Последний рай - Стингл Милослав. Страница 27

Вначале Гоген хотел попасть на остров Фатува. Но так и остался в деревне Атуона, на острове Хива-Оа, где впервые ступил на берег. На этот раз его карман не пустовал. Гоген выгодно продал в Пунаауиа хижину, земельный участок, где выращивал ваниль, и пальмовую рощу, насчитывающую более ста деревьев. Итак, впервые за последние десять лет Гоген заключил выгодную сделку и впервые не был стеснен в средствах. Поэтому в Атуоне он смог выбрать хороший участок земли. Дом Гогену на этот раз построил местный колдун и плотник Тиока, ставший потом лучшим другом Гогена на Маркизских островах.

Здесь, в деревне Атуона – французском административном центре архипелага, – уже чувствовалось влияние столь горячо ненавидимой Гогеном «цивилизации». Представители ее, главным образом служители католической церкви, особенно епископ Мартен, не были в восторге от нового переселенца. Мартену не нравился построенный Гогеном в Атуоне двухэтажный дом, который художник украсил деревянными барельефами с надписями. Одна из них, например, внушала островитянам: «Любите и будете счастливы».

Любовь Гоген представлял себе несколько иначе, чем преподобный Мартен. Свое атуонское жилище Гоген называл «Веселый дом» или «Дом любви». К наслаждению Гоген призывал и паству духовного отца Маркизских островов.

Так же как и на Таити, на Маркизах Гоген приглашал к себе полинезийских девушек. Их было немало, но, к сожалению, ни одна не годилась для роли новой вахине. Все они казались художнику слишком старыми. Дело было в том, что монахини организовали в деревне школу; обязав всех местных девушек в возрасте до пятнадцати лет посещать ее.

Впоследствии Гоген обнаружил, что «обязательное образование», к счастью для него, ограничивалось лишь деревней Атуона. И он нашел себе новую жену – четырнадцатилетнюю Ваерхо, уроженку долины Хекеани, расположенной примерно в двух часах ходьбы от Атуоны. Зажиточный по местным понятиям, Гоген мог на этот раз передать родителям Ваеохо богатые подарки, в том числе даже швейную машинку.

Ваеохо, как и прежние вахине, окружила художника всяческой заботой. Он опять мог рисовать. Однако на этот раз позировала ему не «жена», а рыжеволосая Тохотауа, жена колдуна Хаапуаии, которая в музее Гогена фигурирует на знаменитой картине «Контес барбарес». Хаапуаии, в свою очередь, изображен на другой картине Гогена, названной просто «Колдун».

За первые несколько месяцев пребывания на Маркизских островах Гоген написал более двадцати картин. Он регулярно посылал их парижскому торговцу Воллару, с которым заключил контракт на длительный срок. Теперь деньги поступали регулярно.

На седьмом месяце беременности Ваеохо ушла от Гогена и вскоре родила девочку. Эта девочка, а также сын Паууры Эмиль второй во время моего посещения Полинезии были еще живы. Дочь художника до сих пор живет на том же острове – Хива-Оа.

По старой привычке Гоген стал подыскивать себе новую вахине. Однако преподобный отец Мартен строго-настрого запретил верующим посещать «Веселый дом». Тогда вспыльчивый Гоген отомстил своему врагу. Он создал две скульптуры: одна изображала епископа с дьявольскими рогами, а другая – жену пономаря Терезу, которую все знали как любовницу Мартена.

Так Гоген объявил войну всемогущему Мартену. И проиграл ее. Жители деревни перестали встречаться с художником. В «Веселый дом» стали ходить теперь только мальчик, слуга Гогена, верный колдун Тиока да миссионер Вернье, который лечил художника. Потомки пастора Вернье до сих пор живут в Полинезии. Готовясь к путешествию на Таити, я знакомился с основами таитянского языка по учебнику, составленному сыном атуонского пастора – Вернье вторым, представителем следующего поколения династии миссионеров.

Вернье, конечно, по-настоящему не лечил Гогена. Своими посещениями и беседами он лишь облегчал страдания всеми покинутого художника в тот момент, когда болезнь вновь взялась за него. На этот раз даже у выносливого Гогена не хватало сил. Один сердечный приступ, потом второй. В довершение всего Гоген, который всегда очарованными, влюбленными глазами смотрел на свою Полинезию, ослеп.

9 мая 1903 года маленький слуга Гогена обнаружил своего господина в постели без признаков жизни. Он позвал колдуна Тиоку. Тот пришел в «Веселый дом» и попытался разбудить Коке, но безрезультатно. Гоген был мертв. Колдун пропел над ним древнюю полинезийскую погребальную песню. А в полдень того же дня, менее чем через три часа после того, как Тиока убедился в его смерти, художника похоронили на маленьком атуонском кладбище. Служители церкви все сделали для того, чтобы как можно скорее избавиться от нежеланного гостя.

Имущество Гогена было продано с молотка в столице Французской Полинезии, чтобы оплатить возросшие в конце его жизни долги. Последнюю картину Гогена аукционер поднял вверх ногами, назвав ее «Ниагарский водопад». Один из столь же весело настроенных участников торгов заплатил за это произведение великого художника целых семь франков. Столько же платили Гогену в день во время его краткой службы чертежником колониальной администрации.

Через несколько лет за картинами Гогена стали охотиться самые большие и богатые художественные галереи Европы и Америки. И вместе с ростом цен на них, ростом их всемирной славы все известней становилась легенда о «последнем рае», для распространения которой Гоген сделал больше, вероятно, чем кто бы то ни было.

Музей фонда Зингера подробно рассказывает о полинезийском периоде творчества художника. И я не мог без волнения следить за тем, как складывалась, судьба этого человека, так преданного Полинезии и так любившего ее женщин.

Экспонаты музея говорят нам о Гогене то, что сейчас стало уже широко известно. Но многое, очень многое еще предстоит узнать. Некоторые картины, написанные художником на Таити и Маркизских островах, пока не найдены. Неизвестна судьба его досок – резьбы по дереву. Поэтому в те места Полинезии, где жил Гоген, приезжают не только этнографы, но и сотрудники художественных галерей, историки искусства, коллекционеры и торговцы картинами. Они ищут здесь произведения гениального художника.

Ни одна территория Океании не была предметом столь сложных переплетений интересов различных стран и отдельных предприимчивых дельцов, как острова Самоа, и особенно традиционный центр архипелага – порт Апиа. Первыми здесь обосновались немцы – гамбургская торговая фирма «Годфрой», глава которой одно время был самым влиятельным белым человеком на архипелаге. Эта уже давно не функционирующая фирма сыграла, однако, здесь столь важную роль, что еще и сейчас – спустя сто двадцать пять лет после ее основания – островитяне, с которыми мне приходилось беседовать, называют ее просто «фирма».

Вслед за немцами на Самоа появились многочисленные английские торговцы копрой, а также британские миссионеры, которые, распространяя христианство, усиливали английское влияние на этом полинезийском архипелаге. И наконец, к Самоа, особенно к Паго-Паго, проявили интерес американцы. В политические интриги вокруг Самоа включилась еще одна «держава», которую никто не принимал в расчет и которую никому не пришло бы в голову искать среди колониальных захватчиков, – Гавайи. Правитель этой независимой полинезийской монархии – Калакуа стремился сохранить независимость не только своей родины, но и других полинезийских островов. Он мечтал о создании некоей всеполинезийской империи, во главе которой встал бы сам. Поэтому Калакуа отправил на острова Самоа и Тонга своих эмиссаров. Одновременно на Самоа прибыл корабль гавайского «военно-морского флота» – «Камилоа», Посланцы Калакуа передали правителю Самоа Малиэтоа орден «Звезда Океании» – самую высшую гавайскую награду, Малиэтоа подписал с Гавайями Договор о дружбе и взаимной помощи. Но никакого практического значения этот пакт двух полинезийских земель никогда не имел. Более того, правителя Самоа Малиэтоа Лаупепу признавали далеко не все островитяне.

Иностранные государства всячески вмешивались в управление Самоа. Обладающее реальной властью правительство удалось создать бывшему американскому полковнику Стейнбергеру. Его успех вызвал зависть английских колонистов. В этот момент в бухте Апиа стоял английский военный корабль «Барракута», капитан которого решил поддержать своих земляков. Он высадил на берег матросов, арестовавших премьер-министра и доставивших его на корабль. Своего американского пленника англичане высадили лишь на Фиджи. Стейнбергер, естественно, сообщил о происшедшем в США, которые выразили протест Великобритании. Капитана «Барракуты» судил трибунал, английского консула отозвали из Апии.