Все только хорошее - Стил Даниэла. Страница 21

— Я ждал целых тридцать пять лет. Этого более чем достаточно.

Она вздохнула и мрачно посмотрела на него.

— Ты встречался с ее родителями?

— Нет. Они погибли.

Руфь на мгновение растерялась, но тут же снова взяла себя в руки. Установилось долгое тягостное молчание. Подали кофе. Берни внезапно вспомнил о приготовленном для матери подарке. Он протянул ей коробку, но она отрицательно замотала головой:

— Это не тот вечер, который мне хотелось бы запомнить.

— В любом случае не отказывайся. То, что там лежит, тебе понравится.

Берни почувствовал, что еще немного, и он швырнет коробку матери в лицо. Мать, заметив смену его настроения, едва ли не брезгливо приняла коробку и поставила ее рядом с собой.

— Не понимаю, как ты мог такое сделать…

— Ничего лучше этого я уже не придумаю, мама. Он вздохнул и покачал головой. Будь его мать другим человеком, она бы сейчас радовалась. Он вновь сел на банкетку и сделал глоток кофе.

— Насколько я понимаю, на свадьбе вас не будет. Мать снова заплакала, пользуясь салфеткой как носовым платком, и, посмотрев на своего супруга, простонала:

— Он не хочет, чтобы мы присутствовали на его свадьбе! Она зарыдала так, что Берни от стыда готов был провалиться на месте.

— Мама, я этого не говорил. Просто я решил…

— Не надо решать за других! — Мать мгновенно очнулась, но уже в следующую минуту вновь запричитала, обращаясь к мужу:

— Как все это могло произойти? Даже в голове не укладывается…

Лу погладил ее по руке и выразительно посмотрел на сына.

— Ей сейчас тяжело, но со временем она к этой мысли привыкнет.

— Ну, а ты как относишься к этому, папа? — Берни посмотрел в глаза отцу. Ему хотелось получить благословение хотя бы от него. — Она — замечательная женщина.

— Надеюсь, ты будешь с ней счастлив. — Отец улыбнулся и вновь погладил Руфь по руке. — А маму нашу я сейчас отвезу домой. У нее сегодня был непростой вечер.

Мать, взглянув на супруга и сына, стала раскрывать коробку с подарком.

— Очень мило, — сказала она, вытащив из коробки сумочку, но тут же, решив, что своим подарком сын пытается компенсировать нанесенный ей моральный ущерб, добавила сухо:

— Одно жаль. Бежевый цвет я не люблю.

Берни вздохнул, но решил ничего не говорить в ответ на это заявление матери. Он прекрасно понимал, что в следующий раз увидит ее именно с этой сумочкой.

— Мне очень жаль. А я-то думал, она тебе понравится. Мать презрительно фыркнула. Берни расплатился, и они поспешили выйти из ресторана.

Мать взяла его под руку.

— Когда ты вернешься в Нью-Йорк?

— Не раньше весны. Завтра я улетаю в Европу, а из Парижа полечу сразу в Сан-Франциско.

Он говорил с ней холодно, памятуя о том, как она отреагировала на его признание.

— И ты нисколечко не задержишься в Нью-Йорке? — спросила мать еле слышно.

— У меня нет времени. Я должен вернуться в магазин — там должно состояться важное собрание. Увидимся на свадьбе, если, конечно, вы на нее приедете.

Мать приостановилась в дверях.

— Хорошо будет, если ты приедешь на День Благодарения. Такой возможности у нас больше не будет.

Она прошла через вращающиеся двери и приостановилась, дожидаясь Берни.

— Я ведь не в тюрьму собираюсь, мама. Я собираюсь жениться, и только. Надеюсь, в будущем году мы переедем в Нью-Йорк, и тогда все праздники мы будем встречать вместе.

— Ты и эта девица? Как, говоришь, ее зовут? Мать вопросительно посмотрела на него, сделав вид, что от горя забыла все на свете. Берни, однако, нисколько не сомневался в том, что мать помнит все до малейших деталей — даже то, как «эта девица» выглядит.

— Ее зовут Лиз.

Он поцеловал мать и остановил такси, явно не желая затягивать прощание. Родители должны были ехать за своей машиной, которую они оставили возле отцовского офиса.

— Так ты не приедешь на Благодарение? Мать стала открывать дверцу с явным намерением выйти из машины, но Берни едва ли не силой вернул ее обратно.

