Среди убийц и грабителей - Кошко Аркадий Францевич. Страница 86

Я так и остолбенела, а он усмехнулся пьяной улыбкой и проговорил:

– Экую красавицу мне шлет судьба.

Я бегом из комнаты, скатилась по лестнице да прямо к швейцару:

– Кто у вас, мол, проживает в шестом номере?

– Как кто, – отвечает, – да доктор по нервным болезням, Иван Иванович Белов.

– Не может этого быть, – говорю, – это квартира Зазнобушкина.

– Какого, – говорит, – Зазнобушкина, у нас такого и в доме не имеется!

– Да, может быть, вы, милый человек, запамятовали?

– Чего там запамятовать, слава те Господи, двенадцатый год при доме живу и не то что по фамилиям, а и по именам каждую квартиру знаю.

Я поглядела в записку и говорю:

– Да это Никитская?

– Никитская, – отвечает.

– Дом номер пятый?

– Пятый.

– Так вот, нате, читайте сами.

– Действительно, – говорит, – адрес наш. А только в шестом номере живет доктор Белов. Тут у вас какая-нибудь промашка вышла.

Вышла я на улицу, так и плачу.

И на себя-то мне досадно, и добра своего жалко. Конечно, на мне 300 р. припрятано на шее да в кошечке больше двадцати осталось. Перееду в гостиницу, да там и заявлю в полицию. Хоть тошно мне было, а начала помаленьку успокаиваться. Как вдруг вспомнила: а паспорт у меня будто для прописки мошенники отобрали.

В гостиницу ж без документа не пустят. Тут я взвыла белугой. Села на бульваре на скамейку и ревмя реву. Подошел какой-то старичок, подсел и спрашивает:

– О чем вы, голубушка, надрываетесь?

– Как же, – говорю, – не надрываться, когда я в эдакий, можно сказать, переплет попала?

– А что такое?

Я коротко рассказала ему. Старичок покачал головой да и молвил:

– Да это, можно сказать, не поездка, а светопреставление.

– Что же, господин, вы посоветуете мне?

– Да что тут советовать, – поезжайте вы на угол Большого и Малого Гнездиковского переулка в сыскную полицию, обратитесь к начальнику, расскажите ему во всех подробностях дело, может, и будет толк.

Поблагодарила я его и пошла, а он еще крикнул мне вдогонку: «Гнездиковский переулок. Помните слово „Гнездо“.

Села я на извозчика и поехала. Еду, а сама думаю:

– Может, и этот набрехал. Вон ведь в Москве народ-то какой.

Еду в полицию, а того и гляди привезут к архиерею или в родильный приют. Вот, господин начальник, все рассказала по совести.

Помогите моему горю, не оставьте без внимания, – и, встав, она поклонилась мне в пояс.

– Вот что, – сказал я ей, – зайдите в мою канцелярию, оставьте точную опись украденного имущества и ваш вышневолоцкий адрес. Если хотите оставаться в Москве, то я могу выдать вам временное свидетельство на жительство. Конечно, вас кругом обмошенничали, но радуйтесь тому, что часы оказались медными.

– Какая же мне от этого радость, господин начальник?

– А та, что будь они золотыми, и вы могли бы угодить в тюрьму за скупку заведомо краденого.

– Господи Ты Боже мой, мать честная. С часами надули, лишили имущества, паспорт украли и меня же в тюрьму. Нет, ваше превосходительство, не нужно мне вашего свидетельства, уже я лучше по добру по здорову махну на вокзал, да айда в Волочек.

Ну уж и Москва, ну уж и столица. Сто лет буду жить – не забуду. Если будет вашей милости угодно, то прикажите вашим людям меня известить в Волочек, если разыщется мое добро.

Я обещал, и она, раскланявшись, вышла.

Так как трюк с часами не являлся случайным эпизодом и за последнее время до чинов полиции не раз доходили частные слухи об аналогичных проделках, то я решил усилить наблюдение перед всеми вокзалами, обычным местом такой своеобразной коммерции.

Особое внимание я приказал обратить на Николаевский вокзал. На следующее же утро с последнего было доставлено три оборванца, застигнутые на месте преступления. Им поочередно предъявлены были часы вышневолоцкой невесты. Первые двое их не признали, третий же, взглянув, довольно неожиданно заявил:

– Что тут запираться. Осень на дворе, куда мне деваться, на зиму глядя, пора на казенные харчи садиться. Да, господин начальник, действительно я продал эти часы вчерашний день какой то дамочке.

– Ну, молодец, – поощрил я его, – раз виноват, так и нечего запираться. Начал рассказывать, так и рассказывай до конца.

Поможешь мне, так я прикажу накормить и напоить тебя, переодену в казенное чистое платье и табачку велю отсыпать. Говори, кто был тот мужчина, что помог тебе вчера сплавить часы приезжей женщине.

Оборванец помялся немного, подумал и, решительно тряхнув головой, произнес:

– Да и вправду, чего же жмота щадить. Этот выжига проклятый никогда в беде не поможет. Вот и вчерась утром: дамочку на покупку подвел, а вечером с меня половину потребовал, заграбастал 12 с полтиной, а того не подсчитал, что товар мне самому в пять целковых обошелся. Одно слово – собака.

– Как же его зовут и где он живет?

– Зовут его Василий Ефимович Чернов, а проживает он на Мясницкой, дом № 5, кв. 6.

По этому адресу мною были немедленно отправлены чиновники с агентами, и вскоре же мошенники с чемоданом и паспортом были доставлены в сыскную полицию.

Суд присяжных, перед которым они вскоре предстали, однако, оправдал жену с братом. Что же касается мнимого Ивана Ивановича, то он был приговорен к году тюрьмы по совокупности преступлений.

Я исполнил свое обещание и приказал даже выслать чемодан багажной посылкой в Волочек. Вскоре я получил оттуда ответ, написанный в весьма чувствительных выражениях и чуть ли не с приглашением на предстоящую свадьбу.

ЖЕСТОКИЕ УБИЙЦЫ

Спускались вечерние сумерки. Была страстная суббота. В квартире моей царило то волнение, что присуще обычно в этот день всякой русской семье. Поспешно накрывали стол и в художественном порядке расставляли на нем снедь и пития. Незабываемая минута!

Особенно в эмигрантской жизни. Где найдешь теперь такую совокупность и разнообразие кулинарных шедевров.

Перебрасываясь словами с прибывшими на разговенья родными и друзьями, я, изголодавшийся за неделю поста, мысленно прикидывал, с чего начать – с куска ли малосольной ветчины или с маринованного груздочка под рюмку водки, как вдруг раздался телефон, и… померкли мечты. Звонил начальник Петроградской сыскной полиции В. Г. Филиппов и просил меня, как своего помощника, немедленно отправиться на 10 линию Васильевского острова в дом № 16, для производства осмотра квартиры № 4, где несколько часов тому назад произошло убийство некоей генеральши Максимовой.

Я немедленно по телефону вызвал двух агентов, невольно оторвав их также от пасхальных столов, и мы все трое, «обиженные судьбой», принялись за исполнение нашего сурового служебного долга.

Подъехав к дому на десятой линии, я прежде всего направился под ворота в дворницкую, так как старший дворник Михаил Ефимов Захарихин первый обнаружил убийство и известил о нем полицию.

Спустясь несколько ступенек, мы раскрыли двери и очутились в дворницкой. Это была довольно большая комната, с огромной русской печью, весьма опрятно убранная: большой чистый стол, несколько табуреток, в углу икона Божьей Матери, перед ней горящая лампада. Часть комнаты была огорожена ситцевым пологом, из-за которого несся детский плач. В несколько спертом воздухе пахло какой-то кислятиной, не то печеным хлебом, не то пеленками. Нас встретил старший дворник Захарихин с женой, они сразу произвели на меня приятное впечатление.

Он – высокого роста, лет 45, черный с проседью, с величаво степенным лицом; она, баба лет под 40, раздобревшая, в повойнике. Оба поклонились, приветливо приглашая сесть.

– Расскажите, как вы обнаружили убийство? – спросил я его.

– Дело было так, – взволнованно заговорил он – В 4-м номере пятый год проживает генеральша Максимова. Царство ей небесное… Хорошая была барыня, – проговорил с чувством он. – Квартирку они занимали небольшую, в три комнаты с кухней. Барыня, видимо, не очень богатая, существование имели больше на пенсию, а положена им была пенсия в 150 рублей.