Талисман мумии - Стокер Брэм. Страница 10

Все происшедшее, по сути, заняло лишь несколько минут. Я удивился, встретившись с лучами рассвета, пробившимися через тёмные жалюзи в местах, где они неплотно прилегали к оконным рамам. Когда я вернулся к дивану и взял турникет у миссис Грант, она подошла к окнам и подняла жалюзи.

Трудно было представить себе нечто более призрачное, нежели эта комната, когда в неё попал слабый свет раннего утра. Поскольку окна выходили на север, любой попадавший внутрь свет был серым, без розоватого оттенка, появляющегося на рассвете в восточной части неба. Электрические лампы казались тусклыми, но каждая тень обладала особой чёткостью и насыщенностью. От утренней свежести не было и следа, ничего не осталось и от нежности ночи. Все было резким, холодным и невыразимо унылым. Лицо бесчувственного человека на диване казалось призрачно жёлтым, а лицо сиделки приняло зелёный оттенок от колпака находившейся рядом лампы. Лишь лицо мисс Трелони казалось белым, и при виде её бледности у меня заболело сердце. Все выглядело так, будто ничто в этом Божьем мире никогда не сможет вернуть сюда краски жизни и счастье.

Для всех было облегчением, когда в комнате появился задыхающийся после бега доктор Винчестер. Он задал лишь один вопрос:

— Кто-нибудь может сказать мне, каким образом была получена эта рана?

Видя, как присутствующие качают головами под его взглядом, он смолк и принялся за свою хирургическую работу. На секунду он поднял глаза на сидевшую неподвижно сиделку, но тут же вновь склонился над работой, и хмурые морщинки прорезали его лоб. Он заговорил вновь лишь после того, как все артерии были перевязаны, а раны полностью забинтованы, не считая нескольких просьб о помощи в тех случаях, когда ему нужен был какой-то инструмент. Тщательно обработав раны мистера Трелони, он спросил у его дочери:

— Что случилось с сиделкой Кеннеди?

— Право же, не знаю. Я обнаружила её, войдя в комнату в половине третьего, сидящей точь-в-точь как сейчас. Мы не трогали её и не меняли её положения. Она так и не просыпалась. Даже пистолетные выстрелы сержанта Доу не разбудили её.

— Пистолетные выстрелы? Так значит, вы обнаружили причину этого нового нападения?

Все молчали, и я решил ответить:

— Мы не обнаружили ничего. Я находился в комнате, дежуря вместе с сиделкой. Ещё в начале вечера мне показалось, будто запахи мумии действуют на меня усыпляюще, и поэтому я вышел и раздобыл респиратор. Я надел его, когда пришёл на дежурство, но он не спас меня от засыпания. Очнувшись, я увидел, что комната полна людьми: здесь были мисс Трелони, сержант Доу и слуги. Сиделка Кеннеди сидела на своём стуле в той же позе, что и раньше. Сержант Доу, совсем проснувшись и будучи оглушённым тем же запахом или влиянием, подействовавшим на нас, вообразил, что видит нечто движущееся в полутьме комнаты, и дважды выстрелил. Когда я поднялся со стула, с лицом, закрытым респиратором, он принял меня за причину суматохи. Естественно, он собрался было выстрелить снова, но, к счастью, я успел назвать себя. Мистер Трелони лежал возле сейфа точно так же, как был найден прошлой ночью, и из новой раны на его кисти вовсю струилась кровь. Мы подняли его на диван и сделали турникет. Фактически и абсолютно это все, что кто-либо из нас пока что знает. Мы ещё не дотрагивались до ножа, вы видите, что он лежит возле лужицы крови. Посмотрите! — Я подошёл и поднял его. — Кончик красен от высохшей крови.

Доктор Винчестер простоял неподвижно несколько минут, затем сказал:

— Так значит, происшествия нынешней ночи так же таинственны, как и те, что случились прошлой ночью?

— Верно! — ответил я.

Он помолчал, затем повернулся к мисс Трелони и добавил:

— Пожалуй, лучше перенести сиделку Кеннеди в другую комнату. Полагаю, ничто этому не воспрепятствует?

— Конечно! Пожалуйста, миссис Грант, подготовьте комнату сиделки Кеннеди и попросите двух человек прийти и внести её туда.

Миссис Грант немедленно покинула нас и, вернувшись через несколько минут, объявила:

— Комната готова, и люди уже здесь.

Согласно её распоряжениям, двое лакеев вошли в комнату и, подняв одеревенелое тело сиделки Кеннеди, вынесли её под присмотром доктора из комнаты. Мисс Трелони оставалась со мной в кабинете больного, а миссис Грант отправилась с доктором в комнату сиделки.

Когда мы остались одни, девушка подошла ко мне и, взяв мои руки в свои, сказала:

— Надеюсь, вы забудете о моих словах. Я не хотела обидеть вас и была очень расстроена.

Я не ответил, но поднял её руки к губам и поцеловал их. Целовать руки дамам можно по-разному. Мой способ предполагал глубокое почтение и уважение и был принят с достоинством, говорящим о благородном воспитании и заметным в малейшем её движении. Подойдя к дивану, я посмотрел на бесчувственного человека. За последние минуты рассвет заметно набрал силу и добавил ясности дневному свету. Глядя на холодное, застывшее лицо, напоминающее в бледном свете монумент из белого мрамора, я не мог не почувствовать, что за событиями последних двадцати шести часов кроется некая глубокая тайна. Эти кустистые брови прятали могучий замысел, а высокий, широкий лоб таил в себе законченную цепь размышлений, открыть которую могли бы помочь его широкий подбородок и массивная челюсть. Пока я стоял над ним и думал об этом, я почувствовал, как мысли мои разбегаются и на меня вновь опускается ощущение надвигающегося сна, как это случилось прошлой ночью. Я оказал сопротивление и твёрдо держался за настоящее. Этому способствовало то, что ко мне приблизилась мисс Трелони и, склонив лоб на моё плечо, тихо заплакала. Тут во мне проснулись все мужские добродетели, и это пошло мне на благо. Говорить что-либо не имело смысла: слова не были достойны мыслей. Но мы поняли друг друга, и она не отстранилась, когда я положил ей руку на плечо, словно защищая, как делал давным-давно с маленькой сестрой, чтобы утешить её в детских неприятностях, как это подобает старшему брату. То, что я взял на себя роль защитника, усилило мою решительность в достижении цели и, похоже, очистило мозг от праздных и смутных метаний мысли. Впрочем, роль защитника подсказала мне убрать руку с её плеча, когда у двери послышались шаги доктора.

Войдя в комнату, доктор Винчестер пристально посмотрел на больного, прежде чем заговорить. Брови его были нахмурены, а рот казался тонкой, жёсткой линией. Вскоре он сказал:

— Во сне, охватившем вашего отца и сиделку Кеннеди, есть общего. По-видимому, вызвавшее его влияние подействовало одинаково в обоих случаях. В случае с Кеннеди кома не столь выражена. Впрочем, мне кажется, что с ней мы сможем добиться успеха быстрее, нежели с этим больным, поскольку у нас не связаны руки. Я поместил её на сквозняке, и она уже выказывает признаки обычного обморока, хотя и весьма слабые, Одеревенение её членов уменьшилось, и кожа кажется более чувствительной — или, скорее, менее нечувствительной к боли.

— Но как случилось, — спросил я, — что несмотря на бесчувственное состояние мистера Трелони, его тело, как нам известно, совершенно не было одеревенелым?

— На это я не могу ответить. Проблема такова, что мы можем решить её в несколько часов, но может понадобиться и несколько дней. Но диагноз представит полезный урок нам и, возможно, многим из тех, кто придёт после нас, как знать! — добавил он с искренним жаром человека увлекающегося.

На протяжении утренних часов он постоянно «порхал» между двумя комнатами и с волнением наблюдал за обоими больными. Миссис Грант он приказал оставаться с сиделкой, а с раненым постоянно была мисс Трелони или я, чаще мы оба. Тем не менее, мы ухитрились помыться и переодеться, затем позавтракали, пока доктор с миссис Грант оставались с мистером Трелони.

Сержант Доу отправился в Скотленд-Ярд доложить о событиях прошлой ночи, а затем в ближайший участок для того, чтобы договориться о приходе его коллеги, Райта, назначенного старшим офицером Доланом. Когда он вернулся, я не мог не предположить, что ему здорово досталось за стрельбу в кабинете больного, а может быть, вообще за стрельбу без надлежащего повода. Его замечание несколько прояснило для меня этот вопрос.