Святая Русь. Книга 1 - Балашов Дмитрий Михайлович. Страница 103

Татары сушились у костров, вываживали лошадей. Кто и гонял по песчаному берегу, разогревая взмокшего жеребца. Осенняя вода тепла, а степные кони неприхотливы, и все же…

Бурые и серые халаты воинов (мало у кого была бронь) заполнили весь берег. Варились шурпа и конина. Котлы тоже плыли через Волгу, привязанные к охапкам камыша, а вот овец не было, овечье стадо плывом не перевезешь.

Скот, особенно мелкий, надлежало добыть у противника. С мстительным чувством удовлетворения завидел Васька назавтра отбитое стадо баранов и какого-то татарина из Мамаевого иля с колодкой на шее. Поноси-ка, поноси и ты теперь! Он не ведал еще, как совершится дело, но надея была, что Тохтамыш победит. Иначе опять бежать! И куды? Или вновь на кафинский базар, а там на галеру гребцом — ни свету, ни роздыху не видеть до гроба дней!

Тохтамыша он видел один раз. Смуглолицый молодой повелитель Орды промчался в шелковом зеленом халате сверх чешуйчатой хорезмийской брони, в мисюрке арабской работы и оглянул их, рядовых воинов, хищно раздувая ноздри. Видно, еще не упился властью, не обык, не было ленивого превосходства и надменной скуки в очах, что вернее всего, даже и в одежде простой, отличает повелителя от простого людина.

Тохтамыш вел полки прямо на главный Мамаев юрт, широко развернув по степи крылья своего войска и захватывая без разбору все встречающиеся стада и кибитки. Ночами варили и жарили мясо, из утра двигались без передыху весь день, только пересаживаясь с коня на коня.

«Отступит Мамай или даст бой?» — гадал Васька, не догадывая о том, что готовилось в тиши тайных, с глазу на глаз, переговоров, о чем шептали беки и для чего скакали ночью в опор ханские гонцы. Прояснело лишь на заре того дня, когда вдали запоказывались ряды Мамаевых полков.

Протрубили сигнал к бою, однако никто не вынимал оружия, и полк продолжал идти мелкою рысью, «на грунах», удерживая коней.

— Эй, Рахим, чего они?! — окликнул он по-татарски своего кунака, с которым подружились еще за Волгой. Тот глянул с прищуром, поцокал, рукою показал Ваське: саблю, мол, убери в ножны! Они уже ехали шагом, и Васька, у которого перед ожидаемой сшибкою стало сухо во рту, не понимал ничего.

Ряды сблизились. И тут Мамаевы татары стали вдруг — все подряд — спрыгивать с коней. Некоторые опускались на колени, клали перед собою на землю оружие.

— Не будут драться! — сказал Рахим. — Законный хан — Тохтамыш!

Всего ждал Васька, только не этого! Не было боя. Без боя не стало Мамаевого иля. Орда объединилась вновь.

Мамаю позволили уйти, его с нукерами не удержал никто. Ордынские беки не захотели стать предателями. Мамай, бледный от страха и гнева, ускакал от войска с немногою свитой верных ему и связанных родством и побратимством людей. Забравши в юрте казну, золото и товары, устремил далее, в спасительную Кафу, где надеялся пересидеть или податься на Запад, выжидая, наконец, когда (он еще надеялся на возвращение!) тут перессорят друг с другом и беки вновь созовут его на ордынский престол.

Он не видел, да и видеть не мог, невеликого фряжского посольства, которое сблизилось с передовою Тохтамышевой заставою и, переговорив о чем-то, двинулось дальше, прямо к шатрам нового повелителя Орды, теперь уже не Золотой, а Большой. Иначе, узрев, долго бы думал Мамай, прежде чем скакать в Кафу!

Глава 42

Осенний Крым! Теплый и терпкий, настоянный на пахучих травах воздух.

Дыхание моря… Скалистые кручи, и дорогая каменная корона крепостных стен, ползущая вверх по горе — Кафа!

Остановили в садах за городом. Греки давили виноград. Мамаю, зная, что ордынские мусульмане пьют, поднесли молодого вина. Мамай был весел и весело ждал к себе старого своего знакомца, консула Джанноне дель Беско.

На время сбора винограда в Кафе запрещался даже суд и все прочие, связанные с долгими заседаниями дела. (Просидевши день в канцелярии, можно было потерять половину урожая!) В эти дни невозможно было собрать на совет старейшин, ни даже синдиков, перед которыми обязан отчитываться консул, ни управляющих финансами… Даже военные чины, даже надзиратели, музыканты и личная охрана консула были заняты на виноградниках и давильнях. А тут уже дошли вести о полном разгроме Мамая! А тут — опустошенная казна! И — как быть с требованием: «чтобы консул не делал расходов, превышающих его доходы»; чтобы «не отдавал на откуп соляных рудников и варниц»; «чтобы шкиперы приходящих судов не принимали на борт беглых рабов»; «чтобы чиновники, берущие взятки…» Тьфу! Да каждый приезжий и каждый избранный чиновник — не важно, в совет старейшин, в комитеты, в торговую палату или суд, не исключая и самих синдиков — только и мыслит, как бы нажиться на прибыльной торговле с Ордой, на тайной продаже рабов и икры, наживаются даже на найме солдат для охраны Кафы, Чембало и Солдайи! Уследи тут! И что теперь, когда даром истрачена казна, когда погибли тысячи, когда еще неясен итог переговоров с этим новым ханом Тохтамышем, который пожелает ли вернуть Генуе захваченные Мамаем двенадцать селений?! А без того ему, Джанноне дель Беско, консулу Кафы, явно не сносить головы, когда его отзовут и Республика святого Георгия потребует отчета обо всем, что содеяно тут, и об истраченных суммах, и о погубленных человеческих жизнях!

Теперь — но, увы, только теперь! — стало предельно ясно, что весь поход был чистейшим безумием. Тем паче — ползут подлые слухи, раздуваемые греками, что Пьеро Дориа давно уже погиб в сражении, и что вся генуэзская армия сдалась венецианцам под Кьоджей, и что, следовательно, война с Республикой Святого Марка безнадежно проиграна, а ничтожный Палеолог теперь усидит на троне и судьба Тенедоса повисла на волоске… Да что Тенедос! Галату бы нынче не потерять!

И что он повестит дожу, какой отчет даст перед новым консулом, когда его, засидевшегося тут на целых четыре срока, республика, наконец, отзовет обратно?

Совет казначейства, попечительный и торговый комитеты вцепятся в него, точно волки! Ему придется отвечать и за скорый суд (почасту к суду не вызывали трижды, как надлежит, а попросту посылали исполнителей: привести ответчика в управление!), и за дела собственного викария, и за то, что он не ограничивал плату нотарию и писцам установленными суммами, что за пропуски заседаний взыскивал с чиновников не полагающиеся двадцать пять аспров, а гораздо более, что мирволил шкиперам приходящих судов в залоговых суммах (какие залоги во время войны?!), что не всегда поручал писать доклады одному секретарю, что в совете старейшин у него жители Кафы составляют не половину, а три четверти состава и купцов в комитетах было больше, нежели дворян… А из кого прикажете набирать магистраты, когда блокада держит по году генуэзские корабли в проливах и когда надобно изо всех сил угождать местному населению? Да ведь и сами синдики советовали ему поступать именно так! Но эти советы нигде не записаны и не утверждены печатью республики!

С него спросят, и почему он держит двух лошадей вместо одной… И не возьмут в толк, что Кафа не Генуя, что держать консулу тут одну верховую лошадь просто смешно! Что и пятисот сонмов консульского жалованья не хватит, ежели все «лишнее» нанимать и покупать самому, не залезая в городскую казну! Что невозможно ограничивать чрезвычайные расходы пятьюстами аспров, когда имеешь дело с Ордой, когда шестьдесят аспров стоит воз дров, когда сто аспров уходит на ежемесячное содержание лошади, когда тощий петух на рынке, и тот стоит шесть аспров! И попробуй тут подносить подарки хану, не истратив более пятисот аспров! Подарки, стоимостью менее двадцати флоринов, — убожество!

И за то, что он держит четвертого, русского, переводчика спросят с него! А как без русского переводчика в Кафе? И за что только не спросят?!

Даже за то, что позволял, за плату, жечь огонь в харчевнях по вечерам, после колокольного звона!

Джанноне дель Беско сидел в канцелярии консульства, уперев локти в стол и глубоко запустив пальцы во взлохмаченные волосы, когда в полутемную мрачную залу вступил служитель и повестил о прибытии Мамая. Он даже не враз понял, о чем идет речь. Мамай? Почему Мамай?! Мамай — это было вчерашнее, от него ведь уже отреклись! Все про него было решено на совете, с ним, почитай, заочно уже расправились…