Герои умирают - Стовер Мэтью Вудринг. Страница 19

– Хорошо, – сказал Берн, прерывисто дыша. – Хорошо. Прошу прощения, Ма'элКот, но ты… ты знаешь, что он сделал со мной.

– Я знаю, что вы сделали друг с другом.

– Почему именно Кейн? Он что, какой-то особенный? Наконец Тоа-Сителл распознал нотку в голосе Берна, скрывавшуюся за обычной его раздражительностью. «Этот тип ревнует!» – озарило его. Сохраняя невозмутимое выражение лица, про себя герцог решил, что необходимо выяснить, каковы отношения между Ма'элКотом и его фаворитом – графом Берном.

– Я не уверен, – ответил Ма'элКот. – Хотя его карьера, конечно, впечатляет.

Император пожал массивными плечами и положил огромную руку на плечо Берна.

– Наверное, о его особенностях можно сказать так: он единственный человек, который сошелся с тобой один на один, Берн, и смог унести ноги.

На губах графа заиграла улыбка.

– Это только потому, что он умеет бегать быстрее зайца. Ма'элКот обнял Берна за плечи и вопросительно посмотрел в его лицо.

– Вот что я тебе скажу: ты уже не тот человек, что был. Теперь у тебя есть мой Дар, и Кейн не сможет больше убежать от тебя.

Берн положил ладонь на рукоять Косалла, и меч ответил на прикосновение легким жужжанием, приглушенным ножнами.

– Да. Да, я знаю.

Ма'элКот повернул голову ровно настолько, чтобы встретиться серо-стальными глазами со взглядом Тоа-Сителла.

– Тебя ждут труды, мой герцог. Прощай же!

Не успел Тоа-Сителл ответить, как его ноги погрузились в камень. Под Ма'элКотом и Берном поверхность башни оставалась твердой, и они невозмутимо наблюдали за тем, как герцог погружается все глубже и глубже. Тоа-Сителл вскрикнул от неожиданности. Последним, что он увидел, был Ма'элКот, прижимающий голову Берна к своей обнаженной груди.

Поддерживавшая герцога Сила мягко опустила его на каменную поверхность магического круга в Железной комнате. Тоа-Сителл отряхнулся и смахнул с одежды воображаемые песчинки; все это время он неотрывно смотрел в каменный круг над собой.

В конце концов он крякнул и помотал головой. Потом тихо подошел к алтарю и посмотрел на Джейби, того самого Джейби, которого он – фактически лично – отправил туда. Он долго стоял и смотрел, как вздымается его грудь, как сеть его внутренностей содрогается от сердцебиения, как оно все замедляется и, наконец, останавливается.

Джейби был его другом – хорошим, верным другом. Даже чересчур верным – ведь он же был другом Конноса. Он поставил дружбу превыше долга. Это был выбор хорошего человека.

Выбор мертвеца.

Верность стоила Джейби не только жизни. В ушах Тоа-Сителла все еще эхом отдавались его крики, ужас и агония, привлекшие те самые потусторонние силы, которые потом использовал Ма'элКот, Он пытался определить, осталось ли в этом умирающем теле что-нибудь от Джейби или он кричал от невыносимой боли в том кошмарном аду, куда вернулись потусторонние силы.

Однако в чем бы ни заключалась истина, тело все же справилось со своей ролью – послужило целям Ма'элКота; больше император в нем не нуждался. Тоа-Сителл не был таким же хорошим человеком, как тот, что лежал перед ним; он мог оказать ему только одну услугу – немного ускорить его конец. Очень осторожным и точным движением Тоа-Сителл зажал нос Джейби; вторая его рука накрыла рот умирающего.

Затем он вытер ладони о брюки и вздохнул. Впереди его ждало немало работы.

Прежде чем покинуть комнату, Тоа-Сителл еще раз посмотрел на каменный круг на потолке и тихо вздохнул.

Ему был суждено пережить прежнего властелина Анханы, однако он не был уверен, что переживет нынешнего.

Простые жители огромной Анханы, столицы Империи, редко глядят на небо, особенно после наступления темноты. К северу от Старого Города, в Лабиринтах, они более озабочены тем, что может ожидать их в следующей темной нише или подворотне. В Городе Чужаков подзаборные нелюди, когда они не слишком пьяны или обколоты, самозабвенно поглощены наблюдением за шатающимися по трущобам чистокровками. В Рабочем парке, который разделяет их, небо затянуто дымом из фабричных труб, а за огнями не видно звезд.

