Берег Фалеза - Стивенсон Роберт Льюис. Страница 22

Когда я приблизился к веранде, Юма указала ему на меня, и он, ну прямо как заправский джентльмен, поднялся и приветствовал меня на крыльце моего дома.

— Виливили, — сказал он, и более похоже воспроизвести мою фамилию не сумел бы ни один канак. — Я рад.

Можете не сомневаться, островитянин умеет быть обходительным, когда он этого захочет. С первого же слова Маэа я понял, как обстоит дело. Юма могла бы и не кричать мне: «Он больше не бояться! Ходил, приносил копра!» И, поверьте, я с таким чувством пожал руку этому канаку, как если бы он был одним из знатнейших людей Европы.

А случилось вот что: они с Кейзом нацелились на одну и ту же девушку, или, может быть, так показалось Маэа, но он тут же, не откладывая дела в долгий ящик, решил покарать торговца. И вот он прифасонился, взял с собой для пущей важности двух своих подручных, вымытых и вооруженных соответственно обстоятельствам, и, улучив момент, когда Кейза не было в поселке, явился в мой дом, чтобы заявить о своем желании вести отныне свои дела только со мной. Маэа был богат и влиятелен. Думается мне, что годовой доход его был никак не меньше пятидесяти тысяч орехов. Я накинул ему четверть цента сверх ходовой цены и даже — так обрадовало меня его появление

— готов был оказать ему кредит в размере всего, что было у меня в лавке и на складе. Покупал он, надо сказать, не скупясь: и рис, и консервы, и печенье — и все в таком количестве, словно собирался пировать неделю подряд, — а материю брал целыми кусками. При этом в общении он оказался очень славным малым и довольно забавным. Мы с ним перебрасывались шуточками, главным образом с помощью Юмы, потому что английский язык он знал, прямо сказать, из рук вон плохо, а я тоже не слишком-то поднаторел в их языке. Одно было мне уже ясно: Маэа никогда всерьез не верил, что от Юмы может быть какой-то вред, ничего на самом-то деле не боялся, а только хитрил и прикидывался, будто боится, потому что считал Кейза влиятельным лицом в поселке и рассчитывал на его поддержку.

Все это заставило меня подумать о том, что мы с ним оба находимся в трудном положении. Своим поступком Маэа как бы бросил вызов всему поселку, и это могло ему недешево обойтись, он мог потерять влияние; а мне после моего разговора с Кейзом на берегу это могло стоить даже жизни. Кейз ведь почти прямо пригрозил всадить в меня пулю, если я получу от кого-нибудь хоть самую малость копры. Воротясь домой, Кейз узнает, что главный его клиент переметнулся ко мне, и, значит, делал я отсюда вывод: мне надо опередить Кейза и первым всадить куда следует пулю.

— Вот что, Юма, — сказал я. — Скажи Маэа: я огорчен, если ему пришлось долго меня ждать; объясни, что я ходил поглядеть на кейзовского тияполо и на эту его лавочку, что он устроил в зарослях.

— Маэа хотел знать: ты не бояться? — перевела мне его слова Юма.

Я громко рассмеялся.

— Ну уж нет! — воскликнул я. — Скажи ему, что это самые обыкновенные детские забавы! Скажи ему, что у нас, в Англии, мы даем нашим ребятишкам играть в такие куклы.

— Он хотел знать: слышать ты, как поет дьявол? — спросила Юма.

— Вот что, — сказал я. — Я не могу устроить этого сейчас, потому что у меня нет струн для банджо, но как только сюда заглянет хоть какой-нибудь корабль, я сооружу точно такую же штуку прямо у себя здесь, на веранде, и он сам увидит, что дьяволы тут совершенно ни при чем. Скажи ему, что, как только я раздобуду струны, я сварганю такую штуку для его малышей. Называется это «эолова арфа», а по-английски это значит «напугай дурака». Переведи ему.

На этот раз моя речь доставила Маэа такое удовольствие, что он даже сделал попытку сам заговорить по-английски.

— Ты говорить правду? — спросил он.

— А то как же! — сказал я. — Все святая правда. Тащи сюда Библию, Юма, если эта книжища у тебя имеется, и я ее поцелую. Или вот что, так даже будет лучше, — сказал я, решившись взять быка за рога. — Спроси Маэа, не струхнет ли он, если я предложу ему самому отправиться в заросли днем.

По-видимому, он решил, что не струхнет. Среди бела дня, да если еще в компании — на это он, должно быть, мог отважиться.

— Так, значит, по рукам, — сказал я. — Объясни ему, что этот малый Кейз

— обыкновенный жулик, а все, что он там устроил, — сущая чепуха, так что пусть Маэа придет туда завтра утром и поглядит сам, что к тому времени от всего этого останется. Только ты скажи ему еще вот что, Юма, и смотри, чтобы он это хорошо понял: если он начнет трепать языком, Кейз непременно все разнюхает, и тогда мне конец! Скажи, я держу сторону Маэа, и если он проболтается хоть единым словом, моя кровь падет на его голову, и будет он проклят отныне и вовеки.

Она все перевела ему, и он горячо пожал мне руку и заявил:

— Говорить — нет. Завтра идти. Ты — мой друг?

— Нет, сэр, — сказал я, — без этих глупостей. Скажи ему, Юма: я приехал сюда торговать, а не заводить друзей. Но что касается Кейза, то его я отправлю в царство небесное!

И Маэа ушел, очень довольный, насколько я понял.