Помело для лысой красавицы - Стрельцова Маша. Страница 21

Осмотрев бутылки, я спросила:

— Ты чего будешь?

— Коньяк если можно, — спокойно ответил он. Брр, какая гадость… Ну и вкус у него, однако. Себе я понятно смешала мартини с соком.

С бокалами я повернулась к нему. Вишневский сидел около компа и не отрываясь смотрел на меня. Ну понятно — после таких авансов в прихожей — какие могут быть компьюдеры?

Я набралась наглости и спросила:

— На брудершафт? Знакомство надо скрепить.

И мы скрепили. Потом еще раз. Потом еще, гораздо интенсивнее.

Часика через три я пялилась в темноту комнаты, а утомленный процессом скрепления Вишневский дрых у меня на плече (не я на его, а он на моем! Какая наглость!).

Я размышляла.

Только что я изменила Димке. Причем ладно бы по любви, а то так бездарно — по расчету. И еще непонятно, окупится ли мне тот расчет. Секс кстати был ужасный. У меня невыносимо болела голова, тянуло ноги и позвоночник — словно из меня жилы без наркоза кто вытягивал. И на фоне этого приходилось изображать неземной восторг и оргазм каждые пятнадцать минут. «Ты лучшее в моей жизни», — шептала я ему — нежно-пренежно. «Господи, когда ж этот козел угомонится?», — с тоской думала я в это время, художественно постанывая в такт его пыхтению. А он, как на грех, решил проявить чудеса выдержки, стараясь мне понравиться.

Аккуратно сняв его голову с плеча — не дай бог проснется — я тихонько скользнула вниз по лесенке и нашла сумку с Оксаниным лекарством. Трясущимися руками отвинтила крышку и жадно выхлестала половину прямо из горла. Посидела на пуфике минут десять, чувствуя, как уходит боль из моего тела. Господи, хорошо-то как… Стоит этот отвар таких денег, стоит!

Встав, я пошлепала на кухню, пошарилась в холодильнике и достала плошку с салатом — есть хотелось неимоверно.

— Магдалин, — раздался сзади меня голос. Я аж вздрогнула, ей богу.

На пороге стоял Вишневский, сонно жмурясь.

«Блин, принесла ж тебя нелегкая», — злобно подумала я.

— Не спится? — заботливо улыбнулась я.

— Не, — мотнул он головой. — Я без тебя не хочу.

— Салатик будешь? Он не острый.

— Буду, — кивнул он.

И мы уселись за стол, прямо из миски наворачивая салат. С ним мы управились быстро, и я налила чай.

Вишневский грел руки об кружку и хмурился.

— О чем думаешь? — спросила я для проформы. Его мысли мне были до фени, понятно.

— Откуда у тебя этот перстень? — поднял он на меня глаза.

— Какой? — деланно удивилась я.

— Который на руке у тебя.

— В Египте купила, — спокойно ответила я.

— Если не секрет, то за сколько?

— Ну в пересчете на наши — 600 рублей.

— Шестьсот? — непонимающе нахмурился он.

— А что тебя так удивляет? — прикинулась я дурочкой.

— Я точно такой же перстень там однажды купил, — задумчиво ответил он. — Только гораздо дороже.

— Ничего удивительного, — пожала я плечами. — Торговаться тебе, я так понимаю, в голову не пришло?

— Не приучен, — мотнул он головой.

— Я тоже не приучена, а у арабов только так, — деланно вздохнула я. — На мое счастье со мной в группе одна женщина из Одессы была и она на востоке жила несколько лет. И вот мы с ней как — то пошли по лавочкам сувенирами запасаться, я и решила это колечко купить. Цену мне араб за него заломил — я как стояла так и села. Мол, уникальная вещь, древность, кучу сертификатов мне под нос сунул. А одесситка ему на родном языке — мол, ты наивным русским туристам про те сертификаты рассказывай, только не мне. Спорили они помнится до хрипоты, руками махали и вопили на всю улицу. В итоге продал он мне колечко за ту цену, что одесситка сказала и само странное — расстались они довольные друг другом!

— Вот как? — еще задумчивей протянул Вишневский, крутя в руках кружку.

— Принято у них там цену завышать минимум раз в десять, а то и больше, — подтвердила я. — Национальный обычай. Там одна баба такое же колечко купила, но не говорит за сколько. Так вот, когда мы ей сказали за сколько мы свое сторговали, она аж заревела с досады и до конца тура ходила грустная, — честно глядя на него, закончила я свой рассказ.

Саня все так же вертел кружку в глубокой задумчивости, а я злорадно за ним наблюдала. Если он завтра же с горя не выкинет свое колечко на помойку, то я ничего в этой жизни не понимаю. Главное — отследить, где та помойка находится и вовремя в ней покопаться.

— Пойдем спать, Магдалин, — поднял он на меня глаза.

— Пойдем, — легко согласилась я.

Мавр сделал свое дело…

Утром я словно заботливая женушка сделала Вишневскому завтрак и поцеловала на прощание.

— Ты чем сегодня вечером занимаешься? — помявшись, спросил он.

Парню явно не терпелось продолжить банкет. Похоже, если б не бизнес, он бы у меня жить остался.

— Я позвоню если буду свободна, — нежно улыбнулась я. Хотя вообще — то я прикинула, что с перстнем сегодня все решится. И мне не придется больше с ним встречаться.

— Дай мне свой сотовый, — потребовал он.

— Послушай, я только прилетела из Швейцарии, он с лета не оплаченный, так что не уверена что мне сохранили номер, — солгала я с честным видом. На самом деле сотовый я перед отъездом оплатила с запасом.

— А домашний? — не отставал он.

— Записывай, — с минутной заминкой сказала я. Прямо сказать «Не дам» — не получится. Обидится. И еще чего доброго задумается. Ну да ладно, пусть только мой телефон определит номера, с которых он будет мне звонить, и я тут же запихаю их в черный список, пусть потом звонит.

На пороге Вишневский меня долго прижимал к себе так, что у меня трещали косточки и настойчиво целовал.

Наконец отвязавшись от него, я пошла на кухню, выпила стаканчик отвара и позвонила Оксане.

— Привет, — слышно было, что она заулыбалась, услышав мой голос. Еще бы, такие деньги! — Ты за баночкой собралась?

— За баночкой — это понятно, — перебила я ее. — В общем, я тут Вишневского обработала, позвони ему и предложи еще раз купить перстень. Я тебе денег дам на него.

— Я же говорю, он не соглашается! — рассердилась она.

— Делай как я говорю! — наставительно сказала я. — Говорю ж — я его обработала.