Криптономикон, часть 2 - Стивенсон Нил Таун. Страница 55
Но если автомобиль, брошенный на стоянке неведомым студентом, порождает самовозобновляющиеся смерчики размером с наперсток в нескольких сотнях ярдов по ветру, то может быть, на мир следует смотреть с чуть большей опаской и быть готовым принять истинную и полную головоломность Вселенной, ограниченность наших человеческих сил. А уж от этого шага недалеко и до другого: сказать, что детство, лишенное исполинских психологических встрясок, жизнь, затронутая лишь слабыми и даже забытыми влияниями, могут привести, далеко по ветру, к небезынтересным последствиям. Рэнди надеется, хотя и очень сомневается, что Ами, сидя в зеленом водорослевом свете и читая про неумышленное истребление кайюсов, думает, как он.
Рэнди возвращается к тете в Начало Координат. Дядя Ред объяснил ей, несколько снисходительно, как важно правильно распределить вещи по экономической ценности, за что был отправлен в долгую одинокую прогулку по оси +х с серебряным сервизом в руках.
— Почему нельзя было сделать все это дома на бумаге? — спрашивает тетя Нина.
— Мы подумали, что, физически двигая вещи, лучше прочувствуем процесс, — говорит Рэнди. — А потом, полезно было осмотреть их буквально в холодном свете дня.
(Альтернатива: десять-двенадцать взвинченных родственников толкутся в набитом под завязку контейнере, из-за сервантов слепя друг друга фонариками.)
— Мы выскажем свои предпочтения, и что потом? Вы сядете и все просчитаете на бумаге?
— Нет, потребуется слишком большой объем вычислений. Вероятно, придется применить метод цифрового дарвинизма — ясно, что строго математически решить не удастся. Вчера отец послал е-мейл знакомому в Женеве, который занимался сходными задачами. Если повезет, скачаем подходящую программу и запустим ее на Тере.
— Тере?
— Тера. Как в «терафлопс».
— Все равно не поняла. Если ты говоришь «как», то изволь называть понятное мне слово.
— Один из десяти самых быстрых компьютеров мира. Видишь красное кирпичное здание справа от оси минус игрек? — Рэнди указывает вниз по склону. — Сразу за новым физкультурным корпусом.
— Это где антенны?
— Да. Его построила компания из Сиэтла.
— Он, наверное, страшно дорогой.
— Отец выцыганил.
— Да! — бодро подтверждает дядя Ред, вернувшись из положительной области x. — Вот кто потрясающе умеет находить спонсоров.
— Странно, что я до сих пор не замечала в нем особого дара убеждать, — молвит тетя Нина, с заинтригованным видом направляясь к большим картонным коробкам.
— Нет, — говорит Рэнди. — Просто он заходит в конференц-зал и начинает клянчить, пока всем не становится так за него неловко, что они соглашаются подписать чек.
— Ты сам это видел? — скептически спрашивает тетя Нина, берясь за коробку с надписью: «СОДЕРЖИМОЕ ВЕРХНЕГО БЕЛЬЕВОГО ШКАФА».
— Нет, но рассказы слышал. Научный мир тесен.
— Он сумел сколотить неплохой капитал на трудах своего отца, — говорит дядя Ред. — «Если бы мой отец запатентовал хотя бы одно из своих компьютерных изобретений, Палусский колледж был бы больше Гарварда» и все такое.
Тетя Нина уже открыла коробку. Почти всю ее занимает одно йглмское одеяло, шерстяное, в серовато-бурую и буровато-серую клетку. Оно толщиною примерно в дюйм; когда внуки съезжались к бабушке на каникулы, одеяло доставалось опоздавшему в качестве «штрафного». От запаха нафталина и плесени тетя Нина кривится, как скривилась до нее тетя Энн. Лет в девять Рэнди довелось спать под этим одеялом: он проснулся в два часа ночи от бронхоспазма, перегрева и смутного ощущения, что во сне его хоронили заживо. Тетя Нина захлопывает коробку и смотрит в сторону «импалы». Робин Шафто уже бежит к ней. Он неплохо сечет в математике и легко схватил общий принцип, поэтому знает, что коробку надо нести далеко в область (–х, – у).
— Наверное, меня просто беспокоит, что мои предпочтения будет оценивать суперкомпьютер, — говорит тетя Нина. — Я постаралась ясно выразить, что хочу. Но поймет ли меня машина? — Она останавливается у коробки «ФАРФОР», словно нарочно мучая Рэнди, которому очень хочется заглянуть внутрь, но страшно навлечь на себя подозрения. Он — рефери и поклялся быть объективным. — Про фарфор забудь. Чересчур старомодный.
Дядя Ред уходит за одну из машин — вероятно, до ветра. Тетя Нина говорит:
— А ты, Рэнди? У тебя как у старшего сына старшего сына могут быть свои пожелания.
— Без сомнения, мои родители, когда придет их время, передадут мне часть бабушкиного и дедушкиного наследства, — отвечает Рэнди.
— Очень дипломатично. Молодец, — кивает тетя Нина. — Но ты единственный из внуков помнишь деда и, вероятно, хотел бы что-нибудь получить на память.
— Ну, может, останется какая-нибудь ерунда, на которую никто не польстится, — говорит Рэнди. Потом как полный кретин — как организм, в который методами генной инженерии заложена непроходимая тупость, — смотрит на сундук и тут же отводит взгляд, чем окончательно выдает себя с потрохами. Видимо, его практически безволосое лицо — открытая книга. И зачем только он сбрил бороду! Крупная льдинка с почти различимым стуком ударяет его в роговицу правого глаза. Он слепнет от удара и термального шока. Когда звон в голове проходит, Рэнди открывает глаза и видит, что тетя Нина по быстро суживающейся орбите обходит злополучный сундук.
— Хм? Что там? — Она берется за одну ручку и обнаруживает, что сундук практически неподъемный.
— Японские кодовые книги времен войны. Стопки перфокарт.
— Марк!
— Да, мэм! — говорит Марк Аврелий Шафто, возвращаясь из отрицательного квадранта.
— Какой угол между осями плюс икс и плюс игрек? — спрашивает тетя Нина. — Я бы спросила у рефери, но начинаю сомневаться в его объективности.
Марк Аврелий смотрит на Рэнди и решает воспринять это как дружескую семейную подначку.
— В градусах или в радианах, мэм?
— Ни в том, ни в другом. Просто покажите его мне. Взвалите этот сундук на свою крепкую молодую спину и шагайте точно между осями плюс икс и плюс игрек, пока я не велю остановиться.
— Да, мэм. — Марк Аврелий поднимает сундук и начинает идти, поглядывая вправо и влево, убеждаясь, что идет точно по биссектрисе. Робин стоит в сторонке, с любопытством наблюдая за происходящим.
Дядя Ред, вернувшись из-за машины, в ужасе смотрит на Марка Аврелия.
— Нина! Солнышко! Этот сундук не стоит расходов на перевозку! Зачем он тебе, скажи на милость?
— Чтоб наверняка получить желаемое, — говорит Нина.
Кое-что из того, что желает Рэнди, он получает два часа спустя, когда его мать, проверяя состояние посуды, распечатывает коробку «ФАРФОР». Рэнди и его отец стоят у сундука. Родители уже заканчивают оценку; антикварная мебель разбросана по всей стоянке, словно после одного из тех удивительных торнадо, которые поднимают вещи в воздух и целехонькими переносят на много миль. Рэнди лихорадочно соображает, как, не нарушая клятву объективности, раздуть ценность сундука. Шансы, что он достанется кому-нибудь, кроме тети Нины, практически нулевые, поскольку она (к ужасу дяди Реда) оставила у Начала Координат все, кроме сундука и вожделенной консоли. Если отец хотя бы сдвинет его с места — чего никто, кроме Нины, пока не сделал — и Тера завтра присудит сундук ему, Рэнди сможет убедительно доказать, что это не просто компьютерная ошибка. Однако отец во всем слушает маму и не хочет слышать ни про какой сундук.
Мама зубами стягивает перчатку и синими руками вынимает слой за слоем мятых газет. «Ах, судок для подливки!» — восклицает она, вытаскивая нечто, похожее больше всего на тяжелый крейсер. Рэнди согласен с тетей Ниной, рисунок исключительно старомодный; впрочем, это тавтология, ведь он видел такой сервиз только у бабушки, которая была старомодной, сколько он ее помнит. Рэнди, руки в карманах, идет к матери, не подавая виду, что заинтересован. Не перегибает ли он палку с конспирацией? Этот судок он лицезрел раз двадцать в жизни, на семейных сборищах, и сейчас в душе поднимается пыльная буря давно улегшихся чувств. Рэнди протягивает руки в перчатках, мать вкладывает в них судок. Притворяясь, будто любуется формой, Рэнди переворачивает его и читает надпись на донышке. «РОЙЯЛ АЛЬБЕРТ — ЛАВАНДОВАЯ РОЗА».