Дракула - Стокер Брэм. Страница 12
29 июня.
Сегодня срок моего последнего письма.
Граф пришел ко мне и сказал:
— Завтра, мой друг, вы должны выехать. Вы возвратитесь в свою великолепную Англию, а я вернусь к делу, которое, может быть, приведет к такому концу, какого мы вовсе не ожидаем. Ваше письмо уже отослано; завтра меня здесь не будет, но все будет приготовлено к вашему отъезду. Утром сюда придут цыгане и несколько словаков. Когда они уйдут, за вами приедет моя коляска, которая повезет вас в проход Борго, где вы пересядете в дилижанс, идущий из Буковины в Быстриц, по я надеюсь, что увижу вас еще раз в замке Дракулы.
Я решил проверить ею искренность и спросил прямо:
— Почему я не могу выехать сегодня вечером?
— Потому что, дорогой мой, мой кучер и лошади отправлены по делу.
— Но я с удовольствием пойду пешком, я сейчас же готов уйти.
Он улыбнулся так мягко, так нежно и в то же время такой демонической улыбкой, что мои подозрения воскресли с новой силой. Он спросил:
— А ваш багаж?
— Я могу прислать за ним. Сейчас он мне не нужен.
Граф встал и сказал с такой поразительной изысканностью, что я не поверил себе, до того это было искренне:
— У вас, англичан, есть одна пословица, которая близка моему сердцу, так как ею руководствуемся и мы, магнаты: добро пожаловать, гость приходящий, и спеши — уходящий. Пойдемте со мною, дорогой мой друг, я и часу не хочу оставлять вас против вашего желания. Идемте же!
Необыкновенно любезно, держа в руке лампу, граф спустился со мной по лестнице, освещая мне дорогу. Но вдруг он остановился и вытянул руку:
— Слушайте!
Раздался вой волков, точно вызванный движением его руки. После минутной паузы мы пошли дальше и достигли двери; он отодвинул болты и снял цепи, после чего начал открывать дверь.
К моему величайшему изумлению оказалось, что дверь не была заперта на ключ. Я подозрительно оглядел ее: нигде не было видно даже следа от замка.
Когда дверь стала постепенно открываться, то вой волков снаружи стал раздаваться все громче и громче. Тогда я понял, что против графа открыто не пойдешь. С такими противниками, да еще когда они под командой графа, я ничего не мог сделать. Но дверь продолжала медленно раскрываться; граф стоял в дверях один. У меня на мгновение мелькнула мысль, вот, вероятно, моя участь: он бросит меня волкам — и я сам же помогу ему сделать это. В подобном плане было достаточно дьявольского замысла. Не видя другого исхода, я крикнул:
— Закройте дверь; я лучше дождусь утра!
Одним взмахом своей могучей руки граф захлопнул дверь, и большие болты с шумом вошли на свои места.
Когда я был уже у себя в комнате и собирался лечь, мне послышался шепот у моих дверей. Я тихо подошел к ней и прислушался. Я услышал голос графа:
— Назад, назад, на свои места! Ваше время еще не настало. Подождите! Имейте терпение! Завтра ночью! Завтрашняя ночь ваша!
Вслед за этим раздался тихий нежный хохот; я с бешенством раскрыл дверь и увидел этих трех ужасных женщин, облизывающих свои губы. Как только я показался, они разразились диким смехом и убежали.
Я вернулся в комнату и бросился на колени. Неужели мой конец так близок? Завтра! Завтра! Создатель, помоги мне и тем, кому я дорог!
30 июня, утром.
Быть может, это мои последние строки в дневнике. Я спал до рассвета; проснувшись, я опять бросился на колени, так как решил, что если меня ждет смерть, то надо к ней приготовиться.
Помолившись, я открыл дверь и побежал в переднюю. Я ясно помнил, что дверь была не заперта — значит, мне представилась возможность бежать. Дрожащими от волнения руками я снял цепь и отодвинул болты. Но дверь не поддалась! Отчаяние овладело мною.
Дикое желание раздобыть ключи привело меня к решению снова вскарабкаться по стене и пробраться в комнату графа. Пусть он убьет меня, смерть теперь казалась мне лучшим исходом. Не задумываясь, я ринулся вверх по лестнице к восточному окну и пополз вниз по стене, как и раньше, в комнату графа. Я отправился через дверь в углу вниз по винтовой лестнице и по темному проходу в старую часовню. Я знал теперь, где найду страшилище.
Большой ящик все еще стоял на прежнем месте, у самой темной стены, но на этот раз на нем лежала крышка, еще не приделанная, но с приготовленными гвоздями, так что оставалось только вколотить их. Мне нужно было его проклятое тело из—за ключа, так что я снял крышку и поставил ее к стене. Предо мною лежал граф, но наполовину помолодевший, так как его седые волосы и усы потемнели. Щеки казались полнее, а под белой кожей просвечивал румянец; губы его были ярче обыкновенного, так как на них еще сохранились свежие капли крови, капавшие из углов рта и стекавшие но подбородку на шею. Дрожь пробежала по моему телу, когда я наклонился к нему, чтобы до него дотронуться; но я должен был найти ключ, иначе я погиб. Быть может, следующей ночью мое тело послужит добычей для пиршества трех ужасных колдуний. Я обыскал все тело, но не нашел ключей. Тогда я остановился и посмотрел на графа. На его окровавленном лице блуждала ироническая улыбка, которая, казалось, сведет меня с ума. У меня не было под рукой никакого смертоносного оружия, я схватил лопату, которой рабочие наполняли ящики с землей и, высоко взмахнув ею, ударил острием вниз прямо в ненавистное лицо. Но тут голова его повернулась, и глаза, в которых светилась ненависть василиска, уставились на меня. Их взгляд парализовал меня; лопата, дрогнув, скользнула мимо и вонзилась в дерево возле лба. Оружие выпало из моей руки; когда я попытался поймать его, острие заступа задело крышку, и она упала на прежнее место. Последнее, что я увидел, было раздутое, налитое кровью лицо, перекошенное гримасой ненависти ко всему живому, пылающее адским пламенем…
Я думал и думал, что же теперь предпринять, но голова моя горела; в отчаянии я стоял и ждал. В это время я услышал многоголосый цыганский напев и пробивающийся сквозь него свист бичей да стук тяжелых колес: это подъезжали цыгане и словаки, о которых говорил граф. В последний раз оглядев ящик, в котором покоилось тело, я покинул подземелье и, добравшись до комнаты графа, приготовился отразить нападение в тот момент, когда дверь откроется. Напряженно прислушиваясь, я уловил позвякивание ключей, скрип замка и, наконец, звук отпирающейся двери. Видимо, существовал какой—то другой вход, либо у кого— то были ключи к закрытым дверям. Потом я услышал топот многих ног, затихающий в какой—то боковой галерее и оставивший после себя долгое эхо. Я собрался вновь сбежать вниз, под своды, чтобы найти этот новый проход, но мощный порыв ветра захлопнул дверь, ведущую к винтовой лестнице, с такой силой, что сдул с дверных перемычек пыль и паутину. Я попытался открыть ее, но сразу понял, что это бесполезно. Я вновь был узником, и сети рока оплели меня.
Пока я пишу эти строки, снизу доносится топот ног и звуки перетаскиваемых тяжестей, без сомнения, ящиков с землей; я слышу стук молотка — это прибивают крышку. Вот стали слышны тяжкие шаги в холле, а вслед за ними — легкий топот множества ног.
Двери запирают, и гремят цепи, в замке поворачивается ключ; я слышу, как его вынимают, затем другие двери отпираются и вновь захлопываются, грохочут замки и засовы.
Чу! Сперва со двора, а потом внизу, на горкой дороге — шум удаляющихся повозок, свист бичей и говор цыган замирает вдали.
Я один в замке… и эти кошмарные женщины. Тьфу! Мина тоже женщина, но какая между ними пропасть! Это просто исчадия ада!
Оставаться здесь невозможно; надо попытаться спуститься по стене ниже, чем в прошлый раз. Еще не забыть захватить с собой золото — потом пригодится. НАДО НАЙТИ ВЫХОД ИЗ ЭТОГО КОШМАРА! И потом — домойНа первом же поезде, подальше от этого жуткого места, из этой проклятой земли, где дьявол со своими малютками, которые, как говорят не так уж и страшны, бродит по дорогам!
Лучше положиться на милость Господню, чем отдаться в лапы этим чудовищам. Пропасть крута и глубока, но и в бездне человек сможет остаться ЧЕЛОВЕКОМ! Прощайте, все! Мина!..