По зову сердца - Стоун Джин. Страница 2

Джессика Бейтс Рэндалл взглянула на часы, висящие над швейной машинкой на обитой ситцем стене.

Проклятие! Уже почти шесть, а она обещала не опаздывать со шторами, чтобы миссис Бойнтон успела на прием к семи тридцати. Бойнтоны жили в этом же небольшом городке в штате Коннектикут, в самой роскошной его части, там, где и Джесс жила когда-то. В те времена ей казалось, что внешний лоск много значит.

Ехать туда минут двадцать. Хорошо бы только, не исполнились предсказания метеорологов и февральское небо не разразилось снежной бурей.

Джессика поставила ногу на педаль и продолжила работу. Шов, скреплявший куски шелковой материи, получался идеально ровным, и она вспомнила, что прежде, до развода, шитье было ее любимым занятием, хобби.

А теперь оно стало ее работой; на вывеске у входной двери четкими буквами персикового цвета было написано: «Дизайн от Джессики». Шитье — это ее бизнес.

Конечно, она не задержалась бы с исполнением заказа, если бы не позвонила Мора. У дочери вновь возник неотложный вопрос, один из тех, которые мучали ее вот уже два года, с Самого отъезда в Скидмор.

— Мама! — завопила Мора. В Скидморе она быстро научилась вопить, словно истошный крик был традицией колледжа, как пикники или игра в кегли. — Мама, Лиз говорит, будто Коста-Рика — это круто, а Хетер хочет непременно в Лодердейл, потому что там, мол, интересные духовные традиции. Но Лиз отказывается. Прямо не знаю, что мне делать.

Они заявили, что решать должна я.

Джесс вздохнула:

— А почему ты так уверена, что я позволю тебе ехать?

Этот вопрос, прозвучавший как шутка, был отчаянной попыткой восстановить материнский контроль, который ослабевал с каждым годом.

— Мам! Что с тобой?

— Мора, тебе двадцать лет! — Джесс вдруг почувствовала, что устала ограничивать независимость дочери. — А твои счета, между прочим, все еще оплачиваю я.

Воцарилось молчание. Джесс представила, как надулись губы Моры, отчего та всякий раз становилась похожа на тринадцатилетнюю девочку.

— Папа обещал дать денег, — ответила Мора.

В груди Джесс все сжалось. Опять Чарльз. Несмотря на все старания, ей так и не удалось до конца избавиться от него. Должно быть, так и не удастся до конца дней.

Джесс хотелось сказать: «Он проявляет исключительную щедрость, так нежно заботясь о собственных детях». Но она удержалась, напомнив себе, что благосклонная судьба послала ей достаточное состояние и она никогда не нуждалась в деньгах Чарльза. И без него трое ее детей ни в чем себе не отказывали. Разозлилась она скорее из принципа или потому, что была уязвлена ее гордость.

— Тогда предложи им что-нибудь еще, — усмехнулась Джесс. — Если Хетер потянуло к духовным традициям, а Лиз непременно хочет быть крутой, отправляйтесь, например, в Седону.

Много лет назад, когда мир был моложе, Джесс ездила в Седону с Чарльзом. Пока она созерцала величественные, гордые горы Аризоны, Чарльз закупал напитки, майки и прочие сувениры, желая доказать членам своего клуба, что он действительно побывал в Седоне, и убедить их в том, что у него утонченный вкус.

— Седона! — снова завопила Мора. — Это же tres chique note 1 !

Поняв, что дочь на время успокоилась, Джесс повесила трубку. От этого разговора у нее во рту остался легкий привкус горечи. Итак, она проиграла очередной раунд в схватке, ибо сама избаловала и испортила детей после развода.

Заварив чай, Джесс выпила две чашки и задумалась о том, как ей повезло в жизни. Хорошо, что Чак окончил Приметой (правда, сейчас он работает на Уолл-стрит в отцовской фирме), прекрасно, что Мора оправилась от пережитых травм и скоро станет дипломированным психологом, а восемнадцатилетний Тревис, ее солнышко, решил на следующий год поступать в Йель, а значит, будет ближе к дому. К ней.

Словом, Джесс отвлеклась. Забыла про работу, про ответственность, про часы, почему-то не напомнившие ей, что портнихи уже разошлись по домам, и про розовые шторы миссис Бойнтон, стоившие десять тысяч долларов.

Встав из-за машинки, Джесс проверила швы. Как ни странно, они оказались безупречными.

Расправив тонкую материю, она понесла ее к гладильному столу.

Наконец все было готово. Джесс повесила шторы на вешалку, прикрыла полиэтиленом и надела пальто, молясь о том, чтобы машин на улицах было поменьше, а снегопад не начался.

Задернув занавески на стеклянной входной двери, перед тем как запереть ее на ночь, Джесс вдруг взглянула на столик, где за четыре дня скопилась груда почты — счета, чеки и прочая дребедень. Она повесила шторы на руку и со вздохом сгребла почту. Нужно отвезти бумаги домой и там разобраться с ними.

Направляясь к двери черного хода, чтобы включить сигнализацию, она быстро перебрала почту и обратила внимание на длинный синий конверт. Имя Джессики Бейтс Рэндалл и адрес были выведены аккуратными печатными буквами; в левом нижнем углу значилось слово «личное», подчеркнутое красным; адрес отправителя отсутствовал. Зато штемпель оказался очень четким: «Вайнард-Хейвен, Массачусетс».

Что за Вайнард-Хейвен? Где это? А-а, наверное, это курорт Вайнард. Знакомых у Джесс там не было, и знала она об этом городке лишь то, что там любит проводить летний отпуск президент, а Барбра Стрейзанд, по слухам, хотела отпраздновать там свадьбу.

Загорелась красная лампочка.

«Селия Бойнтон, — мгновенно вспомнила Джесс. — О Боже!»

Она поспешила на улицу.

Если это письмо написали ей Клинтон или Стрейзанд, то они не подписались.

У первого же светофора пришлось остановить машину: горел красный свет. Охваченная внезапным любопытством, Джесс разорвала синий конверт.

Это было ошибкой.

Она застыла. Джесс сидела и невидящими глазами смотрела на выписанные четким почерком слова, предназначавшиеся ей лично. Ладони ее вспотели, сердце учащенно забилось, а мысли завертелись в голове с бешеной скоростью.

В верхнем углу письма, отправленного из Вайнард-Хейвена, значилось: «Джессике Бейтс Рэндалл». А ниже — полторы строчки, пронзившие Джесс словно током:

«Я — твоя дочь, от которой ты отказалась. Может, нам пора встретиться?»