Мистер Икс - Страуб Питер. Страница 9

На рождественские каникулы я вернулся в Напервилль и сделал вид, будто дела мои хороши – ну, разве что за исключением интегрального исчисления. Ни в чем откровенно не привирая, я подробно рассказал о трудных буднях и редких радостях, приписав свое уныние ностальгии. Лишь только я произнес это слово, я понял, что тосковал по Напервиллю и Грантам гораздо сильнее, чем мог себе представить. Тем временем простуда моя шла на убыль, и я попеременно то писал экзаменационную работу по английскому, то штудировал конспекты к выпускным экзаменам, успокаивался и вновь привыкал к дому. Версия жизни в колледже, придуманная мною, стала казаться более близкой к реальности – так и было бы, не чувствуй я себя таким потерянным.

На следующий день после Рождества я услышал шум подъехавшей машины, подошел к окну гостиной и увидел, как к гаражу подрулил красивый старый «линкольн» Стар. Она вышла из автомобиля – туфли на высоких каблуках, изящная шляпа и черное, не по сезону легкое пальто. В тот год Стар жила в Кливленде, променяв работу в литографической студии на уроки у художника, с которым она познакомилась, когда тот работал в Альберте. По выходным она пела в баре под названием «На воле». Лаура Грант крикнула из кухни:

– Нэд, мама приехала!

На ходу застегивая блейзер и втягивая живот, из гостиной показался Фил – он смотрел телевизор.

– Не заморозь ее там, сынок, веди в дом, – сказал он.

Стар уже шагала по выложенной плитняком тропке и, когда я распахнул дверь, лебедем вплыла в дом, пряча нервозность за ослепительной улыбкой. Она обняла меня, оба Гранта заговорили разом, и я почувствовал, как мама начала успокаиваться.

Оставшиеся дни каникул были спокойными и расслабленными. Стар подарила мне кашемировый свитер, я ей – набор переизданных пластинок Билли Холидей, а то, что приготовили для нее Гранты, оказалось равноценным нескольким безделушкам, которые она привезла в подарок им. Лаура устроила два щедрых угощения, а я продолжал развивать облагороженную версию своей жизни в Мидлмонте. После ужина Лаура и Фил оставили нас с матерью наедине, и Стар спросила:

– Ты подумываешь стать музыкантом? Честно говоря, я очень обрадовалась, когда услышала о том, что ты играешь для своих сокурсников.

Я ответил, что играю еще недостаточно хорошо и пока недоволен своей игрой.

– Ты способен на большее, – оживилась она, – и если б захотел бросить колледж, легко смог бы найти работу. Я знаю много музыкантов, и если у кого из них и есть диплом об окончании колледжа, они это тщательно скрывают.

Удивленный, я спросил, почему она решила, что я хочу оставить учебу.

– Знаешь, как это звучит, когда ты говоришь о Мидлмонте? – спросила она. – Как будто ты пересказываешь фильм.

– Да нет, хороший колледж…

– Вот только мне не надо рассказывать, какой он хороший. Я просто хочу знать, насколько он хорош для Нэда Данстэна. Взгляни на себя. Ты похудел фунтов на пятнадцать – двадцать и почти потерял сон. Ты еще не свалился только потому, что Лаура хорошо тебя кормит.

– У меня была жуткая простуда.

– А по-моему, не такая уж жуткая была твоя простуда. Просто тебе хочется приукрасить жизнь в колледже.

– Сдам выпускные экзамены, и все будет отлично, – сказал я.

Вошли Фил с Лаурой предложить кофе и по стаканчику на сон грядущий, и, прежде чем все отправились спать, мы послушали восемнадцатилетнюю Билли Холидей, спевшую нам «When You're Smiling» и «Ooh Ooh Ooh, What a Little Moonlight Can Do».

На следующий день Лаура и Стар с утра отправились по магазинам, и Стар вернулась в новом пальто от «Бигелмэна», приобретенном с шестидесятипроцентной скидкой, потому что мистер Бигелмэн решил, что ни на ком другом это пальто так хорошо не смотрится, как на Стар. Рассказывая об этом, Лаура поглядывала на меня и тут же отводила взгляд, что означало наполовину вопрос, наполовину осуждение. Стар, похоже, тоже старалась на меня не смотреть. Лаура закончила говорить, и мама отправилась снимать пальто. Выходя из комнаты, она бросила на меня мрачный взгляд. Фил ничего не заметил, и я был ему за это благодарен. Лаура сказала:

– Мальчики, вы все время сидели дома, пока нас не было?

– Еще бы, – ухмыльнулся Фил. – И едва успели выпроводить девчонок перед вашим приездом.

Моя мать вплыла в гостиную, улыбнулась скорее в моем направлении, чем мне, и взглянула на диван, будто кошка, гадающая, где бы ей примоститься. Фил прочистил горло и вызвал ее на их ежегодный шахматный турнир. Стар послала ему улыбку, в которой мне почудилось облегчение.

Раньше у Стар было довольно смутное понятие о шахматах – ну, скажем, если дать ей две попытки, со второй ей бы удалось отличить пешку от ладьи. Но ученицей она была прилежной и со временем даже стала выигрывать у Фила примерно одну партию из четырех. Сегодня же он напряженно хмурился, уткнувшись взглядом в доску, и через десять минут после начала партии оторопело пробормотал: «Погоди… Что-то я не пойму…» (Потом выяснилось, что литограф из Кливленда был прекрасным шахматистом.)

Я пошел за Лаурой в кухню, предполагая, что она разделит мое удивление по поводу этой игры.

– Или мама за год набила руку, или Фил разучился играть, – сказал я.

Лаура пересекла кухню, прислонилась спиной к мойке и помедлила, будто дожидаясь, когда мои слова растают в воздухе между нами. В обращенном ко мне взгляде не было ни тени веселья.

– Я считала, что хорошо тебя знаю, но теперь очень в этом сомневаюсь. – Лаура скрестила руки на груди.

– В смысле?

– Ты выходил из дому, когда нас не было? Я покачал головой.

– И не ездил в центр? Или к «Бигелмэну»?

– Да о чем ты? Вы со Стар вернулись какие-то странные…

– Это не ответ. – Она впилась в меня глазами.

– Нет, – ответил я, начиная раздражаться. – Я не ездил к «Бигелмэну». «Бигелмэн» – магазин женской одежды. И я не уверен, что вообще когда-либо заходил внутрь. – Я заставил себя успокоиться. – Что происходит?

– Значит, ошиблись… – вздохнула Лаура.

Из другой комнаты донесся смех моей матери.

– Фил, ты что, никогда не слыхал о Капабланке? – вскричала она.

– Он мертв, и я тоже, – отвечал фил.

– Стар очень тревожится за тебя. – Лаура продолжала изучать мое лицо.

– Не вижу повода для тревоги.

– Ты хорошо спишь? Не бывает такого, что весь день ты чувствуешь усталость?

Почти весь день я чувствую себя полумертвым.

– Иногда бывает, но это ерунда.

– Тебе хорошо в Мидлмонте? Если чувствуешь, что устал, можно взять академический отпуск на семестр.

Я снова начал злиться:

– Сначала все пытались затолкать меня в колледж, теперь все пытаются вытащить меня оттуда. Может, вы для начала определитесь?

– Нэд, разве мы тебя толкали в колледж? Тебе так показалось?

Я уже жалел о том, что наговорил.

– Вспомни-ка, сколько колледжей приглашали тебя. Это прекрасный шанс. А отсутствие диплома – это колоссальное неудобство в будущем – Лаура чуть вздернула подбородок и отвела взгляд. – Господи… Может, мы и впрямь толкали тебя. Но единственное, чего мы хотели, это позаботиться о тебе. – Она вновь обратила ко мне взгляд. – Ты единственный, кто может подсказать мне, что для тебя хорошо, и лучше, если ты будешь искренен. Кстати, о Филе не беспокойся, он думает так же.

Она имела в виду, что смогла бы объяснить мужу причину для академического отпуска. Мысль о разочаровании Фила заставила меня чувствовать себя предателем.

– Наверно, мне необходимо учиться на «отлично» и стать старостой курса, чтобы вы со Стар перестали волноваться, – сказал я.

– Эй, Нэд! – заорал из комнаты Фил. – Твоя мать и Бобби Фишер – близнецы-братья, разделенные после рождения. Это, по-твоему, честно?

– Ладно, – сказала Лаура. – Посмотрим, как ты будешь себя чувствовать к концу семестра. И прошу тебя, не забывай, что Александр Грэхем Белл изобрел такое устройство, как телефон, ладно?