Клинок Тишалла - Стовер Мэтью Вудринг. Страница 59

Делианн лежал в темноте, свернувшись от боли, точно зародыш. Боль сковывала его, и он беспомощно валялся на холодном, жестком полу. До кушетки оставался всего один шаг, до кровати, где можно прилечь, – полкомнаты, но члены отзывались лишь редкой слабой дрожью, мучительной судорогой – наполовину чахоточным кашлем, наполовину рыданиями без слез.

Ему никогда не приходило в голову, что в мире столько боли.

Валяться со сломанными ногами под обрывом в Божьих Зубах – ерунда; тогда в обе ноги словно вставили по прерывателю, трансформатору, понижающему напряжение боли. Но вот сердце…

Его выжгла кислота, и в груди осталась дымящаяся дырка, зияющая пустота, исходящая тоской. Боль нарастала. «Невыносимую» она переросла уже давно. Делианн завыл бы, но дыра в груди поглотила слишком много сил. Он даже всхлипнуть не мог. Мог только лежать на холодном полу и страдать.

Он навлек безумие и гибель на этот город.

Его глупость – его простодушие, его нерассуждающая наивность – убила Кайрендал, и Туп, и ее слугу Зака, и симпатичную хуманскую шлюшку с порезанным лицом, и камнеплета-целителя Паркка, и огров-охранников…

…и…

Первой мыслью Кайрендал было запереть все входы, спасти город, предав огню «Чужие игры» вместе с собою и всеми посетителями. Она знала, что ей предстоит, каждой клеточкой своего тела она пережила вместе с Делианном смерть молодого фея в деревне блз Алмазного колодца. Гибнуть в огне, с воплями уходя во тьму, чуя запах собственной поджаренной плоти, было намного приятней, чем то, что претерпел больной.

Но даже это было бы бесполезно. Кайрендал оставила все надежды сдержать распространение инфекции. Спасти уже некого.

«Чужие игры» служили игорным домом, казино, аттракционом для туристов со всех уголков Империи. Зараза, которую принесли сюда, уже разошлась по городу и теперь расползается по Империи по жилам Великого Шамбайгена, точно дурная кровь по ноге от загнившей раны.

Как он мог быть настолько слеп!

Через пару минут он встанет. Зайдет в спальню рядом, где Кайрендал сидит сейчас в темноте вместе с Туп, и Заком, и Пишу, старшим по залу. Возьмет бокал, нальет вина, которое пьют они сейчас.

Вспомнилось, как, испив цикуты, расхаживал по своей темнице Сократ, чтобы скорей разогнать яд по жилам. Делианн сомневался, что ему под силу такой подвиг. Он вообще не был уверен, что выпьет. Кайрендал оказалась сильнее: она заходила в спальню с видом женщины, оставившей за спиной и сомнения, и страх.

С другой стороны, над ней висело лишь собственное будущее. На Делианна давило прошлое.

Он искренне надеялся, что по другую сторону отравленного бокала его ждет лишь тьма, в которой нет боли, но даже если он должен будет предстать перед высшим судом за свои грехи – не страшно. Даже самая жуткая из преисподних покажется раем в сравнении с реальностью.

Щеки его коснулась прохладная ладошка, кончики пальцев уткнулись в шею, будто нащупывая пульс. Легкое это прикосновение принесло с собой столько утешения, что Делианн не в силах был отшатнуться. Холодная рука вытягивала боль, как мокрое полотенце лихорадку. Его передернуло – словно что-то внутри невольно цеплялось за уходящую боль, как сжимаются вокруг наконечника стрелы края раны, если вытягивать ее слишком медленно.

– Тс-с, – пропел женский голос, – все хорошо. Все хорошо. Я уже здесь.

Дыхание ее пахло зеленой листвой под солнцем и зреющими на влажном от дождя поле колосьями.

– Нет, – прохрипел Делианн. Прикосновение незнакомки унесло столько боли, что голос и способность двигаться вернулись к нему. – Нет. Всему конец. Ты коснулась меня. Теперь и ты умрешь.

– Меня не так легко сгубить, – мягко отозвалась она. – Открой глаза, Крис Хансен. Я принесла тебе благую весть.

– Что? – Делианн вздрогнул. – Как ты назвала меня?

Он открыл глаза и снова потерял голос.

Незнакомка сияла в темноте, словно единственный луч солнца озарял ее и ничего больше вокруг: нерослая, хрупкая женщина людской породы в простом платье; растрепанные темные кудри обрамляли лицо приятное, но не примечательное ничем, кроме бьющей сквозь него спокойной мощи – сверкающего ореола жизненной силы, настолько густой и плотной, что первый же взгляд выжег все воспоминания Делианна о красоте, как испаряется в горне лед. Глядя на нее, он забывал, что на свете есть другие женщины.

В груди захолодело от священного ужаса.

– Кто… – выдохнул он. – Кто вы?

– Меня зовут Пэллес Рил.

– Царица актири? – невольно спросил он.

В элКотанском пантеоне имя Пэллес Рил носила правительница демонов, наложница злобного Князя Хаоса – но элКотанские лубки и вертепы изображали совсем не такую женщину…

– Если позволишь, – ответила она.

Делианн вздернулся на ноги, будто гальванизированный, и, отстраняясь, подключил свой мысленный взор.

– Я не желаю иметь дела с людскими богами, – осторожно вымолвил он.

Женщина выпрямилась, медленно, улыбнувшись ему тихо и печально. Оболочка ее выходила за пределы комнаты, сияя словно полуденное солнце; Делианн не мог нашарить ее пределов.

– Я человек и богиня, но я не богиня людей. Знай, я друг тебе, Крис Хансен…

– Почему ты называешь меня этим именем?

– …И я ответ на твои мольбы о помощи.

Делианн застыл, пошатываясь. Его захлестнул поток тоски и боли, бившийся под сердцем, – на мгновение забытые, они вернулись с новой силой.

– Как.. кто?…

– У меня много имен. Перворожденные зовут меня Эйялларанн.

Ее Оболочка окутала его, окружила, затянула коконом. На полсекунды он расслабился…

…И вошел в ее разум.

А она затопила его; вмиг его разум переполнился, перешел за грань боли, а она лилась еще и еще, бесконечно, как будто жестокий великан решил споить дерзкому целое море. От криков орла над Кхриловым Седлом до медленных движений мечущего икру тритона в грязи Теранской дельты, от скрипа старых ветвей на ветру в глубине пущи Ларрикаал до журчания ручья, омывающего мшистые камни ниже Общинного пляжа Анханы, – река хлынула в него, грозя расколоть череп, разбрызгать дымящиеся комки мозгов по комнате…

– Довольно, – промолвила она, и поток оборвался так, будто перед лицом Делианна захлопнули дверь. – Будь осторожней, Крис. Таким, как ты, опасно касаться всего, что встретишь.

Делианн отступил на шаг, задыхаясь, закрыл руками лицо. Безумное кружение стен постепенно замедлялось. Неспешно, почтительно он опустился на колени.

– Прости, госпожа, – смиренно промолвил он на языке перворожденных, склонив голову. – Я не признал тебя.

– Твое почтение выдает людские корни, – церемонно ответила она на том же наречии. – Перворожденные не преклоняют предо мною колен; по обычаю меня должно приветствовать поцелуем, ибо я суть твоя матерь, твоя сестра и твое дитя.

Поднявшись, Делианн обнял ее; как странно – она оказалась ниже его ростом и хрупкой, словно тростинка.

– Чего ты хочешь от меня? – спросил он.

– Не поддавайся отчаянию, – ответила богиня. – Через несколько дней по городу и по всей стране прокатится новая хворь, и те, кого она коснется, смогут не опасаться ВРИЧ.

– Не понимаю!

– Так я справлюсь с чумой. Новая зараза подарит иммунитет к старой.

– Это в твоих силах?

– О да. Поэтому не оставляй надежды.

– Надежды? – медленно повторил он. – Иммунитет… о сердечная жила! Кайрендал ! Кайрендал, стой!

Он метнулся в соседнюю комнату.

Зрелище, представшее его глазам, могло быть концом веселой пьянки – когда бесчувственные тела валяются по кроватям и креслам в забытьи, почти как во сне…

Зак устроился в тяжелом кресле, пристроив на груди бороду. Пишу прилег на кровать, мирно сложив руки на груди. Туп свернулась клубочком на думке, брошенной на туалетный столик.

Только Кайрендал валялась на коврике у кровати, точно сломанная кукла. Делианн опустился на колени рядом с ней. В падении она подвернула длинные тонкие голени; если бы ей суждено было встать, было бы, наверное, больно…