Обитель теней - Страуб Питер. Страница 68

А на следующий день я вылечил раненого без всяких инструментов, одними пальцами.

Он был темнокожим, звали его Уошфорд. В те времена процветала сегрегация: негры служили в отдаленной Девяносто второй дивизии под командованием собственных офицеров. У нас же они были только денщиками, прислугой на кухне или в лучшем случае санитарами. Они как бы существовали совершенно отдельно: собирались в своем кругу, имели своих девушек – короче, жили своей жизнью. Что же касается этого Уошфорда, пуля прошла через ребра, после чего немного попутешествовала у него внутри, перемалывая потроха.

Когда санитар ввез его на каталке, Уизерс только что закончил операцию и повернулся к раковине вымыть руки, даже не взглянув, кого ему подложили. Вернувшись к операционному столу, он сначала на секунду замер, а потом завопил:

– Эт-то что еще такое?! Я вам что – ветеринар?

Как я уже говорил, был он коренным южанином, из Джорджии, а на дворе стоял тысяча девятьсот семнадцатый год. Это, разумеется, его ни в коей мере не оправдывает, но хоть как-то объясняет его поведение.

Все прочие хирурги моментально прекратили работу, а ассистентки Уизерса почему-то посмотрели именно на меня.

Раздумывать было некогда: Уошфорд мог запросто умереть от потери крови, его бинты уже набухли.

– Я им займусь, а ты возьми моего пациента, – сказал я Уизерсу.

Тот, подойдя к моему столу, процедил сквозь зубы:

– Если ты, Коллектор, его зарежешь, мне плевать, но ты будешь разочарован: у этой обезьяны нет карманов.

Проигнорировав его, я подошел к Уошфорду и снял окровавленные бинты. Ассистентка закрыла его рот и нос марлевыми подушечками, пропитанными эфиром. Сделав разрез, я осмотрел рану, вынул пулю и принялся копаться в разорванных внутренностях. И тут я во всем теле ощутил какую-то мутацию: оно сделалось легким, почти невесомым, словно это я вдохнул эфир. В голове зажужжало, пальцы завибрировали, потом затрепетал и весь я: внезапно пришло понимание того, что я могу это сделать. Ассистентка в страхе посмотрела сначала на мои трясущиеся руки, затем взглянула мне в лицо: мое пристрастие к выпивке не было ни для кого тайной; впрочем, все мы время от времени изрядно накачивались. Однако в данном случае алкоголь был совершенно ни при чем, просто это внезапное понимание моей способности его вылечить потрясло меня до глубины души.

Отложив в сторону инструменты, я провел пальцами по разорванным кровяным сосудам. Излучение, невидимое излучение так и заструилось из меня к той кровавой каше, что сотворила пуля, покувыркавшись внутри тела от легкого к печени. И эта кошмарная рана вдруг стала неимоверно быстро затягиваться. Искромсанные ткани восстанавливали свой первоначальный вид, из кроваво-красных становились девственно-розовыми… Ассистентка отшатнулась, издавая под стерильной маской булькающие звуки, а я весь пылал еще неведомым мне таинственным огнем. При этом голова была абсолютно пустой и действовал я чисто автоматически.

Выдернув зажимы, я сжал края разреза большим и указательным пальцами и резким движением закрыл рану так, как застегивают "молнию". На этом месте остался лишь розовато-коричневый, почти заживший шрам.

Ассистентка Уизерса, сдернув маску с лица, бросилась вон из операционной.

– Заберите его, – велел я удивленному санитару: тот сидел, подремывая, у входа, видел, как ассистентка выбежала словно ошпаренная, но что произошло, понятия не имел.

Уошфорда увезли, а я побрел в просторный, с кафельным полом, холл у операционной. Перед глазами у меня все плыло. Ассистентка, завидев меня, попятилась. Я уже хотел расхохотаться, но тут заметил, что на мне все еще маска.

Тогда я снял ее и опустился на скамейку возле ассистентки.

– Не надо меня бояться, – сказал я ей.

– Пресвятая Мария, – запричитала она (девушка была ирландкой, а значит, католичкой).

Энергия продолжала струиться из меня. Я поднес к лицу ладони в хирургических перчатках – они выглядели так, будто вся кожа с них содрана.

– Пресвятая Дева Мария, мать Иисуса, – продолжала бормотать сестра. Лицо ее становилось то белее мела, то пурпурно-красным.

– Забудьте то, что видели, – посоветовал я. – Забудьте, и никогда никому об этом ни слова, ясно вам?

Она немедленно скрылась в операционной, я же остался поразмышлять над тем, что только что со мной произошло.

Было такое ощущение, будто неведомая сила подняла меня на недосягаемую высоту, откуда передо мной раскинулся весь мир, и проговорила мне: "Смотри, все это отныне принадлежит тебе". На мгновение я ощутил, как давление у меня подпрыгнуло и в голове загудело.

Постепенно я пришел в себя, поднялся и вернулся в операционную. Уизерс за моим столом заканчивал оперировать.

Бросив на меня уничтожающий взгляд, он сделал несколько завершающих стежков, после чего вернулся на свое место. В тот день я провел еще пять операций, но неведомая сила, возродившая Уошфорда, больше ко мне не возвращалась.

– Вот и ночь наступила, – произнес маг, посмотрев на небо. Том изумленно огляделся: действительно, на деревьях зажглись фонари, отбрасывая тени на водную гладь озера. – Пора спать. Завтра я вам расскажу о том, как познакомился со Спеклом Джоном и что со мной происходило после войны.

– Спать? – недоумевающе спросил Дэл. – А как же…

Они с Томом одновременно уставились на обертки из-под сандвичей и грязные бумажные тарелки.

– Да-да, вы уже поели, – сказал Коллинз. Лицо его было спокойным, только чуть усталым.

– Но мы же тут сидим… – Том посмотрел на часы: стрелки показывали одиннадцать, – всего лишь час.

– Мы тут сидим весь день. Значит, увидимся завтра, в это же время. – Он поднялся, и мальчики, ошарашенные, последовали его примеру. – Хочу добавить лишь одно: Уильям Вандури, чьим именем я пользовался некоторое время, навел на меня порчу. Если бы не он, я бы, скорее всего, остался фокусником-любителем, и никогда бы не открылось мне все то, к чему я так стремился.

Глава 5

Уже без Коллинза Том и Дэл поднимались по шатким ступенькам, биологические часы каждого из них утверждали, что день только-только начался, однако весь окружающий мир говорил, что наступила ночь. Густая растительность по берегам озера превратилась в сплошную темную массу, трепещущую, дышащую. Поднявшись к дому, мальчики остановились в бледно-желтом электрическом свете и взглянули вниз: Коулмен Коллинз стоял на берегу и смотрел на озеро.

– Ты знал, что он когда-то был врачом? – спросил Том.

– Нет. Но это многое объясняет. В частности, то, почему он все-таки не послал за доктором, когда я сломал ногу. – Дэл, сунув руки в карманы, улыбнулся. – Если б кость начала срастаться не так или что-то в этом роде, он бы вылечил меня точно таким же образом, как того темнокожего.

– Да, – невесело проговорил Том, – вероятно, ты прав.

Он наблюдал за Коллинзом: маг вздернул руку, точно сигналя кому-то на противоположном берегу. Спустя несколько секунд рука опустилась, и Коллинз заспешил к домику, где хранились лодки.

– Мы в самом деле могли проторчать на берегу весь день?

Дэл кивнул, добавив:

– Я надеялся увидеться с ней сегодня, а теперь день пропал.

– Именно пропал, – заметил Том. – Неизвестно куда и непонятно как. Было десять утра, прошло что-то около часа, и вдруг одиннадцать вечера. Он у нас украл тринадцать часов. – Дэл как-то неуверенно посмотрел на него. – Я вот к чему веду: что может ему помешать украсть у нас неделю или даже месяц? И как он это делает – усыпляет нас, что ли?

– Не думаю, – сказал Дэл. – Скорее всего, время убыстряет свой ход.

– Бред какой-то.

– А твоя беседа с братьями Гримм – не бред? – огрызнулся Дэл и тут же с горечью добавил:

– А вот мне они почему-то не явились…

– Зато тебе являлись Хэмфри Богарт и Мэрилин Монро.

– Предупреждал же дядя Коул, что ты ревнив, – взорвался вдруг Дэл. – Да-да, мы как-то раз беседовали наедине, и он сказал, что в один прекрасный день ты можешь поддаться ревности и зависти, захочешь сделать так, чтобы Обитель Теней принадлежала тебе одному.