История с привидениями - Страуб Питер. Страница 62

Откуда-то доносилась отдаленная музыка: тромбон, вкрадчивый саксофон, тарелки — звуки джаза плыли в ночи.

— Слушай! — Джим поднял голову. — Что это?

— Похоже на карнавал.

— Да, в Милберне сплошные карнавалы. Особенно в ноябре.

— Может, пластинка? Кто-нибудь открыл окно.

— Так мы будем смотреть в окно или нет?

Джим поднялся по ступенькам и заглянул в большое переднее окно. Питер стоял перед крыльцом, вслушиваясь в угасающую музыку.

— Никогда не угадаешь, что я вижу, — сказал Джим.

Питер подошел к окну. Сперва он увидел то, что ожидал: пустую комнату, покрытую невидимым слоем пыли. Справа чернела дверь, левее в стекле отражалось его собственное лицо. Внезапно к нему подкрался страх, такой же далекий и непонятный, как та музыка.

Потом он увидел еще кое-что. На полу лежал коричневый чемодан.

— Это ее, — сказал Джим ему в ухо. — Знаешь, что это значит?

— Она здесь.

— Нет. Здесь то, что ей нужно. Поэтому хватит ходить кругами. Пошли, Кларабель.

Питер не отвечал. Джим просто прошел мимо него и отправился к заднему входу.

Через мгновение Питер услышал звук разбитого стекла. Он обернулся и увидел в стекле страх на своем лице.

"БЕГИ.

НЕТ. ТЫ ДОЛЖЕН ЕМУ ПОМОЧЬ.

НЕТ, БЕГИ. НЕТ…"

Он быстро побежал за Джимом.

Тот уже залез на крыльцо через стеклянную панель. В лунном свете он походил на классического взломщика. Он вспомнил слова Джима: «Худшее уже мучилось, так что можешь расслабиться и извлечь из этого хотя бы удовольствие».

— А, это ты. Я думал, ты уже дома, под кроватью.

— А что если она вернется?

— Сбежим, идиот. Не забудь, что в доме две двери. Неужели ты не сможешь удрать от женщины?

Джим хмыкнул и пошел к внутренней двери, ведущей в кухню. Питер заглянул туда. Джим толкнул дверь, вошел и, не оглядываясь, пошел к выходу.

Питер залез в дыру. Харди впереди распахивал двери и шкафы.

— ТИШЕ, — прошипел Питер.

— Сам тише, — ответил Джим, но шум тут же стих, и Питер осознают, что его друг тоже боится, хотя ни за что не признается в этом.

— Что ты ищешь? — спросил Питер.

— Откуда я знаю? Увидим — узнаем.

— Здесь слишком темно, чтобы что-нибудь увидеть. Снаружи и то лучше видно.

Джим вытащил из, кармана спички и зажег одну. Но так было еще хуже: теперь они видели только маленький кружок света.

— Давай разделимся. Так мы быстрее обойдем дом.

— Нет, — твердо сказал Питер.

— Ладно, — Джим пошел вперед по коридору. Здесь было еще темнее, чем казалось снаружи. Обои, исписанные там и сям детьми, содрались и свисали клочьями. Джим шел, зажигая одну спичку за другой.

— Погляди в чемодане.

— Ах, да, — Джим нагнулся и открыл чемодан. — Пусто.

— Мы ничего не найдем, — прошептал Питер.

— Господи, мы осмотрели всего две комнаты.

Очередная спичка погасла. Их окружила темнота.

— Зажги еще, — попросил Питер.

— Лучше так. Глаза скоро привыкнут.

Они стояли долго, пока в темноте не начали вырисовываться смутные очертания комнаты.

Питер подскочил, услышав какой-то звук.

— Тише ты!

— Что это было? — прошептал Питер.

— Ступенька скрипнула. Вот и все.

Питер потрогал лоб. Пальцы его дрожали.

— Слушай, мы ходим тут, разбили окно. Ясно, что ее тут нет. Пошли наверх.

Джим ухватил его за рукав и потащил к лестнице.

Наверху была сплошная тьма. Питер долго стоял в нерешительности, глядя на ступеньки.

— Слушай, иди один. Я подожду здесь.

— Хочешь остаться здесь в темноте?

Питер покачал головой.

— Ладно. Тогда пошли.

Джим поставил ногу на первую ступеньку, оглянулся и начал взбираться наверх. Питер последовал за ним, когда тот был уже на полпути.

— Привет, ребята, — сказал звучный голос с подножия лестницы.

Джим Харди закричал.

Питер упал на ступеньки, парализованный страхом, и ему показалось, что он скользит вниз, прямо в объятия стоящего внизу человека.

— Я отведу вас к хозяйке, — сказал тот. Он был одет очень странно: синяя вязаная шапка на светлых курчавых волосах, как у Гарпо Маркса, солнечные очки на бледном, как слоновая кость, лице. Это был тот человек с площади. — Как ее первые посетители вы можете рассчитывать на особенно теплый прием.

Улыбка его стала еще шире, и он медленно направился к ним. Пройдя немного, он поднял руку и сорвал шапку с головы. Светлые кудри — парик — слетели вместе с ней.

Когда он снял и очки, его глаза сверкнули золотым пламенем.

Стоя у окна в отеле и глядя на лишенную света часть Милберна, Дон услышал вдалеке в холодном воздухе джаз и подумал: доктор Заячья лапка пришел в город.

За его спиной зазвонил телефон.

Сирс стоял у двери, слушая шаги на лестнице, когда зазвонил телефон. Не обращая на него внимания, он открыл дверь и выглянул. Лестница была пуста.

Только тогда он взял трубку.

Льюис Бенедикт, тоже оставшийся без света, не слышал ни музыки, ни детских шагов. То, что он слышал, сидя в темной кухне, было самым кошмарным звуком, слышанным им в жизни. То ли в вое ветра, то ли в его мозгу раздавался испуганный, почти неузнаваемый зов его жены: «Льюис! Льюис!» Поэтому, когда зазвонил телефон, он схватил трубку как спасательный круг.

И услышал голос Рики Готорна:

— Мне надоело сидеть в темноте. Я говорил с Сирсом и с племянником Эдварда, и Сирс любезно пригласил нас к себе. Приедешь? Нарушим правило и просто посидим, ладно?

Рики подумал, что молодой человек становится похож на истинного члена Клуба Чепухи. Дон развалился в одном из любимых кожаных кресел Сирса, потягивал виски и разглядывал обстановку библиотеки с выражением любопытства, делающим его очень похожим на Эдварда. Иногда он что-нибудь говорил, но это лишь подчеркивало его напряжение.

Может, это и делает его похожим на нас, подумал Рики. Но все равно Дон ему нравился; родись он лет на сорок пораньше, он был бы их другом по праву рождения.

И он что-то скрывал. Рики не мог понять, почему тот спросил их, слышали ли они вечером какую-то музыку. В объяснение он лишь сказал, что, по его мнению, то, что случилось, находится в какой-то связи с тем, что он пишет.