Амулет Самарканда - Страуд Джонатан. Страница 20
— Не смейте так говорить о правительстве! — заявил он. — Без волшебников страна оказалась бы беззащитной! К власти пришли бы простолюдины, и империя просто развалилась бы. Волшебники отдают свои жизни служению стране. Не забывайте об этом, мисс Лютьенс.
Голос его прозвучал резко и неприятно — Натаниэль сам это слышал.
— Не сомневаюсь, что ты, когда вырастешь, непременно посвятишь свою жизнь служению родной стране, Натаниэль, — непривычно резким тоном произнесла мисс Лютьенс. — Но на самом деле далеко не во всех странах есть волшебники. Многие прекрасно обходятся и без них.
— Похоже, вы много об этом знаете.
— Много — для скромной преподавательницы? И что, это тебя удивляет?
— Ну, вы же всего лишь простолюдинка… — Натаниэль запнулся и покраснел. — Извините, я не хотел…
— Да нет, ничего, — отрывисто отозвалась мисс Лютьенс. — Я действительно простолюдинка. Но, видишь ли, волшебники не владеют монополией на знания. Отнюдь нет. И, кроме того, знания и разум — разные вещи. И когда-нибудь ты сам в этом убедишься.
Несколько минут они молча трудились над рисунками. Кот на стене лениво отмахнулся от кружившей над ним осы. Наконец Натаниэль нарушил молчание.
— Мисс Лютьенс, а вы не хотите стать волшебницей? — негромко спросил он.
Учительница коротко рассмеялась.
— Я не удостоена такой привилегии, — сказала она. — Нет, я всего лишь учительница рисования и довольна этим.
Натаниэль попробовал зайти с другой стороны.
— А чем вы занимаетесь, когда вы не здесь? В смысле, не на наших уроках?
— Учу других учеников, естественно. Что по-твоему, я иду домой и там маюсь от скуки? Мистер Андервуд платит мне не настолько много, чтобы я могла позволить себе просто сидеть и скучать. Мне нужно работать.
— А…
Натаниэлю никогда не приходило в голову, что у мисс Лютьенс могут быть другие ученики. И от этой новости у него почему-то противно заныло под ложечкой.
Наверное, мисс Лютьенс это почувствовала. Она немного помолчала и добавила уже не таким ледяным тоном:
— Ну, во всяком случае, я всегда с нетерпением жду уроков в этом доме. Это один из лучших моментов моей рабочей недели. С тобой приятно общаться, хотя ты и склонен к поспешности и думаешь, будто знаешь всё на свете. Так что выше нос! И покажи мне, как у тебя получился каштан.
И они принялись спокойно обсуждать всякие тонкости изобразительного искусства. Беседа вновь вернулась в обычное мирное русло. Но вскорости урок прервало появление чрезвычайно взволнованной миссис Андервуд.
— Натаниэль! — воскликнула она. — Вот ты где!
Мисс Лютьенс и Натаниэль вежливо поднялись со скамьи.
— Я уже тебя обыскалась, милый, — тяжело дыша, произнесла миссис Андервуд. — Я думала, вы в комнате для занятий…
— Извините, миссис Андервуд, — начала было мисс Лютьенс. — Но день выдался такой чудный…
— Ой, да ничего страшного. Всё в порядке. Просто муж велел немедленно позвать Натаниэля. У него гости, и он захотел представить им своего ученика.
— Ну, вот видишь, — тихонько сказала мисс Лютьенс, пока они поспешно шли к дому. — Мистер Андервуд вовсе не пренебрегает тобой. Раз он решил представить тебя другим волшебникам, значит, он очень тобою доволен. Он собирается тобой хвастаться!
Натаниэль слабо улыбнулся, но ничего не ответил. При мысли о встрече с другими волшебниками ему сделалось очень не по себе. За все эти годы ему никогда не позволяли попадаться на глаза коллегам его наставника, которые порой бывали в доме. Его всегда выпроваживали в мансарду или отсылали вместе с преподавателем куда-нибудь наверх, с глаз подальше. И нынешний поворот событий был если не пугающим, то уж точно новым и волнующим. Натаниэлю представилась комната, заполненная высокими, погруженными в раздумья людьми, сильными мира сего, представились их бороды и свободные одеяния, представилось, как они смотрят на него… У него задрожали колени.
— Они в гостиной, — сказала мисс Андервуд, когда они вошли в кухню. — Дай-ка я на тебя взгляну…
Она намочила палец и быстренько стерла с виска Натаниэля полосу, оставленную грифелем.
— Вполне приличный вид. Ну хорошо, иди.
В комнате действительно было полно народу — это Натаниэль угадал верно. В ней было жарко от жара тел, запаха чая и потуг вести светские беседы. Но в тот самый миг, как он затворил за собой дверь и шагнул к единственному незанятому пятачку рядом с резным комодом, представлявшаяся ему величественная картина общества великих людей развеялась без следа.
Они выглядели совершенно иначе.
Ни единого плаща в гостиной не оказалось. Виднелось, правда, несколько недурственных бород, но всем им было далеко до бороды мистера Андервуда. На мужчинах по большей части были надеты тусклые, невыразительные костюмы и ещё более тусклые галстуки; лишь немногие дозволяли себе какой-нибудь смелый штрих — например, серый жилет или выглядывающий из нагрудного кармана носовой платок. На всех были начищенные чёрные туфли. У Натаниэля возникло ощущение, будто он по ошибке угодил на вечеринку сотрудников похоронного бюро. Никто из присутствующих не походил на Глэдстоуна ни силой, ни манерами. Одни были низкорослыми, другие — старыми и раздражительными, и многие — склонными к полноте. Они увлечённо беседовали, попивали чай, лениво грызли печенье, и ни один не возвышал голос настолько, чтобы выбиться из общего гула.
Натаниэль был жестоко разочарован. Он засунул руки в карманы и глубоко вздохнул.
Его наставник медленно пробирался через толчею, пожимая руки и время от времени издавая странный короткий смешок, когда кто-нибудь из гостей говорил нечто такое, что, по мнению мистера Андервуда, следовало считать шуткой. Заметив Натаниэля, наставник жестом велел ему подойти. Натаниэль подошёл, протиснувшись между чайным подносом и чьим-то объемистым животом.
— А вот и мальчик, — грубовато произнёс мистер Андервуд и неуклюже хлопнул Натаниэля по плечу. Трое мужчин уставились на него. Один из них был старым, седым, с морщинистым и красным, словно иссушенный солнцем помидор, лицом. Второй — средних лет тип с одутловатым лицом и водянистыми глазами; кожа у него на вид была холодной и склизкой, словно у рыбы на прилавке. Третий был куда моложе и красивее, с зачесанными назад волосами, круглыми очками и сверкающими белыми зубами. Натаниэль молча уставился на них.
— Не особенно впечатляет, — сказал склизкий тип. Фыркнул и что-то проглотил.
— Он медленно учится, — сказал наставник Натаниэля; он по-прежнему рассеянно похлопывал Натаниэля по плечу, и было ясно, что он себя чувствует не в своей тарелке.
— Лентяй, значит? — переспросил старик. Он говорил с таким сильным акцентом, что Натаниэль с трудом разбирал его слова. — С мальчиками это бывает. Ты должен упорно трудиться.
— А вы его бьете? — спросил склизкий тип.
— Нечасто.
— Зря, зря. Это стимулирует память.
— Сколько тебе лет, мальчик? — спросил младший из волшебников.
— Десять, сэр, — вежливо ответил Натаниэль. — В ноябре будет одинна…
— Еще два года до того, как вам с него будет хоть какая-нибудь польза, Андервуд. — Молодой человек вел себя так, словно Натаниэля здесь и вовсе не было. — И, наверное, обходится вам в кругленькую сумму?
— Что, его содержание? Ну да, естественно.
— И наверняка ведь прожорлив, как хорек.
— Обжора, значит? — сказал старик и с сожалением кивнул: — Да, с мальчиками это бывает.
Натаниэль едва сдерживал негодование.
— Я не обжора, сэр, — возразил он, стараясь говорить как можно вежливее.
Старик скользнул по нему взглядом и тут же отвернулся, словно бы ничего и не услышал. Но наставник довольно чувствительно хлопнул Натаниэля по плечу.
— Ладно, мальчик, можешь возвращаться к урокам, — сказал он. — Иди.
Натаниэль только рад был уйти отсюда, но едва лишь он двинулся к двери, как молодой волшебник в очках вскинул руку.
— Я смотрю, у тебя острый язык, — сказал он. — И старших ты не боишься.