Мистер Икс - Страуб Питер. Страница 103

– Мистер Сойер, – окликнул его я, – здравствуйте. Вздрогнув, Эрл Сойер поднял глаза от связки ключей.

– Я Нэд Данстэн. Мы виделись с вами в реанимационной палате больницы Святой Анны.

– Да, помню. – Он сделал неторопливый шаг вперед. Затем еще один.

– Как вы себя чувствуете? Сойер наконец отыскал ключ:

– Отлично. Меня в тот же вечер и выписали. Через пару часов осталась только головная боль. Даже синяки прошли. Синяки на мне никогда долго не живут. Что тебя завело сюда?

– Моя мама знавала хозяина этих домов.

Сойер вздернул голову и ждал продолжения.

– Несколько дней назад она умерла. Я надеялся, мне удастся поговорить с ним.

Его глаза будто изменили форму.

– Они были близки?

– Когда-то давным-давно, – сказал я.

– А как звали этого друга твоей матери?

– Эдвард Райнхарт.

– Жаль, но ты, похоже, ошибся адресом. Вот уже пятнадцать лет я прихожу сюда дважды в неделю, но никогда о таком человеке не слыхал.

– Да нет, адресом я не ошибся, – покачал головой я. – Мистер Сойер, кто нанял вас? Владелец домов?

– Может, и он.

– Его зовут Уилбур Уотли? Или Чарльз Декстер Вард?

Выражение лица Сойера вдруг изменилось, и глаза обрели прежнюю форму. Робкая улыбка изогнула губы. Он прошелся взглядом по дверям конюшни.

– Признаться, ты меня крайне удивил, дружок.

– Я заметил, – признался я. Он хихикнул.

– Я-то думаю, парень ошибся адресом, а он выдает мне «Чарльз Декстер Вард»!

– Вы знаете мистера Варда?

– Встречаться не приходилось. – Сойер подошел, остановился рядом со мной и вгляделся в тупиковый конец улочки, будто желая убедиться, что никто не подслушивает. – Я откликнулся на объявление в «Эхе». Тридцать долларов в неделю за обход вот этих зданий, по средам и субботам. Теперь за это уже платят пятьдесят. Думаю, еще поработаю здесь. А что: полтинник в неделю, до работы всего пару остановок на автобусе…

Он словно признавался в том, что это было лучше, чем воровать, и по меньшей мере вдвое проще.

– Как вы отчитываетесь перед мистером Бардом?

– Каждую субботу он звонит, ровно в шесть вечера. Спрашивает «Проблемы есть?» – «Никаких проблем, сэр», – говорю. А в понедельник днем пацан, что живет на Лавандовой, вручает мне конверт с пятью десятками. Нолли Уидл. – Сойер хмыкнул, представив того самого мальчишку, что вывел меня из трущоб в ночь, когда Роберт впервые обнаружил себя. – Как-то раз, много лет тому назад, я жутко простыл и пропустил среду. В субботу позвонил мистер Вард, и я доложил: «Никаких проблем», как говорил ему всегда. А мистер Вард… Скажем так, с тех пор я никогда ему не лгу. В моем следующем конверте лежала одна десятка.

– Как же он узнал?

– Вот именно. Видать, он все-таки сюда приходит, раза два-три в месяц. Как-то я обнаружил в раковине первого номера стаканы. А на столе во втором номере книги были по-другому сложены.

– Мистер Сойер, – сказал я. – Понимаю, я прошу вас об очень большой услуге, но… Не могли бы вы впустить меня внутрь?

Поджав губы, он позвенел ключами.

– Мистер Вард был другом твоей матери?

– Да.

– Как ее звали?

Я сказал. Покачав ключами на связке, он некоторое время раздумывал.

– Только держи руки подальше от вещей мистера Барда.

Сойер отпер дверь номера один – в пахнущий плесенью угольно-черный сумрак, с призрачно отсвечивающими очертаниями незнакомых предметов. Он скользнул куда-то влево, и я услышал щелчок выключателя. Сооружение под потолком скупо освещало обстановку гостиной Эдварда Райнхарта. Пустые книжные полки занимали всю стену справа от меня. Усилитель, катушечный магнитофон, вертушка – стереосистема, способная ошеломить любого в пятьдесят седьмом году, – вытянулись в линию на полке близ камина, а над ними располагались постер испанской корриды и репродукция «Трех музыкантов» Пикассо. Слева от камина висела уставленная грампластинками полка, а за ней виднелась узкая дверь. Уныло белели накрытые простынями диван и три кресла – это их неясные очертания невольно разбудили у меня мысли о призраках, когда я при входе вглядывался в сумрак.

– Дверь ведет во второй номер, – пояснил Сойер.

Здесь Райнхарт правил бал на своих вечеринках и неофициальных семинарах. Он вставал в позу перед камином и читал пассажи из своих работ. Картинно раскинувшись на диване, он цедил сквозь зубы провокационные речи. Студенты из Альберта – несчастный Трубач Лик и такие, как Дональд Мессмер, – слетались сюда вместе со всеми своими чувствами и переживаниями.

Эрл Сойер прошел в дальний конец комнаты, оттуда – на кухню, где из металлического корыта едва не вываливался мусор. Мы поднялись наверх и заглянули в комнату с голой двуспальной кроватью, дубовыми комодом, зеркалом и столом.

– Тебя интересует здесь что-то конкретное? – спросил Сойер.

– Меня здесь интересует все, – ответил я.

Может, на этой самой кровати меня зачали. И тут вдруг зыбким маревом затрепетал рядом Роберт – я чувствовал, как мне сейчас не хватает его присутствия, – и исчез, оставив ощущение, что был он не более чем иллюзией.

– Что?

– Да что-то послышалось.

– В таких старых домах звуки родятся сами по себе, – сказал Сойер.

Когда мы спустились, он открыл дверь, что была у полки с пластинками. За ней темнела комната – черный провал брошенной шахты.

– Погоди-ка, я включу свет.

Сойер шагнул в темноту и стал густой тенью. Я услышал звук дерева, скользящего по дереву, затем еще звук – будто выдвинули и задвинули ящик.

– Черт, каждый раз я бьюсь об этот дурацкий стол. Он включил лампу, стоявшую на столе с краю. Еще одна покрытая книжными полками стена Сойер подошел к столу побольше в центре комнаты и включил лампу, окруженную курганами пожелтевших газет и пустых упаковок из-под готовой еды. И вновь повсюду – книги, книги…

– Проходите.

Райнхарт превратил свой коттедж в библиотеку. Полки тянулись вверх под крышу, занимая все свободное пространство стен. Железная лесенка поднималась к своеобразной галерее – узеньким мосткам с перилами. В этом помещении хранились тысячи книг. Я пробежался глазами по корешкам: Г. Ф. Лавкрафт, Г. Ф. Лавкрафт, Г. Ф. Лав-крафт. Подойдя к лестнице, я поднялся на пару ступенек. На полках выстроились множество экземпляров каждого издания всех до единой книг Лавкрафта в сопровождении их переводов на все мыслимые иностранные языки. Первые издания, издания в мягких обложках, в дешевых мягких обложках, в твердых переплетах с четким шрифтом – для библиотек, сборники. Некоторые книги выглядели почти новенькими, некоторые – так, будто приобретены в обменных лавках дешевых книг. Райнхарт тратил время и деньги, скупая едва не каждый увиденный томик Лавкрафта и не раздумывая, есть он уже у него или нет.

– Я, похоже, знаю имя любимого писателя хозяина, – проговорил я.

– Мистер Вард считает Г. Ф. Лавкрафта величайшим писателем на земле. – Сойер разглядывал полки с молчаливой застарелой гордостью. – Раньше, бывало, я, закончив обход, читал историю-другую. Мистер Лавкрафт рассказал о многом, однако не обо всем, что ему ведомо. У меня было много времени поразмышлять об этом.

Это и было источником гордости Сойера – его теории о Лавкрафте.

– Надеюсь, ты знаешь, что такое притча?

– Воскресную школу посещал, – улыбнулся я.

Его улыбка исчезла в тени значимости того, что он собирался сказать:

– Притча – это рассказ, в иносказательной форме содержащий нравоучение либо скрытый смысл. Поначалу и не разглядишь, а он, смысл-то, – есть.

– Некоторые притчи таят в себе не один скрытый смысл, а несколько, – сказал я. – Чем больше думаешь о них, тем более туманными они кажутся.

– Да нет, вы, молодой человек, просто неправильно истолковываете их. Если так думать, то толку от них никакого. У притчи лишь один смысл, однако вся штука в том, что его надо поискать. С рассказами мистера Лавкрафта – то же самое. Они многому могут научить, если в тебе достаточно мужества принять правду.