На острове Старого Города добропорядочные обыватели с наступлением темноты обычно запираются в домах, если только не обязаны идти на стражу. Лишь констебли патрулируют улицы с фонарями, избегая лошадиных лепешек, которые какой-нибудь ленивый золотарь поленился убрать до комендантского часа.

На южном берегу, где вокруг герцогских угодий стоят дома богачей и знати, слуги обременены работой, а господа спят сном праведников.

И все же то тут, то там люди, случается, посматривают на небо. Матрос на барже, пришвартованной у стальных фабрик, чувствует, что ночью будет дождь, и смотрит на облака. Эльфийка-проститутка в Городе Чужаков плотнее укутывает шалью тонкие бледные плечи и бросает возникающим тучам человеческое ругательство. Сыновья-подростки барона Тиннарского после обычной забавы с кухонной девчонкой, пойманной у садовой двери отцовского дома, спохватываются, взглянув на светлеющее небо.

А некоторым вдруг доведется мельком увидеть тучу, превращающуюся в человеческое лицо, и они вздрогнут, испуганные неким знамением. Спустя миг туча вновь станет самой собой, и люди будут качать головами, вновь смеясь над озорством собственного воображения.

Такси блеснуло в последних лучах заходящего солнца, нырнуло ниже, в тень, и приземлилось у ворот на краю посадочного поля Эбби. Майклсон уже ждал его.

Дверь отъехала в сторону, и Хэри вошел. Он сел возле мини-бара, стараясь не замечать округлившихся глаз шофера, сидевшего за бронированным стеклом.

Голос шофера, шедший через переговорник, приобретал металлический отзвук.

– Господи, да это же вы! Я хочу сказать, вы – Кейн!

– Да, – кивнул Хэри. – Знаете, где находится Бачанан-кемп?

– Тюрьма, что ли? Конечно, Кейн. Господи, да когда я ехал на вызов, я знал, что вызывает Эбби, но имени там не было. Я думал, вдруг повезет, но не хотелось потом расстраиваться. Я думал, раз имени нет, может, нужно отвезти вашу подружку, или друга, или еще кого-нибудь… Но Кейн – нет, мне точно будет что рассказать детишкам!

– Окажи мне услугу,

– Конечно, Кейн, что угодно.

– Заткнись.

– Ну… ладно, Кейн, ты устал. Я понимаю, без проблем. Только дай автограф, а? Хэри зажмурился.

– Ты что, не слышал?

– Ну, жалко, что ли, один автограф? Это для моих детей, а то они ни в жисть не поверят, что я тебя возил, ну?

– Если я дам тебе автограф, оставишь меня в покое?

– Конечно, Кейн, как скажешь. Книжка там, на баре, на блокнот похожа.

Такси плавно поднялось в воздух, а Хэри отыскал маленькую книжку для автографов и расписался в ней. Потом вздохнул. Книжка была из настоящей бумаги – наверное, стоила кучу денег.

– Так зачем тебе в Бач?

Хэри проглотил подступавшую ярость; если он позволит ей вырваться наружу, это будет слишком унизительно.

– Слушай, я не хочу говорить с тобой. Я подписал тебе книжку и буду очень благодарен, если ты помолчишь.

– Конечно, как скажешь. – Шофер отвернулся от стеклянной перегородки, но Хэри все еще слышал его бормотание: – Да уж, стоит человеку выбиться в профессионалы, как он тут же забывает, откуда вышел…

Хэри уставился в окно, глядя, как солнце садится за Тихий океан. «А я – нет, – подумал он. – Я не забыл. И ничто не заставит меня забыть».

На юго-западе собирались грозовые тучи. Такси немного накренилось, входя в зону служебного транспорта, и водитель откинулся в кресле потягиваясь.

– Не возражаешь, если я посмотрю ящик? Хэри не ответил. Шофер дотронулся до сенсорной клавиатуры, и на ветровом стекле машины появилось изображение ЛеШон Киннисон, сделанное сверху крупным планом. Хэри моргнул – это были «Драконьи истории». Шофер наклонил кресло назад до полулежачего положения и стал пощипывать подбородок.

Кивающее лицо Киннисон прямо-таки излучало притворную симпатию.

– …могли бы вы объяснить моим зрителям, что такое модамп и почему Пэллес Рил попала в такую опасную ситуацию?