— Я не смогу. Когда вернусь из Парижа — позвоню.

— Я хочу поговорить с тобой о свадьбе. Мать высунулась в окошко. Водитель, которому все это начинало надоедать, сердито заворчал.

— О чем тут говорить? Свадьба состоится двадцать девятого декабря в синагоге Эмануил. После этого все поедут в небольшой отель в Саусалито. Ей там очень нравится.

Мать хотела было сказать что-то особенно неприятное, но отец, мгновенно отреагировав на это, громко назвал водителю адрес своего офиса.

— Мне нечего надеть, — пискнула мать.

— Приходи в наш магазин, мы что-нибудь для тебя подберем.

И тут вдруг до матери дошел смысл услышанного. Они собирались жениться в синагоге.

— Она согласна пойти в синагогу?

Мать была страшно удивлена. По ее мнению, католики должны были вести себя совершенно иначе. Впрочем, эта девица была разведена, возможно, одновременно с этим ее отлучили и от церкви… Кто их, католиков, знает…

— Да. Она хочет, чтобы все происходило в синагоге. Ты полюбишь ее, мам, вот увидишь.

Он коснулся ее руки, и она улыбнулась ему сквозь слезы.

— Мазел тов!

— «Удачи!»

С этими словами мать закрыла окошко, и машина, загрохотав по рытвинам, стала быстро набирать скорость. Берни вздохнул с облегчением. Он таки сделал это.

Глава 10

День Благодарения они отмечали в квартире Лиз вместе с Джейн и ближайшей подругой Лиз Трейси. Последней было немного за сорок, она была на удивление приятной женщиной. Дети ее выросли и уехали кто куда. Сын учился в Йельском университете, дочь вышла замуж и теперь жила в Филадельфии. Муж Трейси давно умер — со времени его смерти прошло уже четырнадцать лет. Сама она принадлежала к тем сильным, энергичным натурам, которые умудряются сохранять живость и оптимизм несмотря на то, что жизнь часто и больно бьет их. Она выращивала цветы, любила готовить, держала в доме кошек и огромного Лабрадора. Жила она в крошечной квартирке в Саусалито. Она подружилась с Лиз, как только та появилась в школе, и не единожды помогала ей и Джейн в те тяжелые первые годы, когда Джейн была совсем малышкой, а у ее матери не было ни гроша. Иногда она даже отпускала Лиз в кино. Никто не был так рад за Лиз, как Трейси. Она согласилась стать ее подругой на свадьбе, что вполне устраивало и Берни, которому Трейси чрезвычайно нравилась. Высокая и сухощавая, она была родом из штата Вашингтон и никогда не бывала в Нью-Йорке. Трейси носила туфли фирмы «Биркенсток». Приземленная, но добрая, она с трудом понимала Берни, который казался ей слишком сложной натурой, однако считала при этом, что он идеально подходит для Лиз. Берни представлялся ей едва ли не идеальным супругом, примерно таким же, каким в свое время был ее покойный муж. Идеальные пары — вещь редкая. Трейси никогда не встречала людей, похожих на ее мужа, и достаточно быстро поняла, что искать их бессмысленно. Она свыклась со своей нехитрой жизнью в Саусалито — ей хватало учеников и друзей, ничего иного она и не требовала. Трейси потихоньку копила деньги, мечтая как-нибудь съездить к внучке в Филадельфию.

— Может быть, мы поможем ей, Лиз? — спросил однажды Берни. Ему было очень неудобно видеть, как Трейси собирает буквально по грошу, чтобы поехать в Филадельфию, в то время как он разъезжает в дорогущем автомобиле, покупает дорогую одежду, дарит Лиз кольцо с камнем в восемь карат, а Джейн — куклу стоимостью четыреста долларов. — А то это как-то несправедливо.

— Вряд ли она согласится…

Ей самой теперь ни о чем не приходилось тревожиться, хотя она и дала себе обещание — не обращаться к Берни ни с какими просьбами, пока они не поженятся. Берни буквально завалил ее самыми фантастическими подарками.

— Давай дадим ей деньги в долг. С этим-то она должна согласиться, верно?

В конце концов он решил покончить с этой проблемой и заговорил на эту тему с самой Трейси. Произошло это в День Благодарения — после того, как стол уже был убран, а Лиз отправилась укладывать Джейн. Он и Трейси сидели у камина.