Звезда - Стил Даниэла. Страница 27

7

В ту ночь она как всегда сидела около старика, глядя, как он дремлет. После полуночи он вдруг открыл глаза и огляделся. Сознание вернулось к нему, и он улыбнулся Кристел. Мать спала на кушетке в гостиной, а Кристел вот уже много ночей подряд дремала на стуле возле его кровати. Сейчас она тут же проснулась, как только он пошевелился, и поднесла к его губам чашку с водой.

– Спасибо, малышка. – Он заговорил, и его голос звучал немного тверже, чем раньше. – А теперь тебе надо идти спать.

– Я не устала, – проговорила она сквозь дремоту, хотя ей действительно очень хотелось спать. Но если она уйдет, он может умереть, а пока она сидит здесь, может быть, он будет жить... может быть, пока она здесь... – Хочешь немного супа? Сегодня вечером бабушка сварила суп из индюшки, очень вкусный.

Ее белокурые волосы рассыпались по плечам, как белое покрывало, и он смотрел на нее с любовью. Он бы хотел жить вечно только ради того, чтобы защищать ее. Он знал, как все вокруг не любят ее, даже ее собственная мать. А все из-за ее красоты. Даже все мальчишки в долине боятся ее – она им кажется слишком красивой, чтобы быть настоящей, и все-таки она слишком, слишком реальна. Он очень хорошо ее знал и гордился своей дочерью. Она настолько же смелая, естественная и умная, насколько красивая. Уже несколько месяцев он подозревал, что она ходит в гости к Хироко, и, хотя ему не очень нравилось, что они дружат, он не пытался отговорить ее. Ему хотелось спросить ее, что она находит в этой дружбе, но в конце концов решил не делать этого. Она имела право на свою собственную жизнь и на свои тайны. У нее так мало удовольствий. Он отказался от супа и лежал, откинувшись на подушки и просто глядя на дочь. Умирающий отец молился о том, чтобы жизнь была добра к ней и чтобы когда-нибудь она встретила хорошего человека и была с ним счастлива.

– Никогда не покидай этих мест навсегда... – Он произнес эти слова почти шепотом, и она сначала не поняла его.

– Что, папочка? – Ее голос был таким же тихим, как и его, но пальцы, сплетенные с пальцами старика, были намного сильнее.

– Ранчо... долину... Ты родилась здесь, и конечно, я хочу, чтобы ты увидела мир... но это... – казалось, что ему тяжело дышать, – но это ранчо... знай, оно всегда принадлежит тебе... и всегда будет принадлежать.

– Я знаю об этом, папочка. – Она не хотела говорить об этом. Похоже, он прощается с ней, а она не могла этого ему позволить. – А теперь постарайся уснуть.

Но он покачал головой. На это у него уже не оставалось времени. Скоро он уснет навечно, а сейчас ему нужно поговорить в последний раз со своей младшей дочерью, со своей любимицей, со своей малышкой.

– Том не знает, как управляться с ранчо. – Она и сама это уже давно поняла, но не стала говорить об этом отцу, а только кивнула. – И в один прекрасный день Джед захочет заниматься чем-нибудь другим, он не любит землю... так, как любим ее мы... ты и я... Когда ты посмотришь мир и когда не станет твоей матери, Кристел, я хочу, чтобы ты вернулась сюда... Найди хорошего человека, который не станет обижать тебя, мою маленькую девочку... – Он улыбнулся ей, и ее глаза наполнились слезами, в то время как пальцы сжимали его руку. – И живите с ним здесь счастливо...

– Не говори так, папочка... – Она едва могла говорить сквозь душившие ее слезы и, прижавшись щекой к его щеке, поцеловала его в лоб. Он был холодный и влажный. Она поднялась и посмотрела на него. – Ты единственный человек, с кем я хочу быть рядом. – Но на какой-то безумный миг она вдруг захотела сказать ему о Спенсере, о том, что она встретила человека, который ей понравился... очень понравился... так что она даже влюбилась в него... Но он был для нее только мечтой, подобной тем, которые висели на стене в ее комнате. Спенсер Хилл никогда не станет реальностью в жизни Кристел Уайтт. – Тебе действительно необходимо поспать, папочка. – Ей оставалось сказать ему только одно, прежде чем он, совершенно измученный, перестанет дышать. – Я люблю тебя, папочка, – прошептала она, когда его глаза уже почти закрылись, но он вдруг снова открыл их и, глядя на нее, улыбнулся.

– Я тоже люблю тебя, малышка. Ты всегда была моей малышкой... моей любимой, самой любимой Кристел... – С этими словами его глаза закрылись, и лицо сделалось спокойным, он уснул, а она все держала его руку в своей и смотрела на него. Потом, не выпуская его руки, откинулась на спинку стула и тоже заснула, совершенно измученная долгими ночами, проведенными у его постели. Проснувшись, она увидела, что небо уже светлеет, в комнате холодно и ее отец умер, не выпуская ее руки из своей. Его последние слова, его последние мысли и его прощание были для Кристел. Она аккуратно освободилась от его руки, полными слез глазами в последний раз посмотрела на него, вышла из комнаты и закрыла дверь. Не говоря никому ни слова, она со всех ног выбежала из дома и бросилась к реке. Она плакала навзрыд, ее тело сотрясалось от рыданий, пока она стояла на берегу. Вернувшись домой, она увидела, что мать громко рыдает на кухне, а бабушка молча готовит кофе. Они уже видели его.

– Твой отец умер, – произнесла Минерва почти грубо, когда Кристел вошла в кухню с заплаканным лицом. Эти слова прозвучали как обвинение, а не как сожаление, как будто Кристел могла что-то сделать, чтобы помешать этому. Она кивнула, боясь показать им, что она знала об этом еще до того, как ушла из дома. Она вспомнила его слова, которые он сказал ей ночью: «Я хочу, чтобы ты когда-нибудь вернулась сюда...»

Он знал, как сильно она любит ранчо, она сама – часть этого уголка земли и останется здесь навсегда. И ее отец всегда будет для нее жить здесь, в этом доме, но еще реальнее он будет с ней среди этих холмов, скачущий на лошади или сидящий за рулем своего трактора, ползущего по виноградникам.

Джеда послали в город, чтобы он привез похоронного агента. Друзья и соседи Тэда приходили все утро, чтобы выказать соболезнования, жена и теща покойного стояли возле него, пожимали всем руки и плакали. Оливия сквозь слезы ласково смотрела на Тома, в то время как Кристел изо всех сил старалась не показать своей ненависти к нему. Мысль о том, что он теперь владелец ранчо, заставляла ее содрогаться от отвращения. Но сейчас она об этом не думала. Она думала только об одном человеке, которого она так любила. О своем отце. Теперь его не стало, и она чувствовала себя брошенной, одинокой и напуганной среди чужих людей.