На берегах Горыни и Случи - Струтинский Николай. Страница 27

Ночью меня разбудил командир Лапченко.

— В нашем районе фашисты сбросили десант. Поднимайся, Николай!

Машина мчалась из Людвиполя в западном направлении по грунтовой дороге, освещённой звёздами. В пути находились около часа, затем свернули в сторону, немного проехали по бездорожью и остановились у опушки.

— Жди нас здесь, Николай! — Лапченко с другими чекистами нырнул в темноту.

«Чёрт возьми! — обозлился я. — Сидеть без оружия, в темноте, одному в незнакомой местности!»

Я отошёл в сторону и прилёг в лощине. Притаившись, наблюдал за мерцавшими в синей бездне звёздами.

Часа через два чекисты возвратились.

— Бери курс на лесничевку! — сел в кабину Лапченко.

С потушенными фарами мы двигались полевыми дорогами. Не обнаружив в лесничевке десантников, развернулись и, сопровождаемые звонким пением петухов, прибыли в Людвиполь. С юга и севера в город доносился грохот пушек, слышны были взрывы снарядов и бомб. Фронт приближался. Ударные группы врага продвигались с Ровенского и Здолбуновского направлений по железнодорожной магистрали на Сарны-Олевск и по шоссейной дороге — на Корец — Новоград-Волынский.

Людвиполь оказался в своеобразных клещах гитлеровской армии.

Через Людвиполь на Городницу и затем на Коростень отступали части Красной Армии. В дорогу собрался и я. Лапченко распорядился запастись горючим. Он предупредил, что уедем на всю ночь. По выражению лица командира и по тому, что предстояла дорога в неизвестность, я понял: наши оставляют Людвиполь…

Над родным городом опускались сумерки. Группа чекистов разместилась в кузове. К моему большому удивлению, мне приказали вести машину не на восток, а на юго-запад. Глухой ночью, с потушенными фарами, мы въехали в Межиричи.

Остановились в центре, на площади.

— Николай, надо разведать обстановку, — обратился ко мне Лапченко. — Нет ли у тебя здесь знакомых?

— Есть.

— Надёжные люди?

— Вполне.

— Давай к ним!

Остановились у одноэтажного домика, в котором жил Бузя. Я тихонько постучал в окно. Щёлкнул засов, к нам вышел Бузя.

— Какими судьбами? — удивился он. — В такую пору? Узнав причину, скороговоркой сообщил:

— Красноармейцы оставили Межиричи вчера. В городе безвластие.

— А как ведут себя националисты?

— Вчера под вечер, — шептал Бузя, — во дворце бывшего помещика собралось не меньше сотни вооружённых самостийников. Среди них были сброшенные на парашютах гитлеровские разведчики.

— Спасибо, Бузя! Мы торопимся, будь здоров!

Лапченко поднёс к глазам светящийся циферблат.

— Да, мешкать нельзя. — И тут же, собрав всех вооружённых, приказал: — Сопровождать машины до восточной окраины. Если у парка нас обстреляют, дадим бой!

— Ясно, товарищ капитан!

— Тогда «по коням»!

Гитлеровцы обошли город с двух сторон. Отступать мож но было только по одной дороге — через Городницу. Когда стемнело, чекисты берегом Случи добрались до Маренинского леса. Здесь тишину неожиданно взорвали выстрелы. Все насторожились: неужели и этот путь уже отрезан? Собрались на полянке.

— Товарищи! — взволнованно сказал военком. — Мы временно оставляем Людвипольский район? Но мы сюда ещё вернёмся! А теперь, чтобы не попасть в засаду, мы пойдём к Городнице окольными путями.

Полуторка, которую я вёл, ехала первой. Нередко останавливались, глушили моторы, прислушивались к стрельбе. Затем снова двигались вперёд.

Утром колонна въехала в местечко Городницу, расположенное у бывшей советско-польской границы. Я с большим интересом приглядывался ко всему окружающему: к людям, к домам, к магазинам.

Несколько сотрудников госбезопасности, среди которых был и Лапченко, попрощавшись с товарищами, возвратились на моей полуторке в Людвиполь: им предстояло выполнить важное задание командования.

— Быстричи и Совпу уже заняли немцы, — сообщили нам в городе.

Лапченко приказал никуда не отлучаться от машины. Только он отошёл, как возле меня присел бывший сержант польской армии Омельчук.

— Ты, парень, вижу, задумал отступать с большевиками, — упрекнул он. — Одумайся, пока не поздно! Немцы весь мир пройдут и никто их не остановит, понял? Убегай, куда глаза глядят. Перебудешь, а через часок-полтора немцы освободят нас.

— Освободят, говорите? — возмутился я. — Какой же вы двуличный человек! Недоброе советуете. Вы удрали, я удеру, и другие так поступят, а кто же будет защищать родную землю?

— Так не всё же это могут делать.

— Тот, кто о шкуре своей печётся, конечно, не станет рисковать.

— М-да…

— Так вот, я пойду вместе с Советской властью, а вы идите своей дорогой! Но потом пожалеете!

Омельчук опомнился и схитрил:

— Я так, в шутку, ты извини меня, Николай, — и, заметив подходивших чекистов, удалился.

В тот же день мы благополучно добрались до Городницы, а оттуда уехали дальше. Но в районе Козельца гитлеровские войска сомкнули кольцо. Ожесточённые бои шли на обоих берегах Славутича. Мы оказались на окружённой врагом территории. И в конце сентября 1941 года я возвратился домой в село Буду-Грушевскую.