Радуга - Стоун Кэтрин. Страница 37

Кэт тоже любила родителей, и любила от всей души, но все же теперь чувствовала, как в ее отношении к ним появляется отчужденность, неловкость и неуверенность. Как бы ей хотелось снова почувствовать непринужденность в семье!

А что же теперь будет с ней и Алексой? Как справиться с безумной любовью к сестре, которая, оказывается, ей вовсе и не сестра?

«Ты не сестра Алексе», — напоминала реальность, сливаясь в один беспрерывный болезненный вопль.

«Но она об этом не знает», — пыталось оправдаться отчаявшееся любящее сердце.

Реальность соглашалась, но напоминала о том, что Алекса узнает обо всем, как только они увидятся. И если сестры такие разные внутренне, неужели можно представить, что это не выйдет наружу? Ведь на сердце у Кэт теперь выжжена алая буква «П» — «Подкидыш», а это значит, что Алекса немедленно все узнает и… почувствует настоящее облегчение. Достаточно вспомнить, что она никогда не хотела, чтобы Кэтрин была ее сестрой.

Но пока Алекса не знает. А что, если Кэтрин удастся сохранить какое-то время свой секрет и рассказать о нем тогда, когда для Алексы эта правда уже не будет иметь особого значения?

Когда можно будет поймать этот далекий момент? Когда они с Алексой наконец станут хорошими подругами? Глупые фантазии! А что, если не фантазии? Что, если они с Алексой действительно подружатся?

Кэт должна это выяснить. Как-нибудь, как-нибудь. А пока надо держать правду при себе.

Но как она сможет скрывать правду, точившую ее, душащую в ночных кошмарах? Алекса сразу же увидит страшную правду в измученных, беспокойных, правдивых глазах Кэт.

Пока Кэтрин боролась со своими растерзанными чувствами, подсознание ее нашло возможность «спрятаться». Не принимая никакого специального решения, она отрастила свои всегда коротко постриженные волосы, пока ее сапфировые глаза почти не прикрыла мягкая черно-бархатная челка. И Кэт добавила несколько килограммов к своей полноте, всегда служившей естественным и замечательным доказательством ее завидного здоровья. Новая тяжелая раковина, созданная для того, чтобы защитить и сохранить себя, оказалась мученическим символом ее невыносимой боли.

До чего же радовалась Кэтрин своему переезду в Нью-Йорк, тому, что Алекса тоже хотела поскорее встретиться с ней! Сколько надежд возлагала на то, что они с сестрой станут самыми близкими подругами! Но теперь, когда осталось всего несколько дней до встречи с Алексой, которая оказалась вовсе и не сестрой, Кэтрин просто заставила себя мужественно совершить самое важное в своей жизни путешествие.

Манхэттен

Июнь 1989 года

— Привет, Кэт.

— Алекса?

— Звоню только затем, чтобы уточнить время твоего прилета в пятницу. — Сестра говорила весело, несмотря на то что услышала в голосе Кэтрин какое-то уныние.

— Кажется, у меня не получится прилететь в пятницу.

— Да? Почему?

— Потому что я не закончила с курсовой по французскому.

— Жаль. — Алекса очень удивилась: ведь это было не просто очередное сочинение, а основная работа, за которую Кэт получала диплом на французском; что за причина могла так помешать ее всегда очень дисциплинированной сестренке? — Ты болела?

— Нет. Кажется, я слишком увлеклась другими предметами. — И это было правдой, сконцентрироваться Кэт удалось только за несколько последних дней — чтобы сдать последние экзамены.

— Так когда ты думаешь приехать?

— Точно еще не знаю.

— А ты не можешь закончить свою курсовую здесь?

— Что? Ах да… наверное, — неуверенно ответила Кэтрин, хотя уже знала, что ей придется заканчивать курсовую в Нью-Йорке.

Ей предстояла еще не одна неделя напряженной работы, а до занятий в Джуллиарде осталось всего десять дней. Нью-Йорк… десять дней… все это до сих пор казалось невозможным. И Кэт наконец высказала печальную, но благоразумную идею, воплощение которой она теперь уже могла себе запросто позволить, будучи наследницей загадочного состояния. — Я хотела узнать, не могу ли я снять собственную квартиру?

— Ну-у, — как можно спокойнее протянула Алекса, пытаясь скрыть свое разочарование. — Разумеется, если ты так хочешь… Но, Кэт, мой дом и в самом деле станет твоим. Собственно говоря, он уже твой. Я фактически все перевезла в Мэриленд.

— Я просто не хотела мешать.

— Глупости! Мне самой будет в радость, если бы кто-нибудь жил здесь. Кроме того… здесь еще и рояль, на котором кто-то должен играть.

— Рояль?

— Да. И стены совершенно звуконепроницаемые, так что ты сможешь заниматься музыкой в любое время, когда тебе заблагорассудится, не боясь потревожить соседей, тем более что они вряд ли будут возражать против твоего музицирования. Почему бы тебе все же не остановиться у меня, Кэт, хотя бы на первое время? Если не понравится, ты вместе с роялем сможешь переехать отсюда в любую минуту.

— Уверена, что мне понравится твоя квартира. Я только не хотела доставлять неудобства.

— Да о чем ты говоришь? Все будет прекрасно. Так когда же ты приедешь?

— Я действительно не знаю.

— Ладно, мне, наверное, нужно послать тебе ключи. И тогда ты сможешь приехать, когда захочешь. Я отошлю их с ночной почтой.

— Точно могу сказать, что приеду не раньше следующей недели.

— Как только тебе будет удобно. Я буду в своем коттедже в Мэриленде.

Закончив разговор, Алекса никак не могла справиться с разочарованием. Как неожиданно вылетели те десять дней, которые они планировали провести вместе! Планировали? Они? Да нет же, это она, Алекса, планировала. Кэт, по всей видимости, не горела особым желанием провести время с сестрой. Да и с чего бы ей этого желать?

Алекса принялась писать записку, чтобы сопроводить связку ключей, но тут позвонил Джеймс, уехавший вчера на двадцать дней в Калифорнию. Он мгновенно услышал печаль в голосе Алексы.

— Мне показалось, что Кэт как-то не может определиться по поводу своего приезда, — сообщила Алекса.

— Возможно, что в ней говорит ностальгия по колледжу или паника из-за новых проектов, которые ей предстоит осуществить, расставшись со спокойным Оберлином ради сумасшедшего Нью-Йорка.