Вторая попытка - Стил Даниэла. Страница 13
— Я представила Джона сэру Уинстону, — объяснила Фиона.
В этот момент Джамал ударил в тибетский гонг, приглашая всех за стол. Все вокруг Фионы было причудливым и экзотичным — от этого голого по пояс пакистанца, бьющего в гонг, до гостей на вечеринке. Впрочем, и дом, и даже собака — все было необычным. И сама Фиона была необычной и непредсказуемой, и, похоже, этой женщине правилось быть именно такой. Но, как пи странно, это нравилось и Джону! Ему понадобилось всего несколько дней после их знакомства, чтобы понять: Фиона Монаган — самая потрясающая, волнующая, необыкновенная женщина из всех, кого ему доводилось знать в своей жизни. Эдриен, одобрительно смотревший на Фиону, похоже, был того же мнения. Впрочем, это было мнение большинства ее знакомых.
— И каковы впечатления от встречи? — серьезно поинтересовался Эдриен. Он нравился Джону. Редактор казался довольно эксцентричной творческой личностью, но из немногих разговоров по делу Джон успел сделать вывод, что перед ним очень умный и интересный человек, несмотря на то, что носит обувь самых немыслимых цветов. Разумеется, его сочли неотразимым, — заявила Фиона, улыбаясь Джону.
— Я не о Джоне, — рассмеялся в ответ Эдриен. — Само собой, Джон счел неотразимым твоего пса. Джон слишком хорошо воспитан, чтобы честно сказать тебе, что только что он видел избалованное старое животное, от которого к тому же разит псиной. Поэтому я сразу спросил, что подумал о Джоне сэр Уинстон? Одобрил нового знакомого?
— Не думаю, что сумел произвести на него какое бы то ни было впечатление, — с улыбкой признался Джон. — Если честно, все время аудиенции его сиятельство изволили проспать.
Это хороший знак, — кивнул одобрительно Эдриен и направился к столу, на котором стояли в гигантских терракотовых мисках четыре вида пасты, три вида салатов и чесночный хлеб. Ароматы были потрясающие. Когда Джон и Фиона добрались до накрытого на веранде стола, аппетитно пахнущих кусочков хлеба почти не осталось. Джон взял одну из гардений, которыми Джамал украсил стол, и воткнул цветок в косу Фионы.
— Спасибо, что пригласили меня, — сказал он. — Мне у вас очень нравится.
Джон чувствовал себя сегодня человеком, попавшим в волшебную страну. Впрочем, так и было. Он попал сегодня в мир Фионы. В мир, где над всем царила волшебная красавица-принцесса, знавшая тайны чудесных заклятий, которые превращали всех кругом в ее друзей. Голова его кружилась от восхищения, от упоения ее близостью. Самое интересное, что то же самое, вопреки здравому смыслу, испытывала и Фиона. Ей вовсе не хотелось ничего подобного. Но она все яснее чувствовала: ее неодолимо тянет к этому мужчине, с которым она едва знакома. Они ели, сидя рядом на небольшой чугункой скамеечке в саду, и беседовали как старые друзья, А Эдриен продолжал внимательно наблюдать за ними из гостиной. Этот человек отлично знал Фиону и понимал, что она находится сейчас в смятении чувств. То же самое легко можно было сказать и про Джона Андерсона, хотя его-то Эдриен совсем не знал. Джон был явно очарован Фионой. «А разве могло быть иначе?» — сказал Эдриен оказавшемуся рядом знакомому фотографу, который поделился с ним теми нее самыми мыслями. Эдриен отметил также, что Фиона и Джон — красивая пара совершенно не похожих друг на друга людей. Оба — и редактор, и фотограф — отлично знали, что Фиона уже два года живет одна. Что ж, если Джон Андерсон — тот, кого она ждала все это время, можно только порадоваться за Фиону. Пока что она ничего не говорила Эдриену, но он не сомневался, что скоро скажет — если вообще есть о чем говорить. Эдриен понимал, что в ближайшее время им часто придется встречаться с Джоном Андерсоном. Тем лучше для Фионы, если она хочет именно этого мужчину — неважно, зачем и насколько. Все друзья знали, что «жить долго и счастливо, пока смерть не разлучит нас» не входит в планы Фионы Монаган. Но год-два постоянных отношений наверняка пойдут ей на пользу.
Эдриен всегда считал несправедливым, что такая женщина, как Фиона, живет одна, хотя сама Фиона утверждала, что это устраивает се. Но Эдриен никогда не мог поверить в это до конца и был уверен, что нередко Фиона чувствует себя одинокой. Чем еще можно было объяснить ее нежную привязанность к своему стареющему псу? Возможно, дело в том, что, когда Фиона возвращается домой, никто не ждет ее, кроме сэра Уинстона. Если, конечно, не считать Джамала. Фиона устраивала чудесные вечеринки, у нее было много интересных друзей, некоторые из них были преданы ей по-настоящему. Но у нее не было никого, с кем она могла бы разделить свою жизнь. И Эдриен всегда считал большой ошибкой этой великолепной женщины, что она не сумела найти мужчину себе под стать. Он втайне надеялся, что Джон Андерсон может оказаться именно таким мужчиной.
Джон уехал от Фионы одним из последних. Ему хотелось бы быть самым последним, кто покинет этот дом, но он счел это неприличным. Было около часа ночи, когда он поблагодарил Фиону за гостеприимство и поцеловал на прощание в щеку.
— Я чудесно провел время, Фиона, — сказал Джон. — Спасибо, что пригласили меня. Непременно засвидетельствуйте мое почтение несравненному сэру Уинстону. Я поднялся бы наверх, но не хочу его беспокоить. Передайте ему мои наилучшие пожелания и благодарность за гостеприимство, — он никак не хотел отпускать руку Фионы.
Фиона смотрела на Джона Андерсона, преисполненная благодарности за то, что этот человек смог понять, что значит для нее ее собака. Большинство ее знакомых считали сэра Уинстона глупым старым псом, как, например, Эдриен. Но этот старый и, конечно же, избалованный ворчун был самым преданным ее другом.
— Я обязательно передам сэру Уинстону ваши слова, — совершенно серьезно ответила Фиона.
Еще раз поцеловав Фиону в щеку, Джон направился к выходу. Его преследовал запах гардении, которую он воткнул в волосы Фионы, смешанный с запахом ее духов. Ему не хотелось, очень не хотелось уходить. Он покидал волшебную страну и не знал, увидит ли ее вновь, или ворота этого маленького рая закроются навеки, как только Джон пересечет мост, отделяющий царство грез от действительности. Впрочем, мир Фионы Монаган казался ему сейчас куда более реальным, и он понял, что отчаянно хочет жить именно в этом мире.