Спец экстра-класса - Стрельцов Иван Захарович. Страница 31
Самоходка, тут же сдав назад, опять укрылась за домом. С грохотом открылась крышка люка, и выглянувший наружу капитан, зло сплюнув, сказал с раздражением:
– Не получилось. Мне бы ложбину в полметра, я бы тогда снаряд засадил точно в амбразуру. А так только макушку буду брить.
Дядя Федор понимал правоту артиллериста, но рыть нишу под огнем крупнокалиберных пулеметов было самоубийством, как и переть в лоб на эти чертовы пулеметы.
– Ладно, ты их глуши, оказывай психологическое давление. А мы попытаемся обойти с другой стороны и забросать амбразуры гранатами.
– Лады, – кивнул капитан, снова влезая внутрь самоходки.
– А вы, товарищ майор, оставайтесь здесь, – обратился разведчик к замполиту. – Зря не рискуйте. Оставляю с вами трех бойцов на всякий пожарный случай.
Майор кивнул. За толстенными стенами дома ему ничего не грозило, а вот предоставление на орден будет как пить дать.
От взрыва очередного снаряда с потолка посыпались известка и куски штукатурки. Абдулл стряхнул с головы пыль и выругался по-арабски. Артиллерия в этом подвале была не страшна, даже такие тяжелые снаряды не смогут пробить метровые бетонные перекрытия, отделяющие подвал от мечети. Но каждый новый взрыв эхом отзывался в мозгу Бабая, напоминая о бренности человека. Неожиданно арабский вожак ощутил страшное желание жить, и чем ближе костлявая подступала, тем сильнее было это желание. «С людьми мне не вырваться, – размышлял Ка-маль, глядя на своих боевиков, прильнувших с оружием к амбразурам. – Единственный выход, оказавшись за пределами мечети, где-то затаиться, возможно, прикинуться мертвым. Дождаться темноты, потом уйти в город, главное, выйти за пределы мечети».
– Братья, если нам суждено умереть, умрем как истинные воины Аллаха, как настоящие шахиды, —обратился алжирец с высокопарной речью к своим подчиненным. – Пусть гяуры увидят, как умеют умирать правоверные.
Арабы оживленно зашумели, подбодренные такими словами; в конце концов, ожидание смерти всегда страшнее самой смерти. Ну, а раз решились – надо действовать.
– Ахмат, установи мину на двадцать минут, – приказал Камаль Рыжебородому. – Шурави не должны получить ни наши боеприпасы и оружие, ни наших раненых.
– Все сделаю, эмир. – Ахмат приложил правую руку к груди и почтительно согнул голову в поклоне.
Бабай одобряюще похлопал его по плечу, и тут взгляд алжирца упал на забившегося в угол муллу. Старик надеялся выжить в этой мясорубке и, пользуясь своим саном священнослужителя, избежать наказания федеральных властей.
– Отец, – обратился к нему Камаль, —Аллах требует от правоверных, чтобы мы отдали жизни за него.
Двое боевиков, подхватив старика за руки, подтащили его к предводителю.
– Абдулл, сынок! Мы же родственники, – взмолился мулла, по его морщинистому лицу побежали обильные слезы.
– Сейчас все мы слуги и воины Аллаха, и он требует отдать за него свои жалкие жизни, – бесстрастно сказал Бабай.
Распахнув халат, который был на его тесте, он подал знак стоящим рядом боевикам. Те, вытащив из подсумков пять брусков пластиковой взрывчатки, быстро стали приматывать ее к впалой груди широкой лентой скотча. Через некоторое время, когда процедура была закончена, Абдулл лично воткнул в один из брусков небольшой, цилиндрической формы взрыватель с тридцатисантиметровым отрезком бикфордова шнура. Поправив халат на плечах уже смирившегося со своей участью муллы, Камаль спокойно произнес:
– Ваша дочь будет гордиться своим отцом. Потому что он умер, как шахид.
– Если у него будут свободны руки, он сможет выдернуть взрыватель. А если будет открыт рот, сможет предупредить неверных, – негромко проговорил Рыжебородый, подойдя вплотную к алжирцу.
– Мы это легко сможем исправить, – улыбнулся Бабай.
Старику тут же завернули руки за спину, плотно стянув скотчем, потом заклеили рот.
После очередного взрыва снаряда боевики гурьбой поднялись наверх. Потребовалось всего несколько снарядов, чтобы мечеть превратилась в развалины. Внутри стоял удушливый запах сгоревшей взрывчатки, пыльное облако забивало дыхание, под ногами хрустели обломки фарфоровых фресок с арабскими письменами. Огромный пролом в стене позволял двум взрослым мужчинам беспрепятственно пройти через него. Сквозь пролом был виден двор с обрушенной оградой и глубокими следами гусеничных траков.
Вытащив из кармана зажигалку, Абдулл Камаль дважды щелкнул, потом поднес оранжевый язычок пламени к бикфордову шнуру, и, когда тот, вспыхнув, зашипел, Бабай склонился к уху муллы и прошептал:
– Во славу Аллаха, вперед, отец, – и вытолкнул его наружу.
Обезумевший от страха смерти мулла бросился вперед навстречу выезжающей из-за дома самоходке, увидев свое спасение в солдатах федеральных войск.
Бегущий человек со связанными руками и заклеенным ртом меньше всего вызывает опасения или даже подозрения, скорее жалость, желание помочь. Как из-под земли возле муллы выросли две могучие фигуры в камуфляже, подхватив старика под руки, они потащили его в сторону приближающейся самоходки, к дому, за спасительные стены строения.
Старик мычал, упирался, но на него никто не обращал внимания. Главное, уйти с линии огня. Когда троица поравнялась со «спрутом», в небо взметнулся огромный куст взрыва, в мгновение ока расщепив на атомы всех троих, и, перевернув самоходку, отбросил ее в сторону.
– Вперед, – скомандовал Камаль.
Полтора десятка боевиков, выскочив из пролома в стене, опрометью бросились в направлении дымящейся воронки. Теперь они не будут сидеть в ожидании, пока их окружат и уничтожат, теперь они сами будут нападать и уничтожать.
Завернув за угол дома, боевики наткнулись на ошарашенного, испуганного человека в камуфляже. Судя по валявшемуся рядом автоматическому пистолету Стечкина и возрасту владельца, это был явно не рядовой или сержант.
Рыжебородый Ахмат вскинул свое оружие, чтобы убить гяура, но Камаль властно надавил ладонью на ствол автомата, опуская его в землю, а другой рукой подтолкнул вперед Магомеда Хусейнова. С момента начала боя он не отпускал от себя переводчика ни на шаг.
– Ты кто? – спросил по-русски Магомед.
– Я, я, – осознав, кто перед ним, незнакомец стал заикаться. – Я майор… замполит батальона… морской пехоты.
Услышав «морская пехота», арабы обозленно загалдели, но Абдулл жестом их остановил. Он в отличие от простых боевиков понял, какая их постигла удача.
– Не трогайте его. Аллах дарит нам еще один шанс.
Огромного роста дородный батюшка в золоченой ризе мощным оперным баритоном читал молебен.
В храме, украшенном ликами святых и картинами на библейские темы, было сумрачно и прохладно, пахло ладаном, топленым воском и свежевымытыми полами. Впереди у алтаря собрались верующие, в основном это были пожилые женщины, которые под аккомпанемент батюшки чинно осеняли себя крестом. Некоторое время Виктор стоял в проходе этой небольшой церквушки, спрятавшейся в узких улочках старой Москвы. Попал он сюда совершенно случайно.
Несмотря на свою молодость, Савченко достаточно пережил, чтобы стать фаталистом. Проживая день за днем, он старался увидеть в них знаки, указывающие на будущее…
Сны последнее время были только о войне, о погибших друзьях и врагах. Просыпался он в холодном поту и среди ночи бежал в парк тренироваться, изнурять себя ударной техникой и растяжкой. Лишь под утро, обессилев, засыпал на несколько часов.
Нервы были совсем ни к черту, следовало обратиться к врачу либо искать альтернативу. Реалисты ищут выход, к фаталистам разрешение проблемы приходит само.
Сегодня утром в трамвае Виктор услышал разговор двух еще не старых женщин. Одеты они были более чем скромно, но говорили достаточно громко, так, что Савченко волей-неволей пришлось слушать их.
– Я ему, дураку, говорила, – вещала длинноволосая неопрятная дама хорошо поставленным голосом лектора общества «Знание». – Скоро от своей пьянки ведь подохнешь, покайся перед смертью, попадешь в рай. А нет, гореть тебе в аду, в геенне огненной. Покаявшуюся душу бог пускает в царствие небесное, мятежная душа этого лишена. Представь себе, если бы в рай попал Гитлер…