Подходящий муж - Стил Джессика. Страница 26

— Ты прекрасна, любовь моя, — хрипло пробормотал Лукас, залюбовавшись ее грудью с розовыми сосками.

Жермена ощутила еще большее блаженство, когда он снова склонился к ней. В то время, как рукой Лукас ласкал ее правую грудь, левую он ласкал губами, доводя неискушенную девушку до полного изнеможения.

Потом они опять целовались, объятия сменялись ласками… И вдруг, словно вынырнув из своего блаженного забытья, Жермена увидела, что Лукас снял одежду и лежит рядом полностью обнаженный.

— Лукас! — слабо вскрикнула она, инстинктивно отодвигаясь.

— Ты шокирована?

— Нет, нет. Я… — Она не знала, как ей поступать и что говорить. — Помоги мне!

— Ты хочешь заняться со мною любовью, маленькая моя?

— Д-да, — ответила она тоненьким голоском.

— Но тебе что-то мешает?

— Нет, ничего. — Сглотнула, Жермена попросила: — Поцелуи меня, пожалуйста!

— Любовь моя, — пробормотал Лукас и склонился, чтобы поцеловать ее. Их тела снова соприкоснулись. Жермена прижалась к нему; физическое ощущение его тела рядом с ее собственным горячим телом требовало мгновения, чтобы привыкнуть. Школьные уроки биологии так и не подготовили ее к тому моменту, когда так близко ощущаешь мужчину.

— Лукас, — прошептала она его имя.

Но тут где-то хлопнула дверь. Это было настолько неуместно в момент глубокой и чувственной любви, что Жермена подскочила. И сразу же Лукас принял решение. Он быстро сел, отодвинувшись от нее. Пока она силилась понять, что происходит, Лукас начал торопливо натягивать нижнее белье и брюки — так торопливо, как будто боялся передумать.

— Что? — спросила, тоже садясь, Жермена.

— Это неправильно, любовь моя, — заключил Лукас; его взгляд скользнул по ее груди, но он быстро отвел его.

— Неправильно?

У Лукаса на щеке задергалась жилка.

— Мне казалось… Я думал, мы… Но здесь слишком людно. Нам надо быть где-нибудь совсем одним, где я смогу… — Он осекся и стал взглядом искать ее глаза. — Ты любишь меня?

Жермена хотела сказать, что обожает его, но тут до нее дошло, что она лежит перед ним совершенно обнаженная, и ею овладело смущение.

— Идея была не очень хорошая, — признал Лукас с кривой ухмылкой. И, крепко держа ее за руки, продолжил: — Находиться рядом с тобой и вести светские беседы — невыносимо. Я не могу даже трезво мыслить. — Решительно встав, он подошел к двери. — Если я тебе небезразличен, любовь моя, встретимся завтра, но не в этой комнате… — Он помолчал, потом улыбнулся: — Буду ждать тебя у нашей скамейки. Ты знаешь, что я имею в виду?

— У мостика, у ручья?

— Ровно в девять, — назначил Лукас, но потом передумал: — Нет, я не могу ждать так долго. В восемь тридцать?

— В половине девятого, — согласилась Жермена.

— О, моя дорогая, — застонал Лукас, как будто заключил из ее согласия, что она действительно любит его. — Ты просто необыкновенная!

И с этими словами он быстро вышел из комнаты.

Глава ДЕВЯТАЯ

В ту ночь Жермена почти не спала. Но даже и без сна ей казалось, что она грезит. «Наша скамейка», — сказал Лукас. Их скамейка. Если ей это снится, то это чудесный, изумительный сон.

Снова и снова вспоминала она ласковые слова, которыми он называл ее. Неужели она — его дорогая, любимая, милая девочка? Ах, как ей хотелось быть таковой.

Жермена старалась мыслить логически, не верить тому, чему хотела верить. Конечно, она очень мало знает о любовных играх, но разве мужчины не способны сказать что угодно в пылу страсти? Однако ей не хотелось слушать доводы логики. Лукас, несомненно, желал ее, но был очень искренним. Кроме того, она инстинктивно понимала, что, даже если бы плотское желание и взяло над ним верх, он никогда не сказал бы того, чего не чувствовал.

Если Лукас называл Жермену ласковыми именами или спрашивал, любит ли она его, значит, он в свою очередь тоже любит ее. Зачем же тогда Лукас захотел встретиться с ней вне дома?

«Здесь слишком людно», — сказал он. Следовательно, Лукас хочет поговорить с ней наедине, без свидетелей. Поговорить? А может, заняться любовью? Жермена улыбнулась при этой мысли. Вряд ли Лукас будет в любовном настроении, сидя на холодной скамейке и окруженный сугробами.

Дальше голова отказывалась думать, размышлять, надеяться.

У Жермены все дрожало внутри, и она больше не могла оставаться в постели. К семи часам она давно была уже на ногах. Приняла душ, оделась, нанесла легкую косметику, но до встречи с Лукасом оставалось еще полтора часа.

Однако к половине восьмого в ней безнадежно перепутались разные чувства. Жермена не могла спокойно сидеть, не могла спокойно стоять. Принялась разглядывать картину, которую подарил ей Лукас, но была так взволнована, что не сумела сосредоточиться и увидеть в ней больше, чем уже увидела. Какой чудесный подарок. Жермена не имела представления, когда Лукас купил картину, но, конечно, это случилось до вчерашнего вечера. На выставке он увидел, как понравилась картина Жермснс, и приобрел ее в подарок ей. Означает ли это, что Лукас тоже любит ее? Или она слишком глупая?

В восемь часов Жермена почувствовала, что больше не может ходить взад-вперед по комнате, причесывая волосы, проверяя косметику, споласкивая руки и задерживаясь около картины.

Вот уже десять минут девятого. К этому времени девушка была так возбуждена, что больше ни одной секунды не могла оставаться в своей комнате. Но ей не хотелось показывать, будто она очень торопится, и бежать к той скамейке на двадцать минут раньше.

Жермена решила заглянуть в кухню и немного поболтать с миссис Добсон. Вспомнив, как вчера вечером хлопнула дверь, она приложила все усилия, чтобы не перебудить всех в доме. Тихо, едва дыша, Жермена вышла из комнаты и беззвучно закрыла дверь. Она хорошо знала, что ее сестра никогда не появляется до девяти, поэтому очень удивилась, когда увидела, что дверь комнаты Эдвины широко открыта.

Раздумывая, стоит ли вернуться обратно в свою спальню, чтобы избежать ссор с Эдвиной, если та что-то задумала и ждет ее появления, Жермена почти повернула назад. Но она уже достаточно измерила шагами комнату. Может быть, Эдвина не заметит ее? Однако Эдвина заметила — посмотрела прямо на нее сквозь полузакрытые глаза. Потом губы Эдвины дрогнули в самодовольной ухмылке, она закрыла глаза и приняла мечтательное выражение.

Жермену как будто ударила молния. Потому что Эдвина была не одна!

Чувствуя себя совершенно уничтоженной, Жермена не могла поверить своим глазам. В комнате, держа на руках ее сестру, стоял тот, с кем у Жермены было назначено свидание через двадцать минут!

Полностью сраженная, Жермена не могла двинуться с места и поэтому стояла и смотрела, как мужчина, который менее двенадцати часов назад держал ее на руках, нес Эдвину к ее кровати! От потрясения закружилась голова, и только мысль о том, что вчера у нее, вероятно, было такое же выражение лица, как сейчас у Эдвины, вернула Жермену к жизни.

Через десять минут Жермена, очнувшись от шока, поняла, что находится в своей комнате и успела — совершенно неосознанно! — побросать свои вещи в сумку.

Глаза остановились на картине, той самой, которую, как она по-идиотски поверила, Лукас купил для нее, потому что был расположен к ней. Жермену поразила почти физическая боль. Отвернувшись от картины и выглянув в окно, она рассеянно увидела, как Эш ставит свою машину перед домом.

Он вышел из машины и стал протирать стекла каким-то средством против льда. Жермена вдруг вышла из своего полубессознательного состояния и начала действовать.

Она вышла из комнаты, оставив картину. Ей не хотелось думать — это было слишком больно. Но и не думая, она знала, что не может взять с собой картину, которая значила так много для нее и так мало для него.

Дверь в комнату Эдвины теперь была закрыта. Жермена пробежала мимо, сдерживая рыдание. Он еще там? И они вместе смеются при мысли, что глупая девственница мерзнет на скамье в снегу? А они тем временем нежатся в теплой постельке…