Очарованные Гавайи - Стингл Милослав. Страница 36

Гонолулский порт расположен недалеко от Иолани. В нем возвышается башня под названием Алоха Тауэр (снова алоха!). Стоит на якоре великолепный «Фолз оф Клайд», одно из тех старинных судов, на которых перевозили тростниковый сахар.

По соседству со старым парусником обычно бросают якоря суда двух крупных компаний – «Мэтсон Лайн» и «Америкэн Президент энд Ориенх Лайн». Последняя компания (ее бюро расположено на улице Бишопа) выдала мне бесплатный пропуск на посещение судов компании.

Суда, стоящие под Алоха Тауэр, внешне ничем не отличаются от пассажирских судов в любом порту мира. Правда, здесь каждому пассажиру вешают на шею огромный венок из свежих цветов, а гавайские девушки на пристани танцуют хулу. Громко играет оркестр, да не какой-нибудь захудалый, а «Ройял Хавайен Бэнд» – придворный духовой оркестр гавайских королей. Этот оркестр пережил сам полинезийское королевство и уже стал достопримечательностью, но по-прежнему дает концерты в Гонолулу. Стоит оркестру заиграть «Алоха оэ» – песню, сочиненную Лилиуокалани, мелодию, словно родившуюся в сердце гавайцев, каждый раз ее подхватывают все.

В первый «Боут дейз» (так называют здесь дни отправления или прибытия кораблей) я, заслышав сладкие, чарующие звуки «Алоха оэ», почувствовал, как слезы навернулись на глаза, хотя я был просто сторонним зрителем. На морском судне «Марипоса», отплывавшем к далеким островам Фиджи, не было ни одного знакомого, ни одного близкого мне человека, и все-таки кто-то бросил мне с палубы бумажную змейку-серпантин. Я поймал змейку, связав себя узами дружбы с незнакомым пассажиром.

Все, что происходит здесь во время «Боут дейз», освящено древней традицией алоха – всеобъемлющим стремлением к сближению, дружбе и взаимопониманию. И когда бы я ни приезжал в Гонолулу, я старался не пропускать ни одного «Боут дейз». Когда корабль отходит далеко от берега, пассажиры бросают в море венки, при этом они загадывают какое-нибудь желание. Существует поверье, что бросившие в море венок обязательно вернутся сюда еще раз.

В такие моменты мне всегда становилось немножко грустно, хотя я никого не провожал. Может быть, потому, что на оторванных от мира островах как нигде ощущаешь потребность в общении. Что касается судов, они приплывают сюда с первых же дней заселения Гавайев. В двадцатые годы нашего столетия были предприняты попытки установить воздушное сообщение. Разумеется, я прилетел в Гонолулу на самолете. Местный аэропорт в отличие от всех других, похожих друг на друга, как вокзалы, полон особого очарования. Здесь, как и повсюду на островах, смуглые гавайки продают тяжелые венки из фраджипаний и танцуют хулу. Такое чувство, словно вы попали не в аэропорт, а в экзотический ресторан. Умелый дизайнер украсил аэропорт своеобразным «гавайским садом» с папоротниками, хвощом, небольшой плантацией ананасов и сахарного тростника. На Гавайях теперь живут и восточные народы; чтобы удовлетворить их вкусы, в аэропорту есть китайский и японский садики. Поэтому, случалось, я без всякой нужды приезжал в гонолулский аэропорт просто насладиться особой атмосферой, созданной в столь утилитарном, казалось бы, заведении.

История воздушного транспорта, сыгравшего свою роль в преодолении изоляции Гавайев, более короткая по сравнению с мореплаванием, зато изобилует драматическими эпизодами. Впервые люди попытались преодолеть по воздуху колоссальное пространство, отделяющее Америку от Гавайских островов, в 1925 году. Как ни странно, инициатором этого полета стал «конкурент» авиации – военно-морской флот США. В океане была расставлена цепь судов на всем протяжении от Калифорнии до Гонолулу; днем дымом, а ночью прожекторами они указывали путь пилотам, пытавшимся пересечь Тихий океан по этой трассе.

31 августа 1925 года из Окленда (Калифорния) должны были вылететь три гидроплана курсом на Гавайи. Один из них, перегруженный запасами горючего, вообще не смог оторваться от земли, второй рухнул в океан из-за серьезной поломки мотора через четыре часа лета. К счастью, экипажу удалось спастись. Лишь третий гидроплан, управляемый Джоном Роджерсом, продержался в воздухе более двадцати четырех часов.

