Мечта Пандоры - Столяров Андрей Михайлович. Страница 8

Меня не видели. Я пошел узкими, кривыми переулками. Окна сюда не выходили. Из-под домов дерзко торчал во все стороны жестокий чертополох. Тревожный, частый набат плыл над городом, взывал к пустому небу. Слева за домами поднялось пламя. Пополз жирный, коричневый дым.

Из-за угла, воздев руки, запрокинув лицо и хохоча, шла женщина в черном монашеском одеянии.

— Элга! — закричал я.

Женщина опустила руки.

— Кто? — повела безумными зрачками. Узнала.

— Павел! — и захохотала опять.

Я схватил ее за плечи:

— Элга, опомнись!

Она поцеловала меня, клацнув зубами о зубы. Сказала спокойно:

— Вот ты где. Я тебя искала.

От нее пахло вином.

— Элга, где Кузнецов? — Она не понимала. — Кузнецов, практикант из Советского Союза? — Я решил наплевать на конспирацию.

Элга пожала плечами:

— Здесь где-то. А я вот захотела тебя увидеть и увидела.

— Элга, мне нужен Кузнецов, — внятно сказал я, сжимая ее запястье. Она скривилась.

— Элга, где он?

— Пусти, — попросила Элга.

Я отпустил ее.

— А ты совсем не тот, за кого себя выдаешь, — погрозила мне пальцем.

— Мне еще Бенедикт сказал: таинственный инспектор. Кузнецов тебе нужен. В телецентре Кузнецов, где ж ему быть. Они сейчас всей бандой впрыскивают нам молодежный отдых.

— Идем, — приказал я.

Элга повисла у меня на руке. Мы пересекли улицу. Она тыкала пальцем:

— Туда. — И лепетала: — А ты мне нравишься. Хоть Бенедикт и сказал, что ты… чур, молчу… ты мне все равно нравишься.

Мы остановились перед одноэтажным домом, окна которого закрывали железные ставни.

— Здесь, — сказала Элга. — Только туда нельзя. Пока идет трансляция, туда никому нельзя. Даже Бенедикту нельзя.

Дверь была заперта. Я постучал. Мне никто не ответил.

— Пойдем, выпьем, — сказала Элга. — Не будь таким скучным.

Я рванул дверь. Замок отлетел. Внутри было темно. Мерцали экраны настройки — палуба корабля, горящий город, горящий форт. Я нащупал выключатель. Вспыхнул бледный свет. Комната была небольшая. Все четыре ее стены представляли собой пульты со множеством кнопок и тумблеров. Не в лад мигали десятки зеленых глазков. На полу, прорвав сплетение проводов, опрокинув табуретку, лицом вверх лежал Гера Кузнецов. Стеклянные глаза смотрели в потолок.

Элга заглянула через плечо.

— Пьян вдребезги, — сказала она и захихикала.

5

Кузнецов был убит примерно за час до моего прихода. В клинике скорой помощи ему заменили сердце, проводи регенерацию сосудов и нервов, аэрировали мозг. Все было бесполезно. Он пролежал слишком долго.

Подробности я выяснил по «блохе». Стреляли болевой иглой, вызывающей паралич сердечной мышцы.

Я знал эти болеизлучатели — легкие, компактные пистолетики, стреляющие волновыми разрядами. Они применялись в медицине для интактных операций — блокировали нерв в точке укола. Превосходное оружие, совершенно бесшумное (можно стрелять в толпе), не оставляющее следов.

Август запретил мне вмешиваться в это дело. Было ясно, что Кузнецов раскрылся и убит кем-то из фантомов, поэтому мне следовало быть предельно осмотрительным. Расследования решили не проводить. По официальной версии, смерть наступила от сердечной недостаточности. Несчастный случай. Мне предписывалось продолжать работу.

Я доложил о последней связи.

— Великие Моголы? — переспросил Август. — А ты не ошибся?

— Он повторил два раза очень отчетливо.

— Ладно. Разберемся, — Август помолчал. — Прошу тебя, Павел, будь осторожней — без самодеятельности.

На похоронах я появиться не мог. Я понимал, что конспирация необходима, но было очень горько. С Герой мы дружили давно — вместе кончали Школу, четыре года наши кровати стояли в одной комнате, каждый день в шесть утра он стаскивал с меня одеяло и гаркал в ухо: «Вставай, защитник планеты». Я тогда очень гордился своей профессией и считал, что именно мы, сотрудники МККР, обеспечим Земле спокойствие и безопасность.

К тому же у меня было свидание с Анной. Я пытался убедить себя, что это нужно для дела. Получалось не очень убедительно: для дела была необходима встреча не с ней, а с Элгой, чтобы выяснить, почему директор не поверил в мою легенду.

В конце концов, я махнул рукой и направился в городскую библиотеку. Там мне выдали толстенный том по средневековой истории.

Оказалось, что Великие Моголы — это династия царей Индии, которые правили с шестнадцатого до середины девятнадцатого века. Так их назвали европейские путешественники в семнадцатом веке.

Наибольшего расцвета Великие Моголы достигли при Шах-Джакане. Государственное их устройство представляло собой централизованную феодальную монархию. В семнадцатом веке оно включало в себя почти всю Индию и Кабул. Однако уже в то время, несмотря на внешнее могущество, в стране стал назревать внутренний кризис, приведший в итоге к усобице и распаду государства. Власть Великих Моголов ослабла. К середине восемнадцатого века эта династия владела фактически только Дели и прилегающими районами, а к концу восемнадцатого века Великие Моголы стали простыми марионетками в борьбе князей Северной Индии. Этим воспользовались англичане и в 1803 г. захватили Дели. Формально Великие Моголы продолжали считаться правителями Индии до 1858 г., когда английские колониальные власти упразднили династию. Далее перечислялись представители Великих Моголов.

Вот что я выудил из книг. Какое отношение все это имело к фантомам? На всякий случай я выписал основные факты и запомнил их.

Потом я поехал к Анне.

На перекрестке, где мы договорились встретиться, куря красную сигарету, лихо топталась девица — из тех что ищут партнера на один вечер. Каблуки ее звякали при каждом шаге, из сережек неслась популярная мелодия Анны не было. Я посмотрел на часы.

— Павел, — позвала девица.

— Да… — глубокомысленно протянул я, окидывая ее взглядом.

Анну было не узнать. Волосы она зачесала вверх, столбом, — ультрамодная прическа «Нефертити», косметика светилась: на глазах — синим, на губах — зеленым, вместо обычного платья она надела переливавшуюся радугой футболку и джинсы, на которых вспыхивали живые картинки.

— Вам не нравится? — Анна медленно покраснела, бросила сигарету.

— Очень эффектно, — я взял ее под руку. — Куда мы пойдем?

Анна закусила губу:

— Вы не подумайте, это я в первый раз так. Потому что надо быть, как все. А то меня пригласит кто-нибудь — посмотрит и больше не показывается.

— Вам не требуется быть, как все, — искренне сказал я.

— Правда?

— Правда.

Она обрадовалась:

— Я сбегаю, переоденусь. Я тут недалеко живу. А то словно это и не я…

— Не надо, — остановил ее я. — В следующий раз.

— А будет следующий раз?

— Вы хотите этого?

— Да. А вы?

Я кивнул.

Последние фразы мы произнесли шепотом, остановившись. Рядом никого не было. Только какой-то мужчина в блестящем, будто металлическом костюме читал новости на стене, время от времени нажимая кнопку, чтобы сменить кассету.

Я сказал нарочито весело:

— Так куда же мы направимся? В концертном зале сегодня гала-представление. Билетов не достать, все равно, что к вам на Спектакль, но используя свое положение инспектора…

Грохот барабана заставил нас оглянуться. В улицу втягивалась длинная колонна. Шли ровными рядами — по десять человек. Плечом к плечу. Все в черных галифе, в зеленых рубашках с закатанными рукавами. Единым махом вбивались в мостовую сотни увесистых сапог: Трум!.. Трум!..

По бокам колонны не в ногу шагали равнодушные полицейские.

— «Саламандры», — без выражения сказала Анна. — Фашисты.

— Фашистская партия у нас запрещена, — возразил я.

— Разве дело в названии? — Она процитировала. — «Призовем молодых, призовем жестоких, призовем тех, чья вера — нация, чей долг — нация, чья совесть — нация». Как там у вас в Столице с верностью нации?