Зоя - Стил Даниэла. Страница 88

Сердечно поблагодарив соседей за их доброту, Зоя сняла небольшой номер в отеле на часть тех денег, которые дал ей Джимми. На остальные она купила новую одежду детям и приличное платье себе, старые безнадежно пропахли дымом. Каждый вечер им приходилось ужинать в ресторане. И вот однажды, когда она просматривала в газете объявления о приеме на работу, у нее вдруг возникла идея. Пожалуй, это был не самый лучший вариант, но сейчас у нее не было выбора. Зоя должна была использовать даже такую возможность.

На следующий день она надела новое платье, тщательно причесалась, пожалев, что не осталось украшений. У нее сохранилось только обручальное кольцо и царственная осанка, о чем недвусмысленно поведало ей зеркало.

— Куда ты идешь, мама? — спросил Ники, глядя на ее платье.

— Иду устраиваться на работу. — На этот раз она не испытывала перед детьми никакого смущения.

— Ты умеешь что-нибудь делать? — со свойственной ей непосредственностью спросила Саша, и Зоя засмеялась.

— Кое-что.

В чем Зоя разбиралась, так это в одежде; в течение последних десяти лет она носила самые лучшие наряды, и, даже когда была ребенком, они с Марией внимательно изучали все, что надевали их матери и другие родственницы. Зоя знала, что такое хороший стиль, как модно одеваться, и, быть может, она могла бы научить этому и других. На ее вкус можно было положиться. Поручив сыну присмотреть за Сашей, но все-таки нервничая, что оставляет их одних, она села в автобус и доехала до места, указанного в объявлении.

Это было на Пятьдесят первой улице, рядом с Пятой авеню. Подойдя к двери, Зоя увидела, что это именно такое шикарное заведение, каким она его себе представляла. У входа стоял швейцар в ливрее, который помогал дамам выйти из автомобиля, а внутри модно одетые женщины и мужчины разглядывали дорогие товары: платья и шляпы, сумочки и пальто, изумительно красивую обувь ручной работы. Продавщицы были прекрасно одеты, у многих вид был прямо-таки аристократический. Вот куда ей следовало пойти с самого начала, упрекнула она себя, стараясь прогнать из памяти пожар и прося бога, чтобы с детьми на этот раз ничего не случилось. Зоя впервые оставила их одних после той ночи, теперь она никогда не будет уверена, что они в безопасности, когда ее нет рядом с ними. Но она знала, что должна зарабатывать на жизнь.

Теперь у нее выбора не было.

— Чем могу служить, мадемуазель? — тихо спросила седая женщина в черном платье. — Что желаете? — У нее был французский акцент, и Зоя с улыбкой повернулась к ней. Внешне она не теряла чувства собственного достоинства, однако у нее все дрожало внутри, она молила бога, чтобы этого никто не заметил.

— Если можно, я бы хотела поговорить с директором, — сказала она на безупречном французском языке.

— О… как приятно слышать, когда говорят по-французски. — Пожилая женщина улыбнулась. Она походила на школьную учительницу из очень престижной женской школы. — Это я. Что вам угодно?

— Видите ли, — Зоя говорила тихо, чтобы никто больше не услышал ее, — я графиня Юсупова, и я ищу работу. — Глаза двух женщин встретились, и после непродолжительной паузы француженка кивнула.

— Понимаю. — Про себя же она подумала, не обманывает ли ее эта девушка; однако от нее веяло таким достоинством, что ей просто нельзя было не поверить. Француженка указала на дверь у себя за спиной:

— Не возражаете, если мы зайдем в мой кабинет, мадемуазель?

Титул для нее не имел значения, но она знала, что аристократки нравятся клиенткам, которых она обслуживала, таким, как Барбара Хаттон, Элеонора Карсон, Дорис Дьюк и их друзья. У нее были покупатели из высшего света, а титулы там ценились. Многие богатые американки выходили замуж за князей и графов, только чтобы заполучить звания и титулы.

Зоя последовала за директрисой в красиво обставленную комнату. Именно здесь та демонстрировала самые дорогие наряды, и ее единственной соперницей была Шанель, которая недавно привезла свою коллекцию в Штаты, но в Нью-Йорке хватало места им обеим. Француженку звали Аксель Дюпюи, она приехала из Парижа несколько лет назад и открыла элегантный салон под названием «Аксель», который уже несколько лет был самым модным в Нью-Йорке.

Зоя даже однажды покупала себе здесь платье, но тогда она, конечно, не пользовалась своим русским именем, и, по счастью, кажется, мадам Дюпюи ее не помнила.

— У вас есть опыт работы в этой области? — Она внимательно смотрела на Зою. Платье на ней было дешевое, туфли стоптанные, но изящные руки, манера держаться, прическа — все говорило о том, что эта женщина знавала и лучшие времена. Она прекрасно говорила по-английски и по-французски, хотя здесь это почти не имело значения. Да и во всем ее облике чувствовался безупречный вкус. Аксель была заинтригована. — Вы когда-нибудь раньше работали в салоне мод?

— Нет, — честно ответила Зоя, покачав головой. — Никогда. Я приехала в Париж из Санкт-Петербурга после революции.

Теперь она могла спокойно говорить об этом, потому что с тех пор произошли еще более страшные события и ей надо было заботиться о Ники и Саше. Ради них она готова теперь на коленях вымаливать эту работу. Увы, пока что она ничего не могла прочесть на лице женщины, которая молча налила себе и Зое чаю.

Чайный сервиз был превосходен — старинный французский фарфор. У Аксель были манеры истинной леди, и она внимательно следила за тем, как Зоя пьет чай. Такие мелочи для нее значили много, так как ее клиентки принадлежали к высшему обществу, это были самые требовательные женщины на свете, и она не могла допустить, чтобы их обслуживали люди с дурными манерами. Зоей она осталась довольна.

— Когда вы приехали в Париж, вы работали там в салоне мод? — Девушка все больше интересовала Аксель. В каждом ее движении чувствовалось аристократическое воспитание.

— Я танцевала в балете Дягилева. Это единственное, что я умела, а жили мы очень бедно. — Она решила быть честной до конца.

— А потом?

Зоя печально улыбнулась.

— Я вышла замуж за американца и приехала сюда в девятнадцатом году. — Двенадцать лет назад — в это даже трудно сейчас поверить! Двенадцать лет… — Мой муж умер два года назад, он был намного старше меня. — Она не стала рассказывать француженке обо всем, чего они лишились. Теперь это не имело значения, к тому же ей не хотелось пятнать честь покойного Клейтона. — У меня двое детей, и мы лишились всего во время пожара… впрочем, у нас и так оставалось немного… — У нее дрогнул голос при воспоминании о крошечной квартирке, в которой умерла Сава. Она снова посмотрела в глаза Аксель. — Мне нужна работа, а танцевать я больше не могу — возраст не тот. — Усилием воли она вытеснила мысли о варьете и продолжала: