Десять пальцев - Стогов Илья Юрьевич "Стогoff". Страница 24
В вагоне было тепло. Но стоило выйти в тамбур для курения, как я вспомнил, где нахожусь. По утрам стекло было покрыто трехсантиметровым слоем льда. Я пробовал растопить лед огоньком зажигалки, выглянуть наружу, рассмотреть — что там? Растопить этот лед было невозможно даже автогеном.
Холодно было так, что ноги замерзали даже сквозь толстые подошвы ботинок. В темпе проглотив никотин, я бежал назад, в теплое купе.
Накануне вечером я проспал всего час. Проснулся оттого, что едущие за стеной экологи громко включили магнитофон. Может быть, эта фаза их вечеринки подразумевала танцы.
Я полежал, не открывая глаз. Спать хотелось жутко. Музыка орала так, что вибрировала стена.
Чтобы отрубиться, я попробовал в уме посчитать, сколько именно денег я уже потратил и сколько осталось. Вместо того чтобы заснуть, расстроился и проснулся окончательно.
Я слез с верхней полки, натянул брюки и дошел до экологов.
— Ребята, а вы еще долго планируете веселиться?
Ребята ответили честно:
— До утра!
Я огляделся. Ребята были не просто пьяны. Они были полумертвыми от алкоголя. По моим прикидкам, сидеть им оставалось полчаса. После этого они свалятся на пол и уснут. Пределы возможного есть у любого организма.
Я решил, что полчаса это ничего. Можно подождать.
Блин! Я плохо знал сибиряков! Ребята веселились не просто до утра. Их вечеринка продолжалась до обеда следующего дня. На пол падать они не собирались даже после этого.
Утром мы постояли на станции Архара (населенной, надо думать, архаровцами) и с Дальневосточной выехали на Забайкальскую железную дорогу.
Местные жители подготовили к нашему приезду столики со своими товарами: пиво, китайская лапша, жаренные куриные ноги. Большие кедровые шишки издалека были неотличимы от ананасов.
К дверям вагона подбегают барышни. Толстые куртки на меху. Спортивные штаны с полосками. Из-под штанов торчит обувь на шпильке. Барышни торгуют пирожками и связками колбас.
Пассажиры бродили между столиками без верхней одежды. Одна женщина — в халате и с голыми ногами. Температура вне вагона была ниже —25 °С. Я выкурил сигарету и тоже совершил несколько покупок.
Цены были смешными. За $1,20 я запасся едой на два дня вперед. Когда продавец отсчитывал мне сдачу, я разглядел, что у него по самую ладонь ампутированы отмороженные пальцы.
За время стоянки особый железнодорожный сотрудник успевал кувалдой отбить намерзшие под туалетом воду и экскременты. Помимо людей, по платформе бегали грязные мохнатые псы. Они знали: если с поднятой лапой посидеть у дверей вагона или громко подать голос, пассажиры могут кинуть еды.
Брошенный объедок означал для псов продолжение жизни. Поэтому в горло конкурентам вцеплялись они моментально. Когда им кидали еду (или становилось ясно, что ничего не светит), псы быстро перебегали к соседнему вагону.
Потом пассажиры попрыгали обратно в тепло. Продавцы завернули пивные бутылки в теплые тряпочки и убрали их в сумки. На таком морозе пиво замерзает и в клочья рвет бутылку уже через десять минут.
Погрузив товары на санки, аборигены убрели в поселок. До следующего утра бизнеса больше не будет.
После стоянок на крупных станциях пассажиры брались за еду. Основным блюдом была китайская лапша быстрого приготовления. Такая лапша давно стала русским национальным блюдом.
В соседнем купе, помимо веселых экологов, ехал молодой китаец. Один раз я спросил у него, нравится ли ему эта лапша?
— В России китайская лапша плохая. Мяса совсем нет. В Китае вместе с такой лапшей продают два блинчика настоящего мяса. Жирного. Кушать приятно!
Китаец был совсем молодой. Белый свитер, черные брюки, белые носки, черные ботинки. Черная челка, круглое белое лицо. Сзади из-под брючного ремня у него торчали вязаные рейтузы, надетые под брюки для тепла.
Китаец был вежливым и покладистым. Когда его соседи-экологи окончательно расходились, он просто отворачивался к стене и накрывал лицо полотенцем.
С утра в купе с китайцем и экологами подсадили даму. Джентльмены обрели второе дыхание. Сидя в коридоре, я слушал, как они интересуются у попутчицы, чем та будет запивать водку? Минеральной водой?
Попутчица смущенно улыбалась и говорила, что если можно, то пивом.
Накануне наш состав полчаса простоял на станции Чернышевск-Забайкальский. За это время проводница успела привести с перрона наряд милиции, а милиционеры составили на экологов рапорт и оштрафовали их на $30.
Проводница инкриминировала экологам конкурс на самый громкий свист, который проводился у них в купе в полчетвертого утра, и то, что парни всю ночь ходят к ней в купе, чтобы сообщить, что следующий танец — белый. Экологи не отрицали своей вины.
Когда милиционеры выходили из вагона, я стоял снаружи и курил. Мне было видно, что полученный с дебоширов штраф они по-братски разделили с проводницей: $15 ей, $15 себе.
Сразу после Чернышевска начались степи. Не ровная поверхность, как в Европейской России, а все те же холмы, но без леса. Сотни голых склонов до самого горизонта. Словно смотришь поверх голов в кинотеатре, а все зрители — лысые.
Я надеялся обмануть свое тело. Устать, измотать его, сделать так, чтобы хоть одну ночь тело проспало до утра.
Тело не желало, чтобы его обманывали. К третьему дню езды организм окончательно запутался во временных поясах и перешел на двухразовый режим спанья. Я засыпал в семь вечера, просыпался в два часа ночи, а днем обязательно устраивал себе тихий час.
Наверное, это возраст. Когда мне было лет двадцать, помню, я летал на Филиппины. Там я акклиматизировался за сутки, а в обратную сторону — за двое. Привыкнуть же к сибирскому времени я не смог даже спустя две недели.
Недавно по телевизору смотрел ток-шоу с участием знаменитого и очень пожилого актера. Актер жаловался на возраст:
— В детстве я просыпался, умывался, выбегал на улицу, болтал с друзьями, запускал голубей, бегал на речку, дергал девчонок за косы… каждый день успевал переделать огромное количество важных и интересных вещей.
— А теперь?
— А теперь жизнь строится так: Новый год, Новый год, Новый год…
Просыпаться ночью — неинтересное занятие. Свет не горит во всем составе. Пассажиры спят. Странно, но иногда спали даже веселые экологи.
За неделю езды единственное, что изменилось в их купе, — вместо осточертевшего допотопного Queen они стали слушать кассету дурной русской поп-музыки.
Я выбирался в коридор и часами стоял у темного окна. Кроме луны, смотреть в окне было не на что.
Через приоткрытую дверь мне был виден спящий монголоидный сосед. На теле у него совсем не было волос. Может быть, азиатским мужчинам недостает тестостерона?
Даже во время сна монгол не снимал носки. Они у него были серые, синтетические. Именно такие, которые начинают жутко пахнуть уже через три минуты ходьбы.
В коридоре висело расписание прибытия на станции и часы с московским временем. Местное время выставлять бесполезно, потому что меняется оно иногда трижды за сутки.
В туалете, рядом с купе проводников, я нашел объявление:
Уважаемые пассажиры!
Огромная просьба: по большой нужде в этот туалет не какать.
Стенка не герметичная, и запахи идут к нам в служебку.
В вагоне несли службу две проводницы. Одна работала днем, а вторая — ночью. Обе — милые, предупредительные женщины. Ночная, сидя у себя в купе, читала толстую книжку о приключениях Конана-варвара.
От нечего делать я полночи представлял, как работал бы проводником на таком длинном маршруте. Например, в паре с собственной женой. Решил, что терпения моего хватило бы доехать только отсюда до Москвы, а на обратном пути я, скорее всего, подал бы на развод.
В полшестого утра поезд встал в поселке Ерофей Павлович. Такое вот странное название, состоящее из имени и отчества покорителя Приморья Хабарова.