Звезда - Стил Даниэла. Страница 46

Шериф прибыл через полчаса. Джед все еще лежал в поле, и Кристел по-прежнему обнимала его. Она смутно помнила, как ее подняли, отвели в сторону и расспрашивали о случившемся. В памяти осталась машина «скорой помощи», приехавшая за Джедом, истерически кричащая мать, Бекки с детьми, которые недоуменно на все смотрели, шериф, который все повторял, что она совершила ужасную вещь. А она все твердила, что не убивала Джеда. Но они знали. Выяснилось, что сделал с ней Том; ходили в конюшню, где на полу еще оставалась ее кровь. Потом ее отвезли в больницу, с ней были Бойд и Хироко. Там они подписали свидетельство о том, что она находилась в невменяемом состоянии прошлой ночью, сфотографировали ее синяки. Шериф, вместо того чтобы поместить ее в тюрьму, позволил ей остаться у Вебстеров, и они ходили с ней на дознание. Ее должны были обвинить в покушении на убийство, но Том настаивал, чтобы с нее сняли обвинение. В противном случае его самого обвинили бы в изнасиловании и непреднамеренном убийстве. На суде происшедшее назвали случайностью, а Том был обвинен в изнасиловании. Но в конце концов все обвинения были сняты, и смерть Джеда объявили несчастным случаем. Кристел из зала суда поехала к Вебстерам и не видела Тома и мать вплоть до похорон Джеда. В церкви во время похорон Кристел и Вебстеры сидели сзади. Потом всю церемонию подробно описали в местных газетах.

На похоронах присутствовали все друзья Джеда, девушка из Калистога, с которой он встречался. Все плакали, включая Тома, который, выходя из церкви, с осуждением посмотрел на Кристел. Он нес гроб с телом свояка, и это вызвало у Кристел приступ дурноты. Но так хотела Оливия. По ее мнению, вина за смерть Джеда лежала не на Томе, а на Кристел. Его похоронили рядом с отцом. Этого дня Кристел не забыть никогда. Она стояла, слепо уставившись в небо, и думала о превратностях жизни. Не осталось ничего, кроме злобы, вины, лжи, печали от потери отца и брата. Бойд хотел увести ее и взял под руку, но она остановилась и посмотрела на мать.

– Не смей возвращаться на ранчо. Отца, который мог бы защитить тебя, нет, а я хорошо знаю, какая ты. Ты убийца, бродяжка, ты не наша, чужая здесь, хотя отца ты ухитрялась убеждать в обратном. – Мать изливала яд на младшую дочь, а та лишь покачала головой. Ее собственная ярость иссякла. Она всю жизнь будет помнить, как ее гнев стоил брату жизни. Она сделает все, чтобы изменить свою жизнь, даже если для этого придется позволить Тому остаться безнаказанным. Ничего не восстановить, не изменить того, что он сделал, не вернуть к жизни Джеда. Его жизнь закончена, ее продолжается.

– Тебе не надо выгонять меня, ма. – Кристел говорила спокойно. – Я сама не хочу возвращаться. Не хочу видеть эти места. Это все теперь ваше. А я уезжаю.

– Почему бы тебе не отказаться письменно? – Том заговорил у нее за спиной, и его запах вызвал у нее тошноту, но Кристел старалась не обращать внимания.

– В этом нет необходимости. Завтра я уезжаю. – Ей нечего было оставлять, кроме кусочка земли, которую она так любила. Люди, которых она любила, ушли, а единственные оставшиеся были посторонними людьми.

– Смотри не возвращайся! – прогремел голос Тома, а Бойд подошел и взял ее за руку:

– Пойдем, Кристел. – И, крепко держа ее под руку, увел прочь.

Когда они сели в машину, слезы невольно потекли по ее щекам, она отвернулась к окну, а Хироко тихонько погладила ее по руке. Никто не мог произнести ни слова. Ровное течение жизни резко изменилось. Умер Джед, а ведь он был почти еще мальчик. Приехав к Вебстерам, Кристел отправилась гулять в одиночестве. Она бродила среди высокой травы позади дома, напевая тихонько песню, которую когда-то любили слушать ее отец и брат. Она напевала «Изумительную молитву», и ее захватили воспоминания.

Никто не слушал ее, никто не любил. Возвращаясь, она чувствовала себя такой одинокой, ей казалось, она не сможет пережить это одиночество. Но она должна, обязана выжить. Она должна выполнить то, что обещала отцу и себе несколько лет назад. Сейчас она должна уехать в другой мир. Но с памятью о них, сокрытой глубоко внутри.

К памяти Джеда примешивалось чувство вины, которое, она знала, пронесет через всю жизнь. Если бы она не помчалась к Тому с отцовским ружьем, Джед бы не погиб. В известном смысле получалось, будто она сама его убила, и она знала, что это чувство останется с ней навсегда. Ничто никогда не изменит его и не заглушит боль. Ничто не сделает ее вину меньше, что бы ни случилось в ее жизни. По ее мнению, она виновата в смерти брата, как будто она сама нажала на курок.

Она медленно брела среди высокой травы, напевала песни, которые они пели вместе, когда были детьми, слезы текли у нее по щекам, и она печально смотрела в небо.

– Прощай, Джед, – прошептала она слова, которые не сказала ему при прощании, – ...я люблю тебя.