Капитаны судов, указывавшие курс гидроплану, предупредили пилота: «Прекратите полет, начинается шторм!» Однако Роджерс не внял совету. Вот три последних его, сообщения: «Бензина осталось меньше чем на пять минут лета»; «Падаем в океан. При таком шторме наш гидроплан разнесет на куски. Мы погибнем»; «Тринадцать часов тридцать четыре минуты, мы оказались в волнах океана...».

Отважных колумбов неба искали десятки, сотни судов и даже гавайские рыбаки на своих лодках. Но все было напрасно. Спасителями пропавшего экипажа стали американцы с подводной лодки. Оказалось, гидроплан Роджерса выдержал шторм. Когда буря немного утихла, Роджерс снял с крыльев самолета полотно, сделал из него парус, поднял над фюзеляжем гидроплана и со скоростью двух узлов продолжил на этом оригинальном «паруснике» путь к Гонолулу – к цели, которой он хотел достигнуть любой ценой! Диковинный парусник-гидроплан был замечен в перископ капитаном американской подводной лодки, которому пришлось применить силу, чтобы заставить Роджерса покинуть его «судно» и перебраться на борт подводной лодки. Итак, мужественный летчик достиг заветной цели – правда, на подводной лодке! Гавайцы устроили Роджерсу бурную встречу.

Вскоре после полета Роджерса капитан Линдберг перелетел Атлантический океан. Стоило известию об этом дойти до Гонолулу, как гавайцы принялись искать своих героев. Уже известный нам предприимчивый Джеймс Д. Доул, основавший Гавайскую ананасную компанию и покоривший мир гавайскими ананасами, предложил устроить невероятные по тому времени трансокеанские воздушные соревнования «Калифорния – Гавайи». Пилотам и штурманам двух первых самолетов, долетевших из Америки в Гонолулу, он обязался выплатить по тридцать пять тысяч долларов каждому!

Когда-то давно я смотрел фильм о героях «на летающих машинах» – о пилотах, на заре аэронавтики принимавших участие в перелете через Ла-Манш, из Британии во Францию. Такие же смельчаки, воодушевленные не только самой идеей, но и щедрыми посулами, начали съезжаться в Калифорнию. 6 сентября 1927 года был дан старт «ананасному дерби», как его тогда окрестили. В соревновании принимали участие лишь опытные пилоты. На борту разрешалось оставаться только пилоту и штурману, кроме того, правила «ананасного дерби» требовали, чтобы в машине имелось достаточное количество бензина для перелета из Калифорнии в Гонолулу плюс пятнадцать процентов резерва. Этим условиям отвечали лишь девять самолетов, которые и стартовали из Окленда в присутствии более чем пятидесяти тысяч зрителей.

И на этот раз некоторые самолеты, перегруженные топливом, так и не поднялись в воздух. Номер третий, взлетев, тут же рухнул на землю. Пилот восьмой машины был дисквалифицирован, так как в последний момент сбросил часть топлива и до Гонолулу бы не долетел. В конечном счете в соревновании приняли участие лишь четыре машины. Меня больше всего заинтересовала «четверка»: на ней летела двадцатилетняя учительница из Мичигана – первая женщина, попытавшаяся достигнуть Гавайских островов на самолете. Правда, победила в этом соревновании не она, а самый опытный из летчиков – каскадер из Голливуда Артур Гебел, один из первых авиаакробатов в истории воздухоплавания. Из своей четырехместной машины «Вулрок» пилот убрал два кресла, чтобы освободить место для запасов горючего. Штурман Гебела Дейвис сидел в другом конце самолета. Во время полета они не слышали друг друга и, чтобы как-то общаться, передавали по веревочке записки в пустой консервной банке из-под печеночного паштета. Несмотря на трудности, через двадцать шесть часов непрерывного полета два смельчака на «Вулроке» приземлились в Гонолулу. Они стали победителями и по праву вошли в историю Гавайских островов, стремившихся преодолеть свою оторванность от мира.

Часа через два после них прилетела седьмая машина. Ее полет оказался более опасным. В один из моментов аэроплан опустился так низко, что волны повредили ему крыло. Несмотря на это, самолет продолжал полет, в конце концов достигнув цели – аэродрома «Уилер-Филд» в Гонолулу, так что и летчик и штурман получили по тридцать пять тысяч долларов, оговоренных условиями «ананасного дерби».