Мечта Пандоры - Столяров Андрей Михайлович. Страница 22

— Разве так бывает?

— Бывает.

— А зачем нужна сублимация сознания?

— Боже мой, вы же все равно не поймете, — раздражился профессор.

— Кто еще знал о наркотическом эффекте Спектаклей?

— Все знали.

— И директор? И режиссер?

— Да. Я же говорю: все.

Вот так, подумал я. Все знали и молчали. Страшная вещь — честолюбие, лишенное морали. Я решил, что позволят мне или нет, но я займусь Спектаклями сразу после фантомов. Если, конечно, останусь жив.

Последнее было весьма сомнительно. Силы безопасности слишком быстро перекрыли район. При проверке меня, безусловно, опознают. Так же, как и профессора. У нас нет ни малейших шансов. Пробиться назад сквозь тысячное скопление людей невозможно. И наверняка там тоже ждут.

Проще было сдаться. Я не понимал, чего я тяну. Шаг за шагом мы приближались к оцеплению. Улицу перегораживали два бронетранспортера. На каждом был смонтирован стационарный генетический детектор. Между ними сочился узкий ручеек людей. Вот один из бронетранспортеров отъехал, освобождая дорогу санитарному автобусу. Я видел лица солдат — усталые, хмуро-напряженные. За оцеплением в пустом пространстве, как журавль, выхаживал длинноногий офицер в синей форме. Вспыхивали желтые молнии на плечах. Какая-то женщина, одетая, несмотря на жару, в норковую шубу, ловко поймала его за рукав:

— Господин капитан, у меня муж в территориальных войсках. Полковник Галеркамп.

— Ничего не могу поделать, сударыня, — вежливо ответил капитан.

— Но у меня сегодня гости! Доктор Раббе, действительный советник Пори…

Она возводила частокол из имен.

— Весьма сожалею, сударыня. Таков приказ.

Капитан пытался освободиться от назойливых пальцев. Он совершил ошибку, вступив в объяснения, чего бы никогда не допустил полицейский офицер, обученный тактике действий на улице. Толпа почувствовала слабину. Вскипели возбужденные голоса:

— Господин офицер! Да что же это такое? Мы уже четыре часа стоим!

— Мне нужно немедленно пройти, немедленно!

— Приказ, сударь.

— А я не желаю подчиняться вашим приказам!

— Господин капитан, я член муниципального совета!

— Это издевательство, я на ногах не стою!

— Хорошие вещи позволяет себе полиция!

— А это не полиция.

— Тем более!

— В порядке очереди, господа! Прошу соблюдать спокойствие!

— У меня нет документов. Какие могут быть документы, когда черт знает что происходит!

Капитан попятился. К нему, придерживая дубинку, заторопился полицейский офицер в черном мундире. Было уже поздно. Цепь солдат выгнулась, подрожала секунду, как тугая струна, и лопнула, прорванная человеческой волной. Полицейский офицер благоразумно отскочил. Левый бронетранспортер попытался закрыть проход, заурчал мотор. Его тут же облепили сотни людей. Покатые бока в грязных маскировочных разводах качнулись раз, другой — под общее ликование бронетранспортер перевернулся на бок, еще вращая колесами. Из него на корточках выбирались солдаты.

— Назад! Назад! — тонким голосом закричал капитан, потрясая пистолетом.

Он, видимо, привык к беспрекословному подчинению в казармах и не обратил внимания, что полицейские сразу же побежали, даже не пробуя никого остановить. Пистолет мелькнул над головами, хлопнул выстрел и фигуру в синем смяли. Пробегая мимо, я увидел неподвижное тело на сером асфальте.

Вырвавшись, волна потекла медленнее: будто не верили тому, что сделали — разговаривали нарочито громко.

— Я как выбежал на улицу в пять утра, так больше и не был дома. Может быть, мои сейчас стоят где-нибудь там. Или — кто знает… Я такое видел…

— Бью, бью его о ступеньку, он уже хрипеть начал, а потом гляжу — господи, это же мой сосед с верхнего этажа, я ж его знаю, мы же с ним в прошлое воскресенье надрались в «Ласточке». А у него весь затылок разбит, кровь течет — думаю: господи, что же это я…

— Так оставлять нельзя. Все подпишемся. Эксперименты, видите ли. Люди им, как мусор.

— И прямо к мэру.

— Чихал я на мэра! Президенту пошлем. Или пусть наводят порядок или я стану презирать это правительство.

Я все время держал профессора за запястье. Он сказал, хватая воздух посиневшими губами:

— Пустите меня. Я не убегу. Некуда мне бежать.

Я его отпустил. Он сильно помассировал левую часть груди — сердце:

— Ну зачем вы тащите меня с собой? Я могу умереть каждую минуту.

Ему было плохо. У него складками обвисла кожа на лице землистого цвета. Дрожали пальцы.

— Пошли! — велел я.

— Нас все равно не выпустят, — безнадежно сказал он, через силу шагая рядом.

К сожалению, он был прав. Впереди, на перекрестке, уже сели два вертолета и из пузатого нутра горохом посыпались солдаты. Еще два вертолета заходили на посадку. У меня не было никаких иллюзий. Улица шла прямая, как стрела. Подворотни были закрыты пластмассовыми щитами с надписью «Полиция». Кое-кто из бежавших пробовал ломиться в парадные — бесполезно. Район был блокирован по всем правилам. Вырваться я и не рассчитывал. Все, чего я хотел — позвонить. Мне обязательно нужно было позвонить и сказать одно-единственное слово.

— Они нас убьют, — сказал профессор. И вдруг засмеялся, засвистел слабым горлом.

Я испугался — думал он задыхается.

— Ничего, ничего, — сказал профессор. — Просто вспомнил. Очень смешно. Вы знаете, что сенатор Голх — фантом? Да-да, сенатор Голх, глава «саламандр». Я сам его кодировал. Правда, смешно? Быть в подчинении у собственного фантома.

— Сенатор Голх? Почему же вы его не…

— Он до дьявола осторожен. Представьте, я его ни разу не видел. То ли он догадывался а чем-то, то ли просто так — не хотел рисковать. Но правда смешно?

И снова засвистел горлом — на одной ноте. Замолчал. Дорогу перегораживал новый кордон.

Лейтенант в синей форме громко сказал:

— В городе объявлено чрезвычайное положение. В случае беспорядков имею приказ стрелять. Проходи по одному!

Солдаты держали оружие наизготовку. Злые и решительные. Чувствовалось, что стрелять они будут. Толпа покорно затихла. Подходили задние, им боязливым шепотом объясняли, в чем дело.

— Вот и все, — сказал мне профессор. — Жаль, что так получилось. Завидую вам: вас убьют сразу. А меня начнут потрошить. Прощайте, что ли.

Очередь шла быстро. Лейтенант смотрел документы, если они были, потом человека ставили перед детектором. Мигал зеленый индикатор и его выталкивали за оцепление. Мною овладело какое-то тупое равнодушие: действительно, скорее бы уж все кончилось.

Лейтенант кивнул профессору: Следующий.

Он беспомощно оглянулся на меня. Из толпы вышел мужчина, тот самый, который — палкой по голове. Что-то сказал лейтенанту. Лейтенант поднял брови:

— Интересно. Взять его!

Солдат толкнул профессора вправо, где стоял большой военный фургон с непрозрачными стеклами.

— Я протестую, — еле слышно сказал профессор.

Солдат лениво и сильно ударил его кулаком в лицо. Мотнулась голова, из угла губ побежала струйка крови.

— Этого тоже, — сказал лейтенант, показывая на меня.

Меня подхватили под руки.

— Стой! Куда! — раздался злой голос.

Профессор, оттолкнув солдата, бежал по пустынной улице. Он бежал мешковато, медленно, хватаясь за сердце. Непонятно, зачем он это сделал. Ему все равно было не уйти.

— Стоп! Стрелять буду! — крикнул солдат. Вскинув автомат, дал очередь в небо. Профессор упал, как подкошенный. К нему подошли двое, перевернули: Мертв.

Появился полицейский офицер, подтянутый и строгий.

— Что за стрельба?

— Вот эти, — махнул лейтенант.

Офицер обернулся. Это был Симеон. Наши глаза встретились.

— Пропустите его, — сказал Симеон.

— Нарушение законов чрезвычайного положения… — начал лейтенант.

— Пропустите, я знаю этого человека.

— Пропустить! — неохотно приказал лейтенант. Предупредил: — Всю ответственность, капитан, вы берете на себя.

— Разумеется, — кивнул Симеон.

Лицо у него было каменное.