Глотка - Страуб Питер. Страница 33

– Спасибо за помощь, – сказал Джон Рэнсом, пожимая руку Тома и изображая на лице подобие благодарной улыбки.

– Кстати, – сказал Том, и Рэнсом перестал трясти его руку. – Тебе не приходило в голову, что нападение на твою жену могло быть так или иначе направлено против тебя?

– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – Джон посмотрел на меня, словно пытаясь понять, уловил ли я суть вопроса. – Ты думаешь, что убийца мог принять Эйприл за меня?

– Нет, – Том, улыбнувшись, привалился к дверному косяку. – Конечно, нет. – Он посмотрел на противоположную сторону улицы, затем вправо, влево и наконец на небо. Снаружи, при естественном освещении кожа его выглядела как бумага, которую сначала смяли, а потом снова расправили. – Подумай, не знаешь ли ты кого-нибудь, кто мог бы попытаться навредить тебе через твою жену. Кому очень хочется ударить тебя побольнее.

– Такого человека нет, – сказал Рэнсом.

Из-за угла в конце квартала вывернул на Истерн Шор-роуд небольшой автомобиль. Он проехал несколько футов в нашем направлении и остановился. Но водитель не спешил покидать автомобиль.

– Не думаю, что убийца «Голубой розы» знает что-нибудь обо мне или об Эйприл, – сказал Рэнсом. – Этот парень работает по-другому.

– Уверен, что ты прав. Надеюсь, все обернется для тебя к лучшему, Джон. До свидания, Тим, – он помахал мне рукой и подождал, пока мы спустимся на тропинку. Потом, улыбнувшись, снова помахал и закрыл дверь. Все равно что скрылся за воротами крепости.

– О чем это он? – спросил Джон.

– Давай пообедаем где-нибудь, – предложил я.

Почти все время обеда Джон Рэнсом жаловался мне на Тома Пасмора. Том – один из тех гениев, которые безразличны к человеческим судьбам. Том – пьяница, который держится как святой. Сидит весь день взаперти в своем доме и хлещет водку. Даже в школе Пасмор вел себя как человек-невидимка – не играл в футбол, ни с кем не дружил. Хотя одна красивая девушка, Сара Спенс – длинные ноги, роскошное тело – так вот, выяснилось, что она была влюблена в Тома Пасмора. Всегда удивлялся, как это старине Тому удалось...

Я не поделился с Джоном своими соображениями о том, что за рулем свернувшего на Истерн Шор-роуд автомобиля сидела именно она, Сара Спенс, которую давно уже звали Сара Янгблад. Я знал, что она приезжает к Тому Пасмору и что он держит эти визиты в секрете, но этим исчерпывалась моя информация об их отношениях. Мне почему-то казалось, что они проводят большую часть времени, разговаривая друг с другом – Сара Спенс-Янгблад была единственным человеком в Миллхейвене, имевшим свободный вход в дом Пасмора, и длинными вечерами и ночами, впустив ее в свой дом, открыв бутылки и положив в ведерко белые кубики льда, я думаю, он разговаривал с ней – Сара давно уже стала человеком, в котором он нуждался больше всего, единственным человеком, в котором он вообще нуждался, потому что знала о Томе больше всех на свете.

Мы с Джоном Рэнсомом обедали в «Джимми» – небольшом уютном ресторанчике на Берлин-авеню с отделанными деревянными панелями стенами, удобными скамеечками, неярким светом и длинной стойкой бара. Если бы «Джимми» находился на Манхэттене, за столиками было бы полно народу, но мы были в Миллхейвене, и в девять часов вечера в ресторанчике было почти пусто.

Джон Рэнсом заказал каберне и стал церемонно его пробовать.

Нам принесли еду – вырезку для Джона и креветки для меня. Он забыл о Томе Пасморе и заговорил об Индии и Мине.

– Это чудесное создание было сказочно красиво – восемнадцати лет от роду, очень скромная – она говорила простыми, короткими предложениями. Иногда она готовила завтрак, и всегда сама убирала свою комнату, как простая служанка. Но все вокруг Мины понимали, что она обладает этой чудесной силой – силой мудрости. Мина наложила руки на мою душу и словно открыла ее. Я никогда не забуду того, чему она научила меня. – Он мерно задвигал челюстями, затем запил мясо вином. – К тому времени, когда я закончил университет, Мина успела стать знаменитой. Люди начали понимать, что в ней таится чистая мистическая сила. Я приобрел определенный авторитет благодаря тому, что учился у нее. Перед Миной раскрывалось все – быть рядом с ней было примерно то же самое, что учиться у крупного профессора, только гораздо естественнее и гораздо основательнее.

– Тебе никогда не хотелось вернуться и снова увидеть ее? – спросил я.

– Я не имел права. Мина была тверда в этом. Я должен двигаться дальше.

– А как это отражается на твоей жизни сейчас? – спросил я, пытаясь угадать, что же он ответит.

– Это помогает мне не расстаться с ней.

Покончив с пищей, Рэнсом посмотрел на часы.

– Не возражаешь, если я позвоню в больницу. Я всегда звоню вечером узнать, не изменилось ли что-нибудь.

Он сделал знак официанту, чтобы тот принес счет, допил остатки вина и встал. Вынув из кармана горсть мелочи, Джон направился к видневшемуся в коридоре телефону.

Официант положил на блюдце счет, я перевернул его, чтобы посмотреть сумму и дал ему свою кредитную карточку. Официант не успел еще вернуться с квитанцией, когда я заметил пробирающегося к столику Джона. Он схватил меня за руку и быстро заговорил:

– Просто не могу в это поверить. Они считают, что Эйприл, возможно, выходит из комы. Где счет?

– Я дал ему кредитную карточку.

– Зачем ты это сделал? Не сходи с ума. Сейчас я заплачу наличными, и мы уйдем наконец отсюда.

– Поезжай скорее в больницу, Джон, а я отправлюсь к тебе домой и буду ждать тебя там.

– И сколько же там было? – Джон стал шарить в карманах брюк, затем переключился на пиджак.

– Я уже заплатил. Не теряй времени.

Джон вынул из кармана ключ, но держал его в воздухе, не протягивая мне.

– Но ведь это была бутылка очень дорогого вина, – сказал он. – А моя еда стоила в два раза больше твоей. – Он посмотрел на ключ так, как будто успел забыть о нем, затем протянул его мне. – Но я по-прежнему не могу допустить, чтобы ты один платил за обед.

– За следующий заплатишь ты, – пообещал ему я.

Джон сгорал от нетерпения – ему хотелось поскорее оказаться в больнице, но тут он увидел приближающегося официанта с карточкой и квитанцией. Джон наклонился над моим плечом, когда я отсчитывал чаевые, и сказал, что я даю на чай слишком много.

– Уйдешь ты уже наконец? – возмутился я, подталкивая его к двери.

Если не считать двух одетых в футболки студентов, направлявшихся в бар под названием «Фрак Акселя», на улице перед «Джимми» никого не было. Джон Рэнсом быстро удалялся от меня к северу, размахивая руками в сторону Шейди-Маунт, и когда он вышел из полутьмы, костюм его поменял цвет, словно хамелеон. Через три-четыре секунды Рэнсом снова оказался в темноте. С противоположной части улицы отъехала машина. Рэнсом шел футах в пятидесяти впереди меня.

Я повернулся было, чтобы пойти в другую сторону, но тут внимание мое привлекла синяя машина, едущая через улицу по диагонали Я на секунду остановился, пытаясь вспомнить что-то важное, и действительно вспомнил, что именно эта машина остановилась несколькими часами раньше у обочины Истерн Шор-драйв, чтобы убедиться, что мы уже ушли, прежде чем Сара Спенс-Янгблад подъедет к дому Тома Пасмора. Свет, падающий от фасада кинотеатра, упал вдруг на машину, и вместо Сары Янгблад я увидел за рулем широкоплечего мужчину с длинными седыми волосами, собранными на затылке в хвост. Свет упал на золотую серьгу в его ухе. Это был тот самый человек, с которым мы чуть было не столкнулись лбами в больнице возле телефонов-автоматов. Он следовал за нами к дому Тома Пасмора, потом к ресторану, а теперь следит за Джоном, направляющимся в больницу.

А поскольку первый раз я видел его в больнице, скорее всего он и тогда приехал туда вслед за нами. Я стал внимательно следить за синей машиной, медленно едущей по улице. Водитель старался все время держаться чуть позади Джона. Если объект слежки оказывался вдруг слишком далеко, машина выезжала в левый ряд и проезжала двадцать-тридцать футов, прежде чем снова свернуть к тротуару. Если бы на улице было больше машин, эти маневры наверняка остались бы незамеченными.