Врата Птолемея - Страуд Джонатан. Страница 30

Старушка отняла руки от лица. Лица считай что не было. Между аккуратно причесанными седыми волосами и жемчужным ожерельем на шее блестела бесформенная масса. Масса не имела ни формы, ни чёрт. Ошеломленная, Китти на миг замешкалась. Безликая старушка подняла руку, и из неё вырвалась ещё одна сапфировая молния. Она ударила Китти в лицо, затянула её в водоворот мерцающей мощи. Девушка вскрикнула. Зубы у неё во рту зашатались, каждая косточка, казалось, вылетела из суставов; ярчайший свет ослепил её. Она почувствовала, как обугливается на ней одежда.

Атака завершилась. Голубые силовые линии потускнели, и Китти, висевшая примерно в метре от пола, мешком обрушилась вниз.

Старая леди постояла, разминая пальцы, удовлетворенно хмыкнула и оглядела зал. Люди разбегались кто куда, опрокидывая стулья, снося столы, сталкиваясь друг с другом, вереща от смертельного ужаса. Молодой блондин спрятался за бочонком. Старушка увидела, как на противоположном конце зала Джордж Фокс пробирается к сундучку, стоящему за стойкой. Ещё одна вспышка — но трактирщик метнулся в сторону. Часть стойки разлетелась в щепки и осколки стекла. Джордж Фокс откатился куда-то под стол и исчез из виду.

Не обращая внимания на царящие вокруг стоны и суматоху, пожилая леди снова повернулась, чтобы уйти. Она одернула юбку, поправила прядь седых волос, свисавшую на исчезнувший лоб, переступила через тело Сэма и потянулась к дверной ручке.

Снова раздался свист, неуместный и пронзительный, перекрывший шум в зале. Старушка, уже взявшаяся за ручку, застыла, склонила голову и обернулась.

У Китти ещё все плыло перед глазами, одежда была порвана и испачкана гарью, а обгоревшие волосы стояли дыбом, точно грива. Но несмотря на всё это, она ухитрилась подняться на ноги и метнула коробочку. И в тот миг, когда коробочка упала к ногам старушки, Китти произнесла одно-единственное слово.

Вспышка света, пронзительно-обжигающая — и от пола до потолка встал огненный столп, метра два в поперечнике. Стенки столпа были абсолютно гладкие, как у колонны. Он окружил старушку со всех сторон — было видно, как она застыла внутри, точно муха в янтаре, со своими седыми волосами, жемчужным ожерельем, синим платьем и всем прочим. Столп затвердел, резко помутнел, и старой леди стало не видно.

Ещё чуть погодя свет потускнел, столп сделался бледным и туманным. И наконец исчез, оставив на полу идеально ровный выжженный круг. Старушка с расплавленным лицом исчезла вместе с ним.

Поначалу в зале «Лягушки» было очень тихо. Видны были одни перевернутые столы, поломанные стулья, щепки, осколки, неподвижные тела и рассыпавшиеся костяшки домино. Только Китти стояла, нелепо растопырив руки, тяжело дыша и не отрывая глаз от круга перед дверью.

Затем гости принялись проявлять свой страх и ужас: они задвигались, зашевелились, один за другим медленно поднялись с пола, застонали, заголосили, загомонили. Китти молчала. Она оглянулась на разломанную стойку. Из-за дальнего конца стойки вынырнула голова Джорджа. Он молча смотрел на Китти.

Девушка вопросительно подняла бровь.

— И что теперь?

— Пусть сперва отдышатся. Потом могут уходить. Шар не должен был ничего заметить.

Китти медленно, неуклюже перебралась через ближайшую груду обломков и обошла тело бармена. Отпихнув рыдающего джентльмена, который ломился к выходу, она заперла дверь, постояла там в течение пяти минут, пока перепуганные посетители приходили в себя, потом по одному выпустила их наружу.

Последним уходил Николас Дру, который наконец выбрался из-за бочонка. Их глаза встретились. Он остановился в дверях.

— Привет, Китти, — сказал он. — Ты, я вижу, все такая же энергичная, как и была.

Лицо Китти не дрогнуло.

— Ник.

Молодой человек пригладил волосы и принялся застегивать куртку.

— Не тревожься, — сказал он. — Я забуду о том, что видел тебя. Новая жизнь и все такое.

Он окинул взглядом разоренный зал.

— Разумеется, если ты не захочешь присоединиться к «Союзу простолюдинов». Нам нужны такие люди, как ты.

Китти покачала головой.

— Нет, спасибо. Мне и здесь неплохо.

Ник кивнул.

— Ладно. Ну, тогда пока. И, это… удачи тебе.

— Пока, Ник.

Она заперла за ним дверь.

Джордж Фокс склонился над телом Сэма. Из кухни выглядывали белые, перепуганные поварята. Китти привалилась к двери и закрыла глаза. И всё это натворил всего один демон — один шпион… А в Лондоне их сотни! На следующей неделе в это же время люди снова соберутся в «Лягушке», чтобы болтать, спорить и ничего не предпринимать. А между тем каждый день по всему Лондону раздаются отдельные возгласы протеста — но их заставляют умолкнуть, быстро и безжалостно. От демонстраций толку мало. От болтовни тоже. Должен, должен быть другой путь!

Может быть, он и есть. Пора попробовать тот план…

Натаниэль

Над усадьбой премьер-министра в Ричмонде сгустилась ночь. Лужайки к западу от дома были уставлены множеством высоких колонн. На вершинах этих колонн горели цветные бесовские огни, озаряя происходящее причудливым светом. Слуги, одетые жар-птицами и саламандрами, сновали тут и там, предлагая закуски. За чёрной стеной деревьев на том берегу озера незримые музыканты играли нежную павану, и мелодия сплеталась с голосами гостей.

Могущественнейшие люди империи бродили по саду, вяло беседовали вполголоса, поглядывали на часы. Они были в парадных мантиях и костюмах. Их лица скрывали роскошные маски зверей, птиц или демонов. Подобные вечеринки были одной из многих странностей мистера Деверокса и во время войны устраивались довольно часто.

Джон Мэндрейк прислонился к столбу, глядя, как проходят мимо другие гости. Его маска была изготовлена из тонких пластин лунного камня, искусно соединенных вместе, и изображала голову ящерицы-альбиноса. Несомненно, это была великолепная, мастерская работа, но тем не менее на голове она сидела плохо. Мэндрейк в ней почти ничего не видел и уже дважды спотыкался о клумбы. Он вздохнул. А от Бартимеуса пока никаких вестей… Он рассчитывал, что к этому времени уже что-нибудь станет известно.

Мимо прошла небольшая группка: павлин, окруженный двумя подобострастными рысями и льстивой дриадой. В павлине Мэндрейк по приметному брюшку и самоуверенной походке признал мистера Коллинза, а женщины, видимо, были младшие волшебницы из его департамента, мечтающие сделать карьеру. Мэндрейк нахмурился. Когда он поднял на Совете вопрос о посохе, Коллинз и прочие незамедлительно раскритиковали его в пух и прах. До конца заседания ему пришлось терпеть десятки коварных выпадов, не говоря уже о ледяных взглядах Деверокса. Да, несомненно, его предложение было глупым и неуместным — совершенно нелепый промах для политика.

Да к чёрту эту политику! Эти дрязги и условности душили Мэндрейка — он чувствовал себя мухой, запутавшейся в паутине. Вся жизнь, вся его жизнь уходила на то, чтобы умасливать Деверокса и бороться с соперниками! Пустая трата времени. Должен же кто-то поддержать и укрепить империю, пока не стало слишком поздно! Кто-то должен бросить вызов остальным и воспользоваться посохом.

Перед тем как уйти из Уайтхолла, Мэндрейк спустился в подземелья под залом Статуй. Он не бывал там уже несколько лет и теперь, спустившись по лестнице, с изумлением увидел на полу в дальнем конце помещения полосу, выложенную красными плитками. Дородный клерк, вскочивший из-за стола, подошёл к нему.

Мэндрейк кивнул ему.

— Я хотел бы осмотреть хранилище, если можно.

— Да-да, конечно, мистер Мэндрейк. Не будете ли вы так любезны последовать за мной?

Они прошли через комнату. У красной полосы клерк остановился.

— Сэр, я прошу вас оставить здесь любые магические предметы, которые у вас при себе имеются, и отослать всех незримых существ, которые вас сопровождают. Эта линия обозначает границу. За неё не разрешается проносить никакие магические объекты, даже Чары запрещены. Присутствие малейших следов магии повлечет за собой самые грозные санкции.