Помело для лысой красавицы - Стрельцова Маша. Страница 11

Что за глюк? — ошеломленно подумала я и проснулась. В темноте мерно тикали часики. Я с минуту непонимающе пялилась в направлении потолка, после чего перевернулась на другой бок и закуталась в одеяло. Приснится ж такая фигня.

А еще через минуту меня осенило.

Я подскочила на кровати включила свет и подбежала к компу. Пока он загружался, я чуть не померла от нетерпения. Наконец, я нажала на ярлычок адресной книги и быстренько найдя нужный телефон, набрала его. Краем глаза я посмотрела в правый нижний угол монитора — черт возьми, было три часа ночи! Ну что ж, не так уж и поздно, это уже скорее слишком рано. Я отсчитала одиннадцать гудков, когда наконец трубку взяли.

— Алло, — услышала я заспанный голос.

— Дядя Моня! — обрадовалась я. — Простите ради бога, что среди ночи разбудила, только это и правда очень важно.

— Що случилось, детка? — спросил дядя Моня.

— Дядя Моня, миленький, можно я к вам приеду и все объясню? — взмолилась я.

— Таки до утра я думаю, дотерпит, — рассудительно сказал дядя Моня.

— Не дотерпит! — взвыла я. У меня и так времени — кот наплакал.

— Приезжай, — вздохнул он.

— Дядечка Моня, я тебя обожаю! — обрадовалась я и положила трубку. Потом быстренько натянула джинсы, свитер, схватила со стола Оксанины бумажки и ринулась из квартиры вниз, в гараж.

Дядя Моня, по документам Соломон Яковлевич Базилевич, был давним материным поклонником. Видимо потому что мать его больше пяти минут вынести не могла, и дядя Моня вследствие этого не сумел ознакомиться со всеми прелестями материного вредного характера. Наивный еврей даже на старости лет не очухался от юношеского увлечения, и не понял, как ему в этой жизни повезло. Даже то что его счастливый соперник из преуспевающего инженера стал горьким пьяницей ни о чем ему не сказало. Может я и ведьма по профессии, но вот моя маменька — ведьма по жизни. Со временем дядя Моня, понятно женился, у него уж внуки, однако к матери он до сих пор относится нежно. Так что у меня были основания полагать, что мне, дочери его вечной любви, дядя Моня не откажет.

Жил дядя Моня в коттеджике почти в центре города, за филармонией. Я влетела к нему, словно за мной черти гнались, и дядя Моня тут же запричитал.

— Магдалина, ну как ты одета! Кто ж по такой погоде без куртки ходит!

— Я на машине, — отмахнулась я.

— Пошли, чайком тебя напою, — вздохнул дядя Моня.

Я покорно поплелась за ним на кухню, и пока он разливал чай по чашечкам, положила на стол бумажку.

— Ну, що таки тебя привело к старому больному еврею? — осведомился дядя Моня.

— Вот, — кивнула я на бумажку.

Дядя Моня достал очки, сел на стул и внимательно изучил рисунок.

— И это и есть вопрос жизни и смерти? — покачал он головой.

— Да, — твердо ответила я. — Мне с ним не на танцульки бегать. Надо срочно, дядь Монь.

— Материал? — осведомился он.

— Серебро и лунный камень.

— Серебро у меня сейчас сильно плохое, грязное, проба ниже некуда, Магдалина, — вздохнул он. — Подожди немного, сделаю я тебе колечко в лучшем виде.

— Мне нужно как раз плохое, — горячо заверила я. Мне почему-то казалось что арабы или там древние египтяне, состряпавшие перстень Клеопатры, были не в курсе последних технологий по очистке серебра.

— Ну что ж, раз плохое, так приходи через недельку, — сказал старый ювелир.

Я ужаснулась.

— Дядя Моня!!! — чуть не заревела я. — Вы меня без ножа режете! Любые деньги заплачу, только побыстрее!

— А когда тебе его надо? — спросил он.

— Дядя Моня! Я бы не стала вас поднимать с постели среди ночи, если бы это не было так срочно! Вчера мне это колечко надо!

— Хорошо, детка, — кивнул мне дядя Моня. — Прямо сейчас и приступлю. Приезжай завтра часиков в двенадцать, получишь свое колечко.

— А оплата? — обрадовалась я.

— Да что оплата! Заплатишь мне тысячу за материалы и в расчете! — махнул он рукой.

— Я вас люблю! — искренне сказала я.

— Мать-то как ? — немного смутившись, спросил дядя Моня.

— Да не знаю, меня ж два месяца не было тут. Но мне сказали что не болеет.

Тут в комнату вплыла тетка Циля, кутаясь в халат.

— Моня! Що за гости у нас в такое время? — требовательно спросила она, прищурив глаза от яркого света.

— Здравствуйте, тетя Циля, — поздоровалась я. — У меня тут срочный заказ возник. Я уже ухожу.

— Що, даже чаю не попьешь? — удивилась она.

— Чай я пила, сейчас бы еще поспать до утра немного, — пробормотала я, и попрощавшись поехала домой. Там я добралась до спальни, забралась в кроватку и крепко уснула.

Утром меня разбудил настойчивый притворный кашель.

— Кхе-кхе! — папенька сидел на моей кровати и умильно смотрел на меня. — С добрым утром тебя.

— Ну что тебе? — недовольно сказала я, все еще злая на него после вчерашнего. Тело нещадно ломило, сухость во рту была неимоверная, хотя что тут удивительного? Утро добрым не бывает. И я протянув руку, взяла баночку с отваром с тумбочки и хлебнула прямо из нее.

— Доченька, — смиренно ответил тот. — Денежек бы на хлеб.

— Сколько? — спросонья неправильно отреагировала я.

— Эээ… полтинничек, а лучше соточку, — скромно потупил глазки отец.

— Чего? — тут же проснулась я и гневно завопила. — Да булка хлеба десятку стоит! Опохмелиться надо?

— Нет-нет, что ты! — лицо папика было лицом кота, несправедливо обвиненного в краже сметаны. Горечь от людской несправедливости, смирение матери Терезы и терпеливость Христа, несущего крест на Голгофу — все было на нем.

— Я хотел тебе завтрак приготовить, — с достоинством сказал он. — А дома нет хлеба.

Если бы я не знала папика, я бы устыдилась, ей богу. Однако он был неоригинален и стеснялся прямо просить на водку. Он всегда вместо этого просил на хлеб. При этом забывая, что денег я все равно не дам. А обеспечу его продуктами.

— Спасибо, папа, за заботу. Извини, что на тебя несправедливо накричала, — сказала я, зевнула и заказала по телефону завтрак. Разгладившееся было лицо папы тут же скуксилось, словно у ребенка, лишенного обещанной прогулки в зоопарк.

После чего велела папеньке принять ванну, а сама принялась за зарядку. И только по истечении получаса я поняла, что я уже сутки не пью энергетики и обезболивающее. И что я уже давно должна валяться бессильным полутрупом, корчась от неимоверной боли. Однако я вместо этого с удовольствием прокачиваю пресс и с оптимизмом планирую день.