«Клубок» вокруг Сталина - Баландин Рудольф Константинович. Страница 32
Это трагическое обстоятельство ярко характеризует личность Михаила Николаевича Тухачевского. Он не простил разноса, который учинил ему Ольдерогге, бывший в период Гражданской войны командующим Восточным фронтом.
Зимой 1920-го командарм 5-й Красной армии Тухачевский из-за гулянок в своем штабе прозевал окружение вверенной ему армии колчаковцами и едва не погубил свои войска (как позже он это сделал под Варшавой).
В конце концов этот «Красный Бонапарт» в июне 1931 года был назначен вместо Уборевича заместителем Наркома военмора и председателя Реввоенсовета, когда затянувшийся отпуск Ворошилова закончился. Восхождение Уборевича к вершинам власти закончилось, и он был отправлен командовать Белорусским военным округом, пойдя на понижение.
Удивительно, что то же самое не произошло с Тухачевским, который не был в хороших отношениях с Ворошиловым, однако неожиданно получил поддержку с его стороны.
Надо отдать должное Тухачевскому: он умел приноравливаться к различным людям и ситуациям. Возможно, такова была его установка на жизнь: используй все возможности для того, чтобы достичь своих целей; используй для этого самых разных людей, играй на их слабостях. А цель у него была, как показал весь его жизненный путь, подняться как можно выше по лестнице власти.
Весной 1918 года по рекомендации своего давнего приятеля, а тогда члена ВЦИК Н.Н. Кулябко и секретаря ВЦИК А.С. Енукидзе Тухачевский вступил в РКП(б), работая в военном отделе ВЦИК. Чуть позже он вошел в доверие к Троцкому. Это обстоятельство позволило ему в кратчайшие сроки сделать головокружительную карьеру. О некоторых его шагах на этом пути убедительно написал публицист-исследователь Г.В. Смирнов. Он привел телеграмму, посланную Тухачевским Кулябко 8 июля 1918 года: «Тщательно подготовленная операция Первой армии закончилась блестяще. Чехословаки разбиты и Сызрань взята с бою. Командарм 1-й Тухачевский».
«Из этой удивительной телеграммы следует, — продолжает Смирнов, — что, во-первых, Михаил Николаевич, прежде не командовавший даже ротой, не только легко справился с командованием армией, но и привел ее к победе через каких-нибудь двенадцать дней после вступления в командование. А во-вторых, что он первым, раньше всех других начал применять эпитет «блестящий» в оценке своей собственной деятельности!
Каково же было мое удивление, когда через некоторое время в энциклопедии «Гражданская война и военная интервенция в СССР» я прочитал: «В июне-июле 1918 года войска Восточного фронта вели оборонительные действия против мятежных чехословацких и белогвардейских войск… Попытка перехода Восточного фронта в августовское наступление не имела успеха…Сызрань была взята Красной Армией… лишь 3 октября 1918 года!».
Оказывается, командующий Восточным фронтом М.А. Муравьев разработал план, по которому армия Тухачевского должна была нанести по Сызрани отвлекающий удар, а по Самаре — главный. В начале операции Сызрань действительно взяли на несколько дней, а затем Муравьев изменил советской власти и вся операция захлебнулась.
Обстоятельно проанализировав восхождение Тухачевского на командные должности, Г.В. Смирнов приходит к выводу: «Стремление приукрасить события, представить себя в выгодном свете, пустить пыль в глаза было свойственно Михаилу Николаевичу не только в молодые годы. Оно сопровождало его на протяжении всей жизни и породило множество связанных с его именем легенд, вольно или невольно распространяемых, развиваемых и дополняемых многочисленными почитателями и биографами. Но стоит попытаться привести эти легенды в согласие с житейской логикой и здравым смыслом — и меркнет обаятельный образ блестящего военачальника, усиленно насаждаемый лукавыми или искренне заблуждающимися людьми…»
Уже после отстранения Троцкого от власти Тухачевский попытался разрабатывать стратегические планы агрессивных действий против Польши в духе идеи мировой революции. 28 марта 1927 года, находясь на посту начальника штаба РККА, Тухачевский писал военному атташе СССР в Германии Луневу о необходимости формировать красные вооруженные силы в треугольнике Киль-Бреслау-Штольп. Им следовало — по этому плану — не только соединиться с наступающими войсками РККА в Польше, но в первый период также отвлекать внимание Польши к ее западной границе. «При известных условиях, возможно, будет даже необходимо открытое наступление красных немецких формирований на польскую границу со стороны коридора с целью вызвать общие политические осложнения в Западной Европе».
Столь грандиозные геостратегические планы он предполагал осуществить в союзе с Германией, а также Италией и Венгрией.
В данном случае Тухачевский рассуждает не как военный, а как политик, причем недальновидный, упоенный собственными планами и не способный оценить реальную ситуацию. Возможно, ему не терпелось отомстить полякам за то сокрушительное поражение, которое они нанесли его армии в августе 1920 года. Кстати, тогда поражение Красной армии было во многом предопределено неспособностью Тухачевского реально оценивать обстановку и осмысливать поведение противника.
Вот, к примеру, что пишет о том эпизоде бывший генерал Г. Иссерсон (между прочим, поклонник Тухачевского): «Тухачевский по своей молодости и недостаточной еще опытности в ведении крупных стратегических операций в тяжелые дни поражения его армий на Висле не смог оказаться на должной высоте. В то время, как на Висле разыгрывалась тяжелая драма и когда обессиленные войска Западного фронта без патронов и снарядов, без снабжения и управления сверху дрались за свое существование, прижатые к восточно-прусской границе, Тухачевский со своим штабом находился глубоко в тылу. Все его управление ходом операции держалось на телеграфных проводах, и когда проводная связь была прервана, командующий остался без войск, так как не мог больше передать им ни одного приказа. А войска фронта остались без командующего и без управления. Весь финал операции разыгрался поэтому без его участия».
Самое удивительное, что даже поражения не помешали Тухачевскому получать повышение по службе. Его немецкий знакомый, генерал-майор К. Шпальке, по этой причине предполагал в нем «чрезвычайную способность подстраиваться, позволившую ему обойти стороной неисчислимые рифы в водовороте революции».
Заметим, что Тухачевский сумел «подстроиться» к Сталину, который утвердил его летом 1931 года заместителем председателя РВС СССР и начальником вооружения РККА. Через два года он был награжден орденом Ленина и принимал военный парад на Красной площади 7 ноября 1933 года. Еще через два года ему присвоили высшее воинское звание Маршала Советского Союза…
Впрочем, на этом следует остановиться, перейдя к другой теме. Мы еще не завершили рассказ о заговорах и оппозиционных группировках первой половины 30-х годов.
Конечно, мы наметили лишь наиболее общие черты портрета Тухачевского. Следовало бы упомянуть, что он был активным участником подавления Кронштадтского мятежа весной 1921 года, а чуть позже руководил зверскими карательными операциями в Центральной России, подавляя крестьянские восстания с отменной жестокостью.
Так или иначе, личные качества Тухачевского, его умение «подстраиваться» к высокому начальству и делать свою карьеру, беспринципность (служил, если надо, и Троцкому, и Сталину; тысячами убивал не только восставших, но и мирных русских крестьян, терроризируя население) — все это делает обоснованными его претензии на лавры «Красного Бонапарта», его способность планировать государственный переворот. Однако возможности и способности еще не доказывают того, что заговор, в котором он был одним из лидеров, действительно существовал, а не был, как полагают некоторые историки-публицисты и политики, «организован» органами НКВД по указанию Сталина.
Однако об этом — чуть позже.
Четвертое десятилетие XX века в СССР можно разделить — по взаимоотношениям Сталина и оппозиции — на две части. Первая закончилась на исходе 1934 года выстрелами в Смольном. До этого момента внутрипартийная борьба велась главным образом политическими